Мария Лунёва: Наедине с драконом. Его неслучайная попутчица

Пролог

Я сидела в стороне от остальных детей. Расправляла подол нарядного зеленого платья и не понимала, почему никто не желает со мной разговаривать.

Чем я им всем так не понравилась?

Я ведь ждала, готовилась к приезду родственников новой папиной жены. Продумала угощения, помогала слугам украсить площадку в саду.

Но они на неё не пожелали идти, высмеяли и бантики, и гирлянды.

Опустив голову, вздохнула. Свадьба была вчера. Я надеялась, что, как только отец вернется из храма, то меня, как его дочь, наконец посчитают своей, но этого не случилось.

Я так и осталась тенью.

Но почему?

Мой папа был владельцем богатого поместья, наш род – древний и уважаемый среди магов. Мама умерла несколько лет назад. Упала с лошади, а целители не успели. У него осталась только я. Но девочка не может быть наследницей.

Бабушка объяснила мне всю сложность ситуации. Будущее всего рода было под угрозой, он мог угаснуть. Поэтому, когда папа сказал, что женится снова, я вовсе не была против: он любил маму, но нельзя же всю жизнь горевать!

И я была рада видеть эту драконессу.

Красивая, высокая, волосы белые как снег. От неё сложно было взгляд отвести.

Я старалась ей понравиться, но она будто не замечала меня. Да и ладно, главное, что папа улыбался.

На свадьбу съехались все наши родственники со всех сторон. И если у нас в роду детей не было, то со стороны мачехи – много. И все такие интересные – блондины – девочки и мальчишки – с чешуйками на подбородке и висках.

Поджав губы, я взглянула, как они играют, и слезы на глаза навернулись. Шмыгнув носом, убрала за ухо упавшую на глаза рыжую прядку волос, зажмурилась. Солнце светило так ярко, а я шляпку не взяла. Веснушек больше станет, а они и так весь нос обсыпали. Нет, ну это типично для мага огня, но всё же совсем не красило.

Приложив ладонь ко лбу, чтобы хоть немного скрыться от прямых лучей, вздрогнула. Над площадкой пронесся громкий лай сторожевых собак.

Место они для игр всё же выбрали – жуть. Рядом псарня, там содержали злющих ночных охранников поместья. Здоровенные звери. Бывало, что кто-то днем и выбирался побегать.

Мне сюда совсем не разрешали приходить.

Но это мне, а нашим гостям, видимо, можно – раз они здесь резвятся. Даже больше, они дразнили собак, совершенно не слушаясь работников псарни.

Глупые и высокомерные.

Сложив руки на груди, я повернулась к выходу из этой части сада. Вот чего здесь сидеть и слезы лить, что я им не понравилась? Не было у меня ни друзей, ни братьев, ни сестёр. И не надо.

Проживу.

Но я отчего-то продолжала сидеть и наблюдать за их компанией. Собаки им надоели, и они принялись чертить что-то на земле, а после прыгать по квадратикам, при этом они ещё и мешали друг другу магией, вызывая под ногами соперников то пламя, то водные фонтанчики, то мелкие вихри. Со стороны это выглядело весело.

Поджав губы, я продолжила наблюдать за их забавами. В компании драконов особенно выделялся высокий мальчик. Самый ловкий и быстрый. А магия… Он владел, кажется, всеми стихиями. Длинные светлые волосы разлетались от каждого порыва ветра. Серые чистые глаза.

Он был так похож на мачеху. Ещё бы – её родной племянник. И слуги говорили, что она воспитывала его как родного.

Джосеми.

Папа так восхищался своим теперь уже пасынком. Именно он стоял возле них во время церемонии в храме, а меня бабушка не пустила. Потому что девочка. Ему там место, а мне – нет.

Все вокруг только и говорили об этом драконе. Джосеми такой, Джосеми сякой, весь распрекрасный.

Да, я ощущала обиду на него. Но в то же время, когда он на меня поглядывал, я жутко смущалась.

Ну, красивый же.

Слуги шушукались. Мол, мне уже двенадцать, еще несколько лет – и невеста. А ему и того больше....

Я тихо слушала их и ужасно смущалась.

– Джосеми, смотри, как я могу!

Услышав крик, я вскинула голову и нашла взглядом красивую блондинку. Приподняв подол, она скакала по квадратам, ловко прыгая с одного на другой.

