– Он не злодей, – спокойно ответил Дамир, пока мы шли по шуршащей под ногами листве. Его голос звучал ровно и тихо, будто он объяснял мне что-то само собой разумеющееся. – Он просто голодный. Сумеречники живут на границе миров, там, где свет встречается с тьмой. Они питаются чужими эмоциями, отголосками душ. Моё отражение для такого – настоящий деликатес.

Я слушала его и думала, что у парня определённо слишком богатое воображение. Наверное, перечитал фэнтези или просто решил разыграть подвыпившую девчонку. Но почему-то я всё равно шла за ним, заинтригованная этой дурацкой игрой и его непроницаемым лицом.

– И как ты собираешься его найти, этого своего Сумеречника? – спросила я, кутаясь в пальто. Холод пробирал до костей.

– Он оставляет за собой пустоту, – сказал Дамир, не сбавляя шага. – Там, где он проходит, звуки затихают, а цвета блекнут. Это и есть его след.

Я уже приготовилась отпустить очередную шуточку, но слова почему-то застряли в горле. Я вдруг поняла, что что-то изменилось. Сначала я не могла уловить, что именно, но потом до меня дошло. Стало слишком, неестественно тихо. Я больше не слышала ни скрипа качелей, ни шума ветра в ветках. Даже далёкий лай собак, который сопровождал нас всю дорогу, исчез. Я остановилась и прислушалась. Мои собственные шаги по сухой листве казались теперь глухими и ватными.

– Ты слышишь? – прошептала я, и мой шёпот прозвучал оглушительно в этой звенящей тишине.

Дамир остановился рядом. Его лицо в полумраке было похоже на маску.

– Да. Он где-то близко.

И тут я заметила второе изменение. Цвета. Лунный свет, который пробивался сквозь голые ветви, всегда был холодным, серебристым. А сейчас он стал просто серым, безжизненным. Весь мир вокруг – тёмные стволы деревьев, мокрая от недавнего дождя земля, моё синее пальто – всё стало блёклым, словно на старой, выцветшей фотографии. Алкогольный туман в голове рассеялся без следа, уступив место липкому, тошнотворному страху.

– Дамир, мне это совсем не нравится, – пробормотала я, инстинктивно делая шаг ближе к нему. Он был единственным, что казалось настоящим в этом сером, немом мире.

Он ничего не ответил, но я почувствовала, как всё его тело напряглось. Его пустые, тёмные глаза неотрывно всматривались в густую темноту между деревьями. И в этой темноте что-то зашевелилось.

Это были тени. Сначала я подумала, что мне просто мерещится от страха. Но они и правда двигались, медленно отделяясь от стволов, сгущаясь и вытягиваясь. Они не были похожи на обычные тени от деревьев. Они были объёмными, живыми, и на моих глазах принимали жуткие очертания огромных, тощих волков с вытянутыми мордами. У них не было тел, только клубящаяся, как густой дым, темнота, но я почти физически ощущала исходящий от них ледяной холод и голод.

Я застыла, не в силах издать ни звука. Дыхание спёрло, а по спине пробежал ледяной пот. Ноги стали ватными. Этого не может быть. Это просто пьяный бред, галлюцинация.

Одна из тварей, бесшумно скользнув по жухлой траве, прыгнула прямо на меня.

Я закричала. Пронзительно и отчаянно, так, как никогда в жизни не кричала. Время будто растянулось. Я видела, как этот сгусток мрака летит на меня, и в голове пронеслась одна-единственная мысль: «Вот и всё». Но в последнее мгновение Дамир, двигаясь с какой-то нечеловеческой, смазанной скоростью, рванул меня в сторону. Я неуклюже рухнула на мокрые листья, больно ударившись локтем о корень дерева.

А он встал между мной и этими тварями. И зашипел. Это был не человеческий звук – низкий, гортанный, полный такой угрозы, что у меня волосы на затылке зашевелились. Он выкрикнул несколько коротких, отрывистых слов на языке, которого я никогда не слышала, и от этих звуков сам воздух, казалось, задрожал. Тени-волки замерли на полпути, а потом, издав тонкий, похожий на скрежет металла по стеклу визг, отпрянули назад и просто растворились в темноте, будто их никогда и не было.

И тут же вернулись звуки. Зашумел ветер в ветвях, где-то вдалеке снова залаяла собака. И мир, хоть и остался ночным и мрачным, вновь обрёл свои тусклые краски.

