– Что ещё за новости? Всё‑таки гастрит у этой девочки? А я говорил, что доведёт тебя эта работа. Есть один раз в день – это совсем не дело! – привычно запричитал отец.

– Нет, не то. Нашу Камиллу пригласили в столицу работать.

Огорошенный новостью, он застыл на пороге кухни.

– Вот те раз! А кто ж ей там завтрак готовить будет?

Все дружно засмеялись.

– Ну, поздравляю, доченька!

– Папа, я буду часто приезжать. Как обустроюсь, вы сразу приедете ко мне. Не переживай, мы будем часто видеться. Только не забывайте принимать свои лекарства – я буду звонить каждый день и проверять.

– Да… звонить и проверять… ты поесть забываешь, – напомнил отец. – Я о тебе думаю. У нас‑то всё хорошо будет, а вот за тебя волнуюсь.

Глава 2

Покупая билет в авиакассе, Камилла не могла унять тайную дрожь. Это был первый раз, когда ей приходилось уезжать так далеко и так надолго.

«Ты сильная девочка, Камилла, и обязательно со всем справишься», – повторяла она про себя, успокаивая тревожные мысли.

Пугало не только предстоящее собеседование. Ей хотелось понравиться руководству, убедить, что она хороший специалист, получить эту работу… А как потом сложатся отношения в новом коллективе, сможет ли она не потеряться в новом большом городе? Всё это крутилось в голове и не давало покоя. Впрочем, дороги назад уже не было: заявление на увольнение главный врач, пусть и после долгих уговоров, но подписал, и эта страница её жизни была перевёрнута навсегда.

За день до вылета прощались с подругами. Говорили все по очереди: в основном поддерживали смелый поступок и желали удачи, но некоторые сочли эту затею полным сумасшествием. А одна из не самых близких подруг даже прорыдала весь вечер, опрокидывая бокал за бокалом, потому что теперь не осталось свободных ушей, куда можно облегчить душу после очередной любовной истории.

Впрочем, в какой‑то мере Камилла была для всех «подорожником», пытаясь излечить раны каждого, кто попадал в её поле зрения. Потому и отпускать её не хотелось никому.

Последний вечер дома прошёл за сбором вещей и зацеловыванием сквозь слёзы ничего не понимающей Миланочки.

– Мама уезжает по работе, но мы очень скоро встретимся. Хорошо себя веди, слушай бабушку и дедушку, – наставляла она дочку.

Собеседование прошло на удивление быстро и гладко. И рекомендательное письмо с предыдущего места, и точное знание алгоритмов работы не позволили руководству клиники усомниться в её компетентности. Камиллу зачислили в штат. Поиск съёмного жилья на удивление тоже не стал проблемой. Ничего нового в специфике работы не было, поэтому Камилла быстро влилась в общий ритм и новый коллектив. Умение расположить к себе людей тоже сыграло на руку: она быстро обзавелась новыми друзьями. Полная отдача на работе и долгие телефонные разговоры с семьёй в свободное время – вот что составляло жизнь Камиллы теперь. Но это придавало уверенности, что всё идёт правильно.

Несколько раз приезжали родители с Миланой на неделю или две. Так прошло полгода.

Меж тем мир вокруг менялся. В политическом климате явственно повеяло холодом. Что‑то невидимое назревало в мире, но плод этот был не румяным и сочным, а холодным и сверкающим, как ледяной шар, грозивший взорваться изнутри и рассыпаться мириадами ранящих осколков. Это понимали и чувствовали многие, но обсуждать никто не хотел. Камилла редко включала телевизор, немногим чаще листала ленту новостей, чтобы лишний раз не расстраиваться. Молилась только об одном: хоть бы их маленький городок продолжал оставаться тем же тихим и спокойным местом. Но день ото дня кислый дух пороха всё явственнее щекотал ноздри. Объявили набор в войска по контракту, военкоматы «пылесосили» всех подряд: слепых, хромых, придурковатых… А вскоре возникла острая нужда в медицинском персонале.

Однажды днём раздался звонок от брата из родного маленького городка:

– Алло, Камилла, привет! Ты представляешь, мне «письмо счастья» пришло, он громко рассмеялся, но этот смех не предвещал ничего хорошего.

