– Да от этих мастеров она и перестала работать! – Вопрос Ивановой был воспринят как личное оскорбление. – Вчера же утром и приезжал мастер. Ходил тут, смотрел. Диагностику камер проводил. Вроде как эксперт, оценку делать пришел. Там же управляющая сейчас судиться с тем поставщиком камер собирается. Ну и доказательства собирает. А этот эксперт зачем-то и к работающей камере из другой партии полез. Я ему сразу сказал, чтобы не трогал. А он: «Диагностику надо провести!» Да так провел, что камера эта работать и перестала. Вроде молодой, а в технике не разбирается совершенно. И где только таких мастеров набирают?

– И другого вызывать не стали?

Иван Степанович надулся; видимо, окончательно оскорбился.

– А мы лишних людей к нам не зовем. Паренек тот сказал, что к концу недели вернется и все наладит. Что там контакт перегорел и еще надо линзу менять. Вот он в пятницу все это привезет и сделает. Чего другого мастера-то звать?

Таня поняла, что вопросами своими зацепила человека за живое и поспешила вернуть разговор в рабочее русло. Да и эта мешанина из разрозненных и совсем сейчас неважных фактов Иванову мало интересовала. Когда-нибудь она найдет в себе силы на то, чтобы разобраться с происходящим в ее УК безобразием. Когда-нибудь, но явно не сегодня.

Они еще раз пересмотрели все записи с камер за последний час – хорошо, что человечество изобрело быструю перемотку, – потом еще за два часа, но незнакомого парня не было нигде.

– Значит, все-таки на первом этаже живет, – подвел итог Иван Степанович. – Или заходил к кому-то, кто там живет.

– Ага, – Иванова бестолково кивнула. Куда больше внимания она уделяла сменяющимся кадрам на экране монитора. Будто надеялась, что чем пристальней будет вглядываться в него, тем больше шансов, что парень промелькнет где-то. Каждый раз, когда на записи двери лифта открывались на первом этаже, она припадала к экрану и всматривалась вдвойне внимательно. Надеялась и ждала, что хоть где-то он мелькнет. Пройдет мимо. Хоть немного попадет в кадр!

Но время шло, запись проматывалась на максимально возможной скорости, а искомого парня все не было и не было. Следом они посмотрели камеры, висящие на соседних подъездах, но и там незнакомец не попался в объектив. Везунчик какой.

– Мы тут так весь день посмотрим, – подал голос Иван Степанович. – Я-то не против, но мне тут уже давно закрыть все надо было и домой идти.

Иванова опомнилась от этих слов.

– Точно! Простите, что задержала, – прозвучало искренне, но в то же время с нескрываемой грустью. Жаль было столько времени, потраченного впустую.

Судя по выражению лица Ивана Степановича, острое чувство сожаления у них с Ивановой было одно на двоих. Слишком много надежд было возложено на современные технологии.

Наскоро распрощавшись и еще раз поблагодарив мужчину за попытку помочь, Таня отправилась к дому. Всю дорогу ее раздирали сомнения и сожаления об утерянных возможностях.

«Надо было сразу же за ним побежать».

«Надо было прохожих расспрашивать».

«Надо было самой обойти всю округу».

Эти и десятки других «надо было» неустанно жужжали в голове Ивановой. Но лишь одна мысль могла заткнуть их всех: «Глупости это все. Это не мог быть Богдан Очередний. Из тюрьмы так быстро не выпускают».

Это казалось логичным и единственно верным заключением. Оставить бы эти назойливые мысли и идти домой. Лечь спать и забыть о случившемся. Но Таня все равно никак не могла успокоиться. Уж очень похожи были татуировки. И ведь в том же самом месте! Точно такой же рисунок!

– Нет, – проворчала она недовольно себе под нос, – это не может быть просто совпадением. Нужно позвонить Кирьянову.

Глава 2

Едва ли не с первыми лучами еще теплого осеннего солнца Таня села в машину и направилась по давно знакомому маршруту – в следственное управление. Дело у нее было сверхважное и совершенно не терпящее отлагательств.

Именно с этой фразой Таня и ворвалась в кабинет своего старого друга – подполковника полиции Владимира Сергеевича Кирьянова.

