Тропинка сбежала вниз, у ручья стало темно и даже холодно, но Борис задерживаться не стал, продолжил путь. Относительно пологий спуск сменился крутым подъемом, порой, чтобы не сорваться вниз, приходилось цепляться за корни деревьев. Но вскоре подъем закончился, Борис вышел на полянку, сплошь поросшую мать-и-мачехой. Там он и увидел примотанный к дереву манекен.

Рафаэлю стреляли в голову и в пах, Борис насчитал четыре дырки вверху и шесть внизу. Еще три пулевых отверстия над головой. Стрелок мазал, и нетрудно понять почему. На большом камне, откуда, судя по гильзам, бил карабин, стояла разбитая бутылка с остатками коньяка на донышке. Видимо, Ворокута выстрелил в нее в последнюю очередь, когда уходил. А кто еще мог казнить Рафаэля, как не Ипполит? Напился как свинья, схватил под мышку манекен, взял карабин и пошел выпускать пар. Ну не идиот! И ведь соображала голова, манекен скотчем к дереву примотал.

От полянки тропинка уходила дальше в горы, Борис и не прочь бы пройтись, погулять, но только не сегодня. Трава такая мокрая, что в кроссовках уже хлюпает, еще и тучи тень на ясное небо наводят, похоже, снова гроза собирается. Ветер поднялся. Уходить пора.

Дождь лил дня два-три, ливни хлестали, море из берегов выходило, а ручей и не думал превращаться в бурный поток, спокойно струился к бурлящей сейчас реке, по камешкам, в пугающем сумраке шатра из сцепившихся над ним крон деревьев. Сумрак этот, казалось, хватал за ноги, пытался держать за руки. Борис облегченно вздохнул, когда вышел на солнце. Бегом поднялся к своему дому, открыл и запер за собой калитку. Сердце в груди билось не только от физической нагрузки, но и от эмоций. Ладно, живой шатер над ручьем, а расстрелянный Рафаэль? Что это нашло на Ворокуту, что он за сволочь такая?

Полина в своем репертуаре, уже вывесила одеяло на просушку. Стоит, смотрит на солнце, думает, как скоро небо затянет тучами, уж не погорячилась ли она? Увидела Бориса, обрадовалась и удивилась одновременно.

– А разве ты не к морю пошел?

– А тебе не интересно знать, кого сегодня там в горах расстреляли?

– Расстреляли?

– Рафаэля. Он, конечно, манекен, но я почувствовал его боль, – и в шутку, и всерьез сказал Борис.

– Ворокута его расстрелял?

– Ворокута, больше некому… Напился, видать, рухнул с дуба.

– И где он сейчас?

В калитку вдруг с силой ударили, Борис вздрогнул, как будто над ухом кто-то выстрелил. А ведь до калитки метров двадцать.

– Вот сука!

Не так важно, робость он отбросил или обычную осторожность, главное, что на месте не остался. Травмат лежал на перилах террасы, Полине хватило ума его там оставить. По пути к воротам Борис обменял топор на «Вальтер», с пистолетом в опущенной руке открыл калитку.

Ворокута стоял на широко расставленных ногах, чтобы легче было сохранять равновесие. Волосы расчесаны, лицо гладко выбрито, глаза скрыты под солнцезащитными очками, на голове бейсболка, запах одеколона за версту можно учуять, снова летний спортивный костюм, но уже другой, такой же новый, но светло-зеленого цвета. Тенниска белая, воротник расстегнут на все пуговицы, цепь золотая видна, звенья крупные, плотно впритирку друг к другу. Вчера цепь в глаза не бросалась.

– Готов? – строго, но с улыбкой спросил Ипполит.

Он смачно жевал резинку, но перегаром от него все равно тянуло.

– К чему?

– К субботнику! Водорослей накидало, русалку спрятать можно.

– Рафаэля берем?

– Нет Рафаэля!

– И где же он?

– Понятия не имею, – совершенно серьезно сказал Ворокута.

– И как стреляли, вчера не слышал?

– Слышал. Во сне.

– Это же ты стрелял! Я твои следы видел. И бутылку с отбитым горлышком. Там еще коньяк остался, можешь сходить, похмелиться.

– «Курвуазье» коньяк?

– Не знаю. Я спросил, он не ответил, – сам от себя не ожидая, пошутил Борис. – И Рафаэль молчит. Четыре дырки в голове.