«Да… этого ничто никогда не пугало», – подумала Камилла.

– Ну и над чем ты смеёшься, умник? Мне вот совершенно не смешно, – ответила она.

– А что плакать‑то? Ты же знаешь, я ничего не боюсь.

Эдвард был двоюродным братом Камиллы, младше неё на три года. Но иногда ей казалось, что младшей в их большой семье была она.

– Камилла, ты представляешь, меня определили в медсанчасть, а я из медицины знаю только твой номер телефона!

Снова хохот.

Камилла знала, что этот парень даже пластырь приклеить ровно не мог – какая ему медсанчасть…

– Эдик, приятного тут, конечно, мало. И в двух словах я не проведу тебе урок первой медицинской помощи в военно-полевых условиях. Могу сказать только: если будет возможность позвонить… – в последнем Камилла очень сомневалась, – то ты мне набери. Объяснишь вкратце ситуацию и что там даёт визуальный осмотр. Скажешь, что у тебя в аптечке и из подручных средств, а я скажу, что можно сделать. Без паники и лишних вопросов ты под мою диктовку будешь проводить ту или иную манипуляцию. Понял меня?

– Понял, сестрёнка! Люблю тебя!

Гудки…

Есть люди с тревожно-мнительным типом личности, именно такой всегда казалась Камилла. Но в глубине её души была скрыта натура неистовая и сильная, что проявлялось лишь в самые тяжёлые и опасные минуты. Всё же не зря она выбрала экстремальную профессию: в нештатных ситуациях, когда многие впадали в панику, хрупкая девушка сохраняла удивительное самообладание, проявляла хладнокровие и даже отвагу.

В скором времени в стационар, где трудилась Камилла, стали поступать раненые военные. Корпуса закрывались для гражданских пациентов. Спецтранспорт привозил «трёхсотых» разной степени тяжести. Самые тяжёлые прилетали вертолётами санавиации. А набор добровольцев продолжался: по городу запестрели баннеры с призывом молодых мужчин на контрактную службу. Но военные события происходили где‑то очень далеко и потому не вызывали паники у населения. Многие, принявшие решение полностью абстрагироваться от ситуации, продолжали жить своей обычной жизнью в привычном ритме. Работали торговые центры, в театрах шли спектакли, в залах – концерты, на площадях время от времени шумели натужно-весёлые ярмарки…

* * *

Этот утренний сбор в стационаре принято было называть «пятиминуткой», хотя никто не помнил, чтобы когда‑нибудь он ограничивался пятью минутами. Ежедневно по будням руководство больницы и дежурные врачи собирались, чтобы разобрать сложные истории болезни, озвучить новые приказы и инструкции. В то утро всё было не так, как обычно. Главврач объявил о сборе в конференц-зале по рации, и в его голосе было что‑то неуловимо новое. Собирались молча, отчего коридоры казались непривычно тихими, но это затишье предвещало бурю. Недобрая тишина словно навалилась на плечи, и её ощущали все врачи: и приходящей, и уходящей смены.

В одном из холлов на втором этаже стоял кофейный аппарат. Это было, пожалуй, любимое место всех врачей и персонала, к концу смены еле передвигавшего ноги от усталости. К нему спешили при первой возможности: в минуты передышки после экстренных ситуаций или оторвавшись от бесконечных историй болезни… Припасть к стаканчику с обжигающим напитком было равно глотку свежего воздуха. Камилла тоже бежала сюда, как только появлялась свободная минутка, хотя кофе был сомнительного вкуса и ещё более сомнительного качества, совсем не тот, что варила по утрам мама… Но эти пять минут тишины в прохладном кожаном кресле под фикусом, с маленьким бумажным стаканчиком в руках были бесценны, чего не поймёт тот, кто там не работал.

Объявление по рации застало Камиллу именно там.

– Вставай, пошли, – потянула её подруга Люси.

– Не торопись, успеем. – Камилла только что сменилась после очень трудного дежурства и теперь тянула свой капучино медленно, закрыв глаза. Ноги гудели, и казалось, этот гул она слышит в ушах.