– Вчера я до тебя так и не смогла дозвониться, но сегодня от ответа тебе не уйти.

Вернувшись домой, первым делом Таня действительно набрала номер друга, но тот был очень занят и не мог толком слушать, а потому попросил расписать все в сообщении. Вот Иванова и расписала: щедро так, на половину листа А4 хватит, если не больше. Кирьянов сообщение получил, прочитал, но так ничего и не ответил. Сидеть на одном месте, ждать, надеяться и верить Таня никогда не умела, а потому и приехала в такую рань выпытывать ответ.

Расположившийся за своим столом подполковник полиции посмотрел на свою давнюю подругу откровенно сонным взглядом.

– Танюх, я как знал, что ты у меня с первыми петухами будешь. Только документы распечатать собирался, – мужчина кивнул на свой новый монитор.

– Так показывай. Чего бумагу портить? – Иванова обошла стол друга и встала справа от его кресла. Одну руку она положила на спинку кресла подполковника, второй уперлась кулаком в столешницу, слегка наклонившись вперед. – Это прежний твой монитор был смертью для глаз. В этот хоть смотреть приятно.

Кирьянов довольно улыбнулся похвале; всего месяц назад он наконец смог выбить для себя новый монитор взамен старого. Тот был уже настолько плох, что без кровавых слез в него нельзя было взглянуть.

На экране был открыт отсканированный документ с яркой синей печатью внизу. Краски были настолько яркими, что Таня даже засмотрелась.

– Действительно, старый твой монитор давно пора было на помойку отправить.

– На свалку истории! – поправил Кирьянов.

– И туда тоже. – Таня оторвала взгляд от печати и быстро пробежалась глазами по тексту документа. – Ты когда раздобыть-то все это богатство успел?

Кирьянов не без самодовольства дернул плечами и выпрямился:

– Так работаем же. Сразу же после твоего сообщения стажеру написал. Он-то и постарался.

Бросив чтение, Таня оглянулась на друга:

– Это тот стажер, который место преступления затоптал, а потом рядом еще один труп не заметил?

Подполковник кивнул:

– Он, родимый. Не поверишь, но за лето так поднатаскался, что диву даешься. Ни дать ни взять, а ценный кадр следственного управления растет. Вот и эти сведения нашел в кратчайшие сроки. Не знаю даже, с кем он там задружиться успел, что все на блюдечке с голубой каемочкой прислали еще до начала рабочего дня.

Иванова, не скрывая своего удивления, громко хмыкнула:

– Далеко пойдет парень.

Самодовольство Кирьянова только приумножилось на глазах.

– Ну само собой. Мой же ученик.

Усмехнувшись, Таня едва удержалась от того, чтобы припомнить другу, сколько раз он плакался ей из-за этого стажера. Сколько дров он наломать успел за первые пару месяцев, пока еще приходил сюда производственную практику отрабатывать. А теперь вот – гордый наставник и превзошедший все ожидания ученик.

Но времени на восторги сейчас не было; Иванова вновь обратила свой взгляд на монитор.

Текста в документе было немного – можно сказать даже, что несправедливо мало, – всего два небольших абзаца, размашистая подпись и синяя печать. Прочитав документ до конца и вновь врезавшись взглядом в яркий круг внизу страницы, Таня удивленно выпрямилась:

– Как «умер в тюрьме»?

Кирьянов поджал губы, будто бы это он был повинен в смерти недавнего заключенного.

– Сама видишь. – Он процитировал заключение. – «Смерть наступила в результате асфиксии». Повесился в своей же камере.

Иванова всегда славилась тем, что за словом в карман не лезла, но сейчас был явно случай из ряда вон: она стояла и молча смотрела в монитор, не имея ни малейшего понятия, что должна на это все ответить.

– Есть шанс, что самоубийство было сфабриковано, а сам Очередний выбрался из тюрьмы?

Кирьянов вновь пожал плечами и щелкнул мышкой, открывая другой файл. Теперь на экране были такие же яркие и четкие фотографии – одна из тюремной камеры, вторая из морга. Факт того, что это был тот самый Богдан Очередний, налицо – татуировка притягивала взгляд Ивановой, словно магнит. Ровно так же, как и вчера у подъезда.