– Пулевые дырки?

– И гильзы от «Сайги».

– У меня «Сайга», но я ничего не помню… Утром просыпаюсь, коньяка нет, Рафаэля нет…

– Провал в памяти?

– Выходит, что так.

– И часто так с тобой?

– Ну-у…

– Я сейчас в полицию позвоню! – не угрожал, а предупреждал Борис.

– Не понял! – вскинул свои крылья-брови Ворокута. – И что ты мне предъявишь? Жестокое обращение с манекеном?

– Нарушение правил обращения с оружием… В общем, так: или ты добровольно сдаешь карабин в полицию, или мне придется написать заявление – выбирай!

В раздумье Ипполит наморщил лоб.

– Ну, хорошо, завтра поеду в поселок и сдам ствол, – хоть и со скрипом, согласился он.

– Сегодня!

– Куда сегодня? Тучи собираются!

– И море штормит.

– Есть немного.

– Зачем тогда пляж чистить?

– А вдруг русалку найдем!.. Полина Ильинична!

Мало того, что Ворокута помахал Полине рукой, он еще и пошел к ней, толкнув Бориса в плечо. Как бы и без злого умысла толкнул, но Борис едва устоял на ногах. Ну и тяжелое у Ипполита тело, а плечо как будто чугунное. Интересно, какой крепости у него кулак. Что-то не хотелось Борису испытать на себе силу его удара. Но за плечо он Ворокуту все-таки схватил.

– Ты куда?

Но тот этого как будто не заметил, продолжил движение, чугунное плечо выскользнуло из руки Бориса.

– Полина Ильинична!

Ипполит еще не остановился, но уже поймал Полину за руку, поднес к ней губы, чмокнул. Хорошо, что обниматься не полез. А мог. Чувствовался в нем ухарский настрой. Борис глянул на пистолет, который по-прежнему держал в руке. С удивлением глянул. Непонятно кто ворвался к нему во двор, он не стреляет. Может, потому что резиновые пули будут отскакивать от Ворокуты, как мячики от стенки, потому что он чугунный?

– За что вы Рафаэля убили?

Полина не стала любезничать с чудилой, атаковала его в лоб.

– Не помню! Провал в памяти!

– Вам нельзя пить!

– Ну конечно!

Ворокута повернулся к Борису и с ликующе-лукавой улыбкой шлепнул себя по лбу.

– Просто не буду пить!.. А я все думаю, зачем сдавать карабин, он ведь может нам пригодиться!

– Тьфу-тьфу! – сплюнула Полина.

– И не говорите! – Ворокута подался к ней и повел рукой так, как будто собирался обнять за талию.

Но не обнял. Потому что Борис смотрел на него волком. Да и Полина предусмотрительно подалась назад, не позволяя до себя дотронуться.

– Если разобраться, мы в такой глуши с вами находимся, а вокруг столько зла, – снова заговорил Ворокута. – И это зло может постучаться к нам в дом!

– Ну да, – криво усмехнулся Борис.

– Я меньшее из зол. А когда трезвый, так добрее меня только я сам… Когда пьяный!

– Очень смешно!

Борис кивком указал на выход. Чудилам здесь не место! Но Ворокута сделал вид, что ничего не происходит.

– А давайте сегодня пикничок устроим! Я приглашаю! Мясо есть, шашлык пожарим!

– Из Рафаэля?

– Из тебя! – Ворокута резко шагнул к Борису и ткнул его пальцем в грудь.

Всего лишь пальцем ткнул, а ощущение, как будто кулаком в грудь ударили.

– Слышь! – Борис вскинул пистолет.

Но «Вальтер» вдруг оказался в руках у Ипполита. Хитро перехватил оружие, быстро, ловко, как будто специальным приемам обучен.

– Это не игрушка! – Ворокута смотрел на него, как хулиганистый старший брат на недотепу младшего. – Мне-то ничего, а Полину заденешь!.. Как мне с ней потом дружить?

– Что делать?! – вскинулся Борис.

– Ну, может, я не так выразился… – Ипполит смеялся ему в лицо. – Но в целом ты правильно все понял!

– Пошел вон отсюда!

– А то что?

– А то все!

Борис со всех ног поспешил к дому, Ворокута восторженно вскинул брови, победно глянув на Полину. Он думал, противник бежит от него, но Борис рвался к своему топору, взял его, на врага глянул решительно. А Ворокута враг, и он шел его убивать.