За время работы в стационаре Люси и Камилла сдружились. Люси было двадцать девять, и их многое объединяло: она тоже одна воспитывала ребёнка, сына четырёх лет. Ей так же помогали родители, и так же непросто складывалась её судьба. Одно отличие всё же было: некоторое время назад Люси встретила молодого человека. Теперь они жили вместе, а в скором времени их должно было стать ещё больше. В последнее время Люси ходила счастливая: наконец‑то всё в жизни складывается точно так, как она мечтала: любимый заботливый мужчина рядом, пополнение в семье и куча планов. Чего ещё может желать молодая женщина в этом возрасте?

– Ещё бы здоровый позвоночник – да, Люси? – подшучивала Камилла. – Если вы проснулись утром и у вас ничего не болит – задумайтесь: а живы ли вы?

– Камилла, твой чёрный юмор…

Зайдя в конференц-зал, они быстро поняли, что, как говорится, «это “жж” неспроста». Главный врач – статный широкоплечий мужчина сорока восьми лет с очень серьёзным лицом – молча прошёл в зал. Широким шагом он проследовал к своему столу, держа в руке какую‑то папку.

– Здравствуйте, коллеги, – его тон также не предвещал ничего хорошего. – Как мы знаем из обстоятельств происходящего, а также помня о том, что все медицинские работники имеют воинскую обязанность, возникла необходимость организации командировки персонала нашей больницы в госпиталь другого города. Сразу хочу сообщить, что командировка не длительная и стационар находится вне зоны опасности.

– Ой, Камилла-а… ой, бли-и-ин… – пролепетала Люси прямо ей в ухо.

– Люси, не наводи панику. Девушек никуда не отправят. Вон, мужиков полно, – ответила Камилла, но ей самой было не до смеха.

Главврач меж тем продолжал:

– Повторюсь – командировка не длительная, около двух недель. Хорошо (он подчеркнул это слово) оплачиваемая. Необходимо четыре человека на две недели в промежуточный сортировочный стационар другого города, который находится в безопасной территориальной зоне.

– Камилла, это, конечно, хорошо, но у нас в отделении всего три мужика. Четвёртого кого они будут брать? Явно не бабу Валю, – тревога Люси росла.

Баба Валя была «динозавром» стационара. Безусловно, когда‑то она была прекрасным врачом, но при всём уважении к её труду, багажу знаний, опыту и стремлению к стажу работы в сто лет Камилла и Люси считали, что женщина на седьмом десятке должна работать максимум в поликлинике, а минимум – на грядках дачного огорода. Может, это суждение было и неверным, и предвзятым, но уж какое было.

– Итак, – продолжил главврач, – поскольку наше отделение я не могу оставить без персонала, то, посоветовавшись с вышестоящим руководством, было принято решение, что в командировку едет…

Секундная пауза показалась длиною в жизнь.

– Альберт Александрович, Константин Витальевич, Георгий Эдуардович…

Снова пауза… Камилла мгновенно провалилась в воспоминания из детства: «А к доске пойдёт… к доске пойдёт…» И именно тогда, когда ты совершенно не готова.

Голос главврача изменился. Он выдохнул. Показалось, или в его глазах промелькнуло: «Господи, что я делаю?»

Взрослый мужчина опустил глаза, затем поднял голову, посмотрел на девушек и спросил:

– Кто из вас поедет?

И тут несдержанность Люси превзошла все границы:

– Баба Валя поедет, Игорь Анатольевич! Баба Валя!

– Люси, угомонись, прошу тебя, – тихо, сквозь зубы, процедила Камилла.

Но нет. Истерику уже было не остановить. Понятно, что ни о какой командировке не могло быть и речи. В её голове не было других мыслей, кроме выбора свадебного платья и красивых приглашений на торжество, а потом и цвета детской коляски.

Боясь уронить авторитет в глазах подчинённых, Игорь Анатольевич стукнул рукой по столу:

– Люсине Альбертовна, прекратите своё безобразное поведение!

Люси плюхнулась в кресло, уронила голову и зарыдала.

– Куда мне беременной ехать? Не хочу! – шептала она в промежутке между всхлипываниями.