– Но ведь и это можно было подделать. Грим, купленные охранники и прочие радости. Он ведь был из богатой семьи, мог себе такое позволить.

– Мог, – не стал спорить Кирьянов, – но я очень сомневаюсь, что это могли подделать. В той тюрьме работает мой хороший знакомый. У них там подобное не практикуется. А если бы Богдан Очередний и нашел кого-то падкого на деньги, то это быстро бы вскрылось.

Таню эти слова не убедили. Видела же она вчера этого человека? Конечно, видела. И как теперь поверить, что он умер несколько месяцев назад?

– Ладно. Давай тогда ему позвоним. – Кирьянов достал телефон и стал быстро листать телефонную книгу. Нужный номер нашелся под буквой «Н».

– Колька, привет! – воскликнул подполковник, прижимая телефон к уху. – Как ты там. Все в работе? Ага! А жена как? Да ладно! Шутишь же. Какой еще четвертый ребенок? Вам уже обоим под пятьдесят! Знаю я про эту вашу любовь, всем возрастам покорную, но не до такой же степени, Колька!

Тут Кирьянов поймал недовольный взгляд подруги и кашлянул, вмиг возвращаясь к своему образу серьезного подполковника полиции.

– Поздравляю, конечно, но позже обсудим. Я тебе по делу звоню. Мы тут вам вчера запрос по Очереднему посылали. Нет, ответ-то мы получили и в курсе, что он полгода назад умер. Но можешь подробней рассказать?

Таня замахала руками, пытаясь неловкой пантомимой подсказать другу поставить вызов на громкую связь. Не с первой попытки Кирьянов понял, что от него хотят; кабинет наполнился звуком низкого басистого голоса.

– Так с первых дней ему ото всех и прилетало, – вещал хороший знакомый Кирьянова. На фоне слышался шум, гам и прочие радости дома, в котором есть трое детей. – Потом вроде как оставили его в покое, когда он одного бывалого зэка порезал. Побаиваться стали. Но парнишка все равно не в своей тарелке был. В тюрьме, конечно, сложно быть в своей тарелке, но этому было совсем невыносимо. Только в день свиданий он более-менее нормальным становился. Сестра, видимо, как-то могла его утихомирить. А потом опять как бешенство у него начиналось. Не знаю уж, чего его к нам определили, а не в комнаты с мягкими стенами. Все хотел поднять вопрос об этом, да не успел. Повесился он.

– Точно он повесился? – озвучил Кирьянов немой вопрос подруги. Таня замерла, прислушиваясь, а вот «Колька» вопрос понял по-своему:

– Да вроде. Во всяком случае, выглядело так, будто бы сам. Хотя кто его знает. Ему с его-то характером много кто смерти желал. А у нас тут – ты сам понимаешь, как расследования проходят. Раз уж нашли с петлей на шее, значит, самоубийство.

Громко и тяжело вздохнув, Иванова отошла от стола и села на ближайший стул, опустив взгляд на сцепленные в замок пальцы.

– Ладно, Колька, – мужчина выключил громкую связь и приложил телефон к уху, – спасибо за помощь. Я тебе вечером позвоню. Расскажешь, что там у вас с женой случилось такое, что вы снова родителями стать решили.

Кирьянов с улыбкой, а иногда и с короткими громкими смешками, еще дважды попрощался и положил трубку.

– Ну? – спросил он тут же у Ивановой. Та не сразу нашла что ответить на такой глубокий и неоднозначный вопрос.

– Я уверена, что видела его вчера, – произнесла она четко и почти по слогам. – Он придержал мне дверь в подъезд, усмехнулся, а потом ушел.

Краем уха она услышала, как застучали по полу колесики офисного кресла; Кирьянов подъехал поближе к подруге и положил руку ей на плечо:

– Ты уверена, что это был он? Мало ли похожих людей?

– Уверена. Та же самая татуировка. В том же самом месте? – Она поднесла ладонь к лицу и нервно ткнула пальцем в правую щеку. Ровно туда, где черный абстрактный завиток рисунка изгибался на лице Очереднего и тянулся к глазу.