– Мужик, ты чего? – Ипполит навел на него пистолет.

Но Бориса это не остановило. Ну выбьют ему глаз, и что? Стеклянный вставит. После того, как грохнет выродка. А он успеет это сделать до того, как последует второй выстрел.

– Ты дурак?

Ворокута отбросил пистолет, и это сыграло с Борисом злую шутку. Теперь он решил, что противник струсил, и теперь его можно брать на испуг. Он уже не собирался убивать, просто замахнулся топором. Рука вдруг оказалась в захвате, как будто в железные тиски попала, топор полетел куда-то вслед за пистолетом. Ворокута развернул Бориса к себе спиной, он запросто мог ударить локтем в затылок, отправить в глубокий нокаут или даже убить, но он всего лишь оттолкнул противника от себя.

– В следующий раз убью! – пригрозил он.

И Борис ему поверил. Он остро чувствовал свою беспомощность – как карлик перед исполином. Но голову он не склонил, всего лишь опустил, набычившись, посмотрел на самого лютого своего врага. Пусть это будет стоить ему жизни, но Полину он в обиду не даст. В следующий раз не замахиваться топором будет, а убивать.

– Да нет, это я тебя убью! Сунешься еще к моей жене!..

– Ты совсем шуток не понимаешь! – с осуждением качнул головой Ворокута.

Он не сомневался в своих силах и не боялся возможного нападения, это пугало, но Борис не хотел отступать. Знал он один высокоэффективный удар, ни один мужик не устоит.

– Это не шутки! – сквозь зубы процедил он.

– Нравится мне твоя жена, я что, пошутить с ней не могу!

– А шутиха не треснет!

Борис смотрел Ворокуте в глаза, а ногой удар в низ живота. Мощно ударил, как он это умел, но его нога оказалась в захвате. Ворокута поймал ее, резко задрал вверх, отталкивая от себя. А силища в руках неимоверная, Борис чуть сальто через спину не сделал.

Только чудом он упал, не свернув себе шею. И не разбив голову. Но поднимался медленно и тяжело. А в калитку входила какая-то высокая блондинка с красивыми глазами. Как будто со страницы глянцевого журнала сошла. Может, и сошла. Может, Борис все-таки сломал себе шею и попал в рай?

Глава 4

Глаза на самом деле не такие уж и красивые, просто большие, выразительные, волосы пышные, крашеные. Удлиненные ресницы, накачанные губы, увеличенная грудь, нарощенные ногти. И молодости не первой, далеко за тридцать. Стильный дорожный костюм имел мятый вид, на коленке пятно от кофе, даже крошки к мокрому месту прилипли. Но женщина реальная, не какой-то мифический ангел-путеводитель.

– Что у вас здесь происходит? – Она стояла у калитки и настороженно смотрела на Ворокуту, жалея о том, что зашла во двор.

– Варвара Сергеевна! – расплылся в улыбке Ипполит.

– Вы меня знаете?

– Я всех здесь знаю. Староста я, Ворокута Ипполит Георгиевич.

Борис удивленно смотрел на подлеца. Кто это его, интересно, назначил старостой? Временная победа над соседом дала право возвышаться над всеми? Но в то же время староста – должность ответственная, возможно, Ворокута проникнется чувством долга перед обществом, перестанет безобразничать. Если нет, Борис точно пристукнет его – топором по темечку. С тыла ударит, если нет возможности атаковать с фронта.

– Это хорошо, что староста, – заметно расслабилась Маркова.

Борис помнил, что говорил вчера самозваный староста. Третий дом – Марковы, второй – Зайцевы.

– А Петр Семенович где? – радушно спросил Ворокута.

И этим окончательно расположил к себе Варвару Сергеевну. На него она смотрела с надеждой, а на Бориса глянула с осуждением и даже злорадством. Плохой он человек, если посмел бросить вызов этому чудесному мужчине. И очень хорошо, что получил по заслугам.

– Петр Семенович ворота не может открыть.

– Ну так вы же замки сменили!

Ворокута приблизился к женщине, мягко обнял ее за плечи, разворачивая на сто восемьдесят градусов. Она не сопротивлялась, не вырывалась и вышла со двора чуть ли не в обнимку с ним. Борис и Полина переглянулись, пожали плечами и последовали за ними. Соседи пожаловали, и Ворокута запросто мог заморочить им голову.