Я сидела на холодной, влажной земле, дрожа всем телом, и не могла отвести взгляда от спины Дамира. Вся моя бравада, весь хмель, вся дурацкая уверенность в себе – всё исчезло. Остался только животный, первобытный ужас. Это было по-настоящему. Эти твари были настоящими.

Дамир медленно обернулся ко мне. Он протянул руку, чтобы помочь мне встать, и в этот момент я увидела. Рукав его пальто был разорван, а на предплечье виднелась глубокая царапина, оставленная, видимо, когтями твари. Но из раны текла не кровь. Оттуда медленно сочилась тёмная, густая жидкость, похожая на чернила или смолу. Она не капала на землю, а двигалась, словно живая, и прямо у меня на глазах втягивалась обратно, затягивая рану, пока от неё не остался лишь тонкий белый шрам.

Я смотрела на это, открыв рот, не в силах поверить. Мой простой и понятный мир только что треснул по швам и рассыпался в пыль.

– Ты… ты цела? – спросил Дамир.

Я с трудом подняла на него глаза. И впервые за всё время нашего знакомства я увидела в его бездонных зрачках что-то, кроме пустоты. Там было беспокойство. Настоящее, человеческое беспокойство. За меня. И от этого мне почему-то стало ещё страшнее.

Глава 4. Логово в старой школе

– Нам нужно в школу, – сказал Дамир. Он отдёрнул свою руку, и я увидела, что последняя тёмная полоска на его коже исчезла, словно её стёрли ластиком. Его глаза всё ещё казались пустыми, как у куклы, но в них появилось что-то новое. Какая-то холодная, стальная решимость. – Сумеречник затащил эхо туда. Школа сейчас – это как губка, пропитанная старыми воспоминаниями и эмоциями. Для него это идеальное место.

Я всё ещё сидела на холодной земле и не могла заставить себя встать. Сердце билось так сильно, что отдавало в ушах, заглушая все остальные звуки.

– В школу? – переспросила я, с трудом поднимаясь на ноги. Они меня совсем не слушались, будто превратились в вату. – В ту самую, где мы…

Я не закончила фразу. В голове, как вспышка молнии, пронеслась ужасная догадка. Наш дурацкий ритуал на Хэллоуин. Мы смеялись, кривлялись, пили дешёвые коктейли. Мы выплёскивали свою энергию, даже не задумываясь о последствиях. Неужели это мы сами его позвали? Неужели из-за нашего веселья сейчас происходит весь этот кошмар?

– Бежим, – коротко бросил Дамир, обрывая мои мысли. Он снова схватил меня за руку, и его хватка была на удивление сильной. Я и пикнуть не успела, как он потащил меня за собой.

Мы неслись сквозь ночной парк. Деревья, которые днём казались обычными, теперь превратились в скрюченных монстров с ветками-когтями. Ветер завывал в ушах, и мне казалось, что я слышу в нём тихий, зловещий шёпот. Он будто пытался зацепиться за меня, пробраться под куртку, залезть в голову. Я чувствовала, как что-то невидимое и холодное скользит совсем рядом. Пару раз я спотыкалась на ровном месте, но Дамир крепко держал меня и не давал упасть. Он бежал так легко и быстро, что я едва за ним поспевала, задыхаясь от страха и нехватки воздуха.

Краем глаза я видела, как тени за нашими спинами становятся гуще, как из них тянутся к нам тонкие, прозрачные руки. Но Дамир каждый раз оказывался между мной и ими. Он отталкивал меня вперёд, что-то бормоча себе под нос на своём странном языке. Его движения были такими резкими и точными, что я не успевала за ними уследить. В эти моменты он совсем не был похож на обычного парня. Он был как будто частью этой ночи, её порождением.

Наконец, мы выбежали из парка и оказались перед знакомым зданием. Наша заброшенная школа. Но сейчас она выглядела совсем иначе. Не просто старой и забытой, а по-настоящему зловещей. Она словно была живым хищником, который терпеливо ждал именно нас. Пустые окна смотрели на нас, как чёрные глазницы мертвеца, а обшарпанные стены казались ещё темнее и выше, чем обычно.

– Сюда, – Дамир потянул меня за угол, к маленькому подвальному окошку, которое мы всегда обходили стороной.

Оно было грязным и, казалось, заколочено намертво. Но Дамир без видимых усилий выбил прогнившие доски, и мы полезли внутрь.