Он засмеялся и кивнул. А после повернул голову в мою сторону, нахмурился и отошел.

– Ты не смотришь на меня, Джосеми, – в голосе девочки прозвенела злость.

Она остановилась и сложила руки на груди. К ней тут же подбежали сестры. Они о чем-то шушукались, бросая на меня недобрые взгляды. Как будто я перед ними в чем-то виновата.

Нет, ну на них не глядит какой-то там «юродный» брат, а я виновата.

Фыркнув, я отвернулась.

В псарне залаял пес. Мальчишки снова принялись дразнить его, будто в этом было что-то веселое.

– … Давай разыграем, будет забавно. Спорим, она заплачет.

Девочки, оставив игру, побежали в сторону беседки.

Я заинтересованно проследила за ними, заинтригованная. Кто должен плакать и почему? И что же смешного в чужих слезах?

Чем больше я наблюдала за нашими новыми родственниками, тем меньше понимала их.

… А солнце продолжало припекать, и можно было в дом уйти. Но там взрослые. А детям рядом не место. Придется сидеть в комнате и не выходить, а это еще скучнее.

– Виола, это тебе, – вздрогнув, я подняла взгляд на появившуюся передо мной маленькую девочку.

Она улыбнулась, продемонстрировав отсутствие переднего зуба, и протянула записку.

Взяв, я кивнула ей. Раскрыла и ощутила, как бешено забилось сердце.

«Виола, ты очень красивая. Пойдем с нами играть, я тебя жду. Джосеми».

Еще раз перечитала и просияла. Они все же примут меня. И не придется здесь одной сидеть.

И еще я красивая… Мне был так приятен комплимент.

Поднявшись с лавочки, я пошла к ребятам.

Счастливая!

Так все в груди сжималось. Сколько же у меня друзей теперь будет. Можно приглашать их на лето. Играть в беседке летом, а зимой лепить снеговиков и делать горку. И никогда не будет так одиноко.

– К нам морковка идет, – выкрикнул кто-то из девчонок.

– Кто звал морковку?

И смех. Я остановилась, ничего не понимая.

– Рыжая морковка… А что это за грязь на твоем носу?

Они окружали, выкрикивая обидные слова.

– Морковка…

– Рыжая…

– Сотри эти пятна с носа…

– А она не может… Фу, иметь такую кожу!

– Рыжая-бестыжая!

Я растерялась. Смотрела на них и не знала, что отвечать. Меня никогда так не оскорбляли. И страшно стало, и обидно за себя. Я ведь к ним с добром. Они гости в доме моего рода. И так себя ведут.

– Рыжая, тебе на нос что, птички брызнули? – и снова хохот.

– Перестаньте, – не выдержала я. – Разве можно так? Мы же теперь все родня. Что я вам сделала?

– Родня?! – кто-то выкрикнул за спиной. Я обернулась, пытаясь понять, кто.

Они кружили, постоянно перемещаясь. Кричали все разом:

– Нам морковка не сестра!

– Тебя отправят в закрытую школу для рыжих!

Я снова обернулась и натолкнулась взглядом на Джосеми.

Он наблюдал за происходящим и не двигался.

– Да-да, – засмеялась стоящая рядом с ним девочка. – В закрытую школу, потому что здесь ты больше не нужна. У твоего отца будет сын. Такой же, как мы. А ты уже не нужна ему.

– Неправда! – от возмущения у меня в горле пересохло. – Папа меня любит!

– Вовсе нет. Твоя мама умерла. И теперь у него новая жена, и она родит ему детей. А ты больше не нужна.

Я уже не понимала, кто говорит. Меня загнали и окружили.

– Почему вы такие подлые, – я чувствовала, как глаза щиплет от слез. – Что я вам всем сделала?

– Ты некрасивая.

– Ты здесь больше не главная…

– И еще ты противно-рыжая, морковка.

Я снова повернулась. Они ходили по кругу, мелькая перед глазами. Кривлялись. Им было весело. Они дразнили, как и того пса за забором в псарне, что не успокаивался и постоянно лаял, взбешенный своей беспомощностью.

– Некрасивая.

– Ты с грязью на носу.