Внутри была абсолютная, непроглядная тьма. Воздух был тяжёлым и влажным, пахло сырой землёй, плесенью и ещё чем-то тошнотворно-сладким и чужим. Я не видела ровным счётом ничего. По коже побежали мурашки от холода, который пробирал до самых костей. И снова эта тишина. Мёртвая, звенящая тишина, от которой начинали болеть уши. Казалось, здесь замерло всё, даже моё собственное дыхание.

Я почувствовала, как рука Дамира легла мне на плечо.

– Стой здесь, – прошептал он. Его голос звучал глухо и как-то нереально. – И не двигайся.

Я слышала, как он сделал несколько осторожных шагов вперёд. Я стояла, вцепившись пальцами в холодную стену, и отчаянно пыталась хоть что-то разглядеть в этой темноте. Она была такой плотной, что казалось, её можно потрогать руками.

И тут я его увидела. Не сразу. Сначала это было просто тёмное пятно, которое было ещё чернее, чем окружающий мрак. Потом это пятно начало шевелиться, копошиться, словно огромный бесформенный слизень, сотканный из ночных кошмаров. Это был Сумеречник. Он медленно пульсировал, меняя свою форму, и от него исходил такой холод, что у меня застучали зубы.

А внутри этой живой тьмы, как в кривом зеркале, я увидела его. Эхо Дамира. Его отражение было искажённым, вытянутым, с широко раскрытым ртом, из которого вырывался беззвучный крик ужаса. Его пустые глаза смотрели прямо на меня, словно умоляя о помощи.

– Отдай его! – голос Дамира прозвучал так резко и громко, что я вздрогнула.

Он бросился вперёд, прямо на это существо. Я видела, как он пытается прорваться сквозь живую тьму, как его руки проходят сквозь неё, будто сквозь густой дым. Но Сумеречник был как вязкая, липкая жидкость. Он обволакивал Дамира, не давая ему добраться до своего отражения. А потом, с отвратительным чавкающим звуком, тварь отбросила его в сторону. Дамир с глухим стуком ударился о стену, но тут же вскочил на ноги, готовый снова броситься в бой.

Мой мозг, до этого парализованный страхом, вдруг заработал. Ритуал. Крыша. Свечи. Наша энергия. Наши глупые шутки. Вот что его привлекло. Это мы виноваты. Я виновата!

Паника снова подкатила к горлу, но вместе с ней пришёл и прилив адреналина. Я должна что-то сделать. Что-то, что может помочь. Что-то, что отпугнёт эту тварь.

Я начала судорожно шарить по карманам, сама не зная, что ищу. Руки дрожали так сильно, что я едва могла нащупать свой телефон. Старенький, поцарапанный, но… в нём был фонарик.

С отчаянной надеждой я вытащила его. Пальцы никак не могли попасть по нужной иконке на экране, но наконец я включила фонарик на полную мощность. Яркий, чистый луч света пронзил тьму подвала.

Я направила его прямо в копошащуюся массу Сумеречника.

Тварь замерла. Всего на секунду. А потом из неё вырвался такой пронзительный, нечеловеческий визг, что мне показалось, будто само здание сейчас рухнет. Это был звук, полный боли и ненависти. Существо начало дёргаться и сжиматься, словно тая под лучом света. Оно корчилось и извивалось, пытаясь уползти от фонарика, свет которого был для него невыносимой пыткой.

Дамир не стал ждать. Он снова рванулся вперёд. На этот раз тьма не смогла его удержать. Его рука, как молния, вонзилась в клубящуюся массу, и он выхватил оттуда своё отражение. Оно было маленьким и дрожащим, но больше не искажённым.

Всё произошло в одно мгновение. Отражение, похожее на тонкую струйку серебристого дыма, влилось в грудь Дамира. И в ту же секунду его глаза… Его глаза! Они перестали быть пустыми чёрными дырами. В них вспыхнула жизнь. Появился цвет – глубокий, тёмно-карий, как мокрые осенние листья. В них промелькнули узнавание, облегчение, усталость и что-то ещё, что-то очень человеческое.

Он тяжело дышал, опёршись руками о колени. Его плечи под курткой вздымались и опускались. Он был настоящим. Живым.

Дамир медленно выпрямился и повернулся ко мне. Мы стояли друг напротив друга в тусклом круге света от моего телефона. Он смотрел на меня, и в его взгляде я видела и благодарность, и удивление, и что-то ещё, что-то очень личное и тёплое.