– Неправда, – меня затрясло. – Джосеми написал, что я красивая, – вспомнив о записке, я подняла руку и показала ее. – Я не морковка, и никто меня никуда не отправит. Папа меня любит, ясно вам? А вы подлые.

Но ответом мне был веселый девичий смех. Одна из драконесс подбежала и выхватила из моих пальцев листок.

– И правда, записка! Джосеми, тебе что, нравится морковка?

– Я ничего не писал, – рассерженно прокричал он. – Что за идиотский розыгрыш?

– О нет, Джосеми, ты влюбился в морковку! – теперь все принялись доставать и его.

Мне же стало так противно. Какие они все гадкие и жестокие!

– Я ничего не писал, – рявкнул он и быстро выхватил бумагу из рук родственницы. – Это что? Это ты сама написала? – Он уставился на меня. – Зачем?

– Я ничего не писала! Мне это она передала, – я быстро нашла взглядом нужную девочку и указала на нее пальцем.

Та поджала губы и просто сбежала в сторону беседки.

– Не ври, морковка, – снова влезла та самая белобрысая, что стояла рядом с Джосеми. – Моя сестра ничего тебе не давала. Ты влюбилась в нашего братца. Влюбилась! Морковка влюбилась!

Они смеялись, я же не понимала, откуда столько ненависти.

– Да за что вы меня так? – закричала я, смотря на Джосеми. Он был немного старше их. – За что?

Он стиснул челюсть, записка в его руках вспыхнула и сгорела.

– За что, – девочка задрала нос. – А думаешь, раз папочка богаче нас, так можешь важной себя считать? Хвастаться садом и украшениями? Дразнить пирожными?

– Да я же для вас старалась, – мне стало так обидно. – Вы…

– Морковка сейчас заплачет, – кто-то кинул в меня землей.

Я не успела прикрыть руками лицо, и грязь врезалась в щеку.

– Кидайте в неё, пусть поплачет.

Моя челюсть затряслась. Я все так же смотрела на Джосеми.

Но он не вмешивался. Комья земли, брошенные с усмешкой, больно врезались в меня, оставляя царапины и грязь на коже и еще более глубокие следы – на сердце. Каждое хихиканье, долетавшее со стороны моих новых «родственников», было острее любого камня. Мое горло сжалось от кома обиды, а глаза предательски застилала влага.

Не выдержав, я развернулась и побежала.

Куда? Не знаю. Лишь бы подальше отсюда.

– Леди Виола, стойте! – за моей спиной закричал работник псарни, но я не успела ничего понять.

Хлопок, грохот сорванной петли. Я обернулась и увидела, как огромный, мускулистый черный пес выбил калитку вольера и ринулся на меня. В его глазах горела слепая ярость, а мои ноги словно вросли в землю от ужаса. Закричав, я инстинктивно закрыла лицо ладонями. Последовал грубый удар в грудь, от которого я рухнула на спину. Воздух вылетел из легких.

А потом – рычание. Жуткое, низкое. И нестерпимая, разрывающая боль в ноге. Такая острая, что белые искры брызнули из глаз вместе с непрошеными слезами. Моё тело пронзил крик, которого я сама не узнала – полный чистого страха и агонии.

– Леди, не шевелитесь!

Ко мне бежали на помощь, но голоса мужчин тонули в моих рыданиях и визгах. Пес, почуявший кровь, глубже вцепился в мою ногу и принялся трепать ее, таская меня по колючей земле.

Детский смех, наконец, прекратился. Они все замерли и смотрели на меня испуганно, поняв, что забава зашла слишком далеко. А в центре стоял Джосеми. Сквозь пелену слез я видела, как шевелятся его губы, он будто что-то говорил. Но не мне. Скорее самому себе.

Он обернулся на хихикавших девиц и, наконец, подняв руки, в отчаянии запустил пальцы в волосы. Мне показалось, что этот жест говорил не об ужасе за меня, а о досаде за испорченное развлечение.

– Сейчас, леди, сейчас, – псу с силой разжимали челюсти, а я лежала, не в силах пошевелиться, и не могла оторвать глаз от своих новых родственников. Их бледные лица причиняли почти ту же боль, что и клыки пса. Им не было меня жалко. Они испугались собаки, и не более.

За что меня? Потому что я богаче? Потому что накрыла для них стол с угощениями? Они решили, что я выставляюсь.