От перстня его, подобно туману, расползалась сила, способная стереть меня в порошок, и было это совсем не похоже на моё скромное кольцо…

Но все, что надо, я разглядел. Из переднего кармана его сюртука по-прежнему торчал всё тот же стилус. Прочный, металлический, с заостренным концом.

Он ещё несколько секунд стоял ко мне спиной, словно давая последний шанс. Потом медленно повернулся.

– Последнее. Вы когда-нибудь чувствовали… нечто чужое внутри себя? Как будто вы идёте – а кто-то уже решил, куда вы свернёте? Как будто вы говорите – а слова как бы и ваши, но слегка сбились с привычной вам интонации?

Я хотел сказать «нет». Хотел. Но – задержался на долю секунды, и он это заметил.

– Я понимаю. Вы пока ещё… в пути. Но имейте в виду, некоторые двери открываются только изнутри.

Он подошёл ближе. Опустился на корточки напротив меня, заглянул в лицо – не грубо, не дерзко, а, скорее, с деловитым вниманием, как хирург, осматривающий рану, на которую только что наложил повязку.

– Мы можем работать вместе, господин Ловкач. Вы нам подходите. Почти.

И вот тогда я понял главное.

Меня не допрашивали, меня оценивали.

Словно инструмент, отвёртку или гаечный ключ.

И, кажется, размер подходил. Вот только не получится ничего, как бы этому господину ни хотелось обратного.

Визави мой поднялся, отступил. Слегка улыбнулся.

– Прошу прощения, любезный Ловкач, я ведь не представился. По чину – коллежский советник, звать можете Сергием Леонтьевичем.

– Что же до вас, сударь, до вашей личности… я не знаю, кто вы вообще, но знаю, кем вы являетесь сейчас, – советник несколько мгновений глядел на меня изучающе. Потом опустился на стул и продолжил с ленивым интересом, будто вспоминая детали из старого анекдота: – Ловкач… Широко известен в узких кругах. Были слухи, мол, некто с таким прозвищем разгуливал некогда по хранилищам ювелиров с коллекционерами, как по Невскому. Сейфы, ловушки, часовые механизмы – всё словно само рассыпалось при его приближении. Многие выдают себя за Ловкача, но… это ведь вы, верно?

Я пожал плечами – как бы небрежно. Мол, не пристало хвастаться.

Советник улыбнулся. Губами, не глазами.

– А вот был ещё и такой случай… Несколько месяцев назад, кажется. На Большом Сампсониевском. Эталонный замок Кольмара, три ступени, четыре сигила, шестикратно резервированная защита. Открыт за одиннадцать минут. Без следов… Так что… всё-таки, кто вы сейчас? Уголовник? Беглец? Или, может, что-то совсем иное?

И он скосил глаза, глядя на моё кольцо.

Я прищурился.

– Может, и что-то иное, – хрипло произнес я.

Поманил пальцем советника к себе, касаясь пальцами горла, показывая, что мне пока что тяжело говорить и я хочу, чтобы он приблизился.

Он встал, приблизился, нагнулся.

– Сейчас?.. Сейчас я сижу на койке, и в глаза мне светят лампой, – зашептал я, глядя Сергию Леонтьевичу прямо в глаза.

Мгновение.

И я резко выпрямился, одной рукой хватая советника за грудки, а второй вжимая острый кончик его стилуса в его же сонную артерию.

Тот дернулся, и я почувствовал, как вспыхнул силой его перстень. Но я всё равно бы успел.

– Тише… у тебя ровно пять секунд на ответ, или я тебя продырявлю, и даже с твоими силами рану ты закрыть не успеешь. Вопрос таков: где я нахожусь? И какого демона тебе от меня надо?!

Советник не дёрнулся, не попытался кричать или звать на помощь. Только неотрывно глядел на меня, и глаза его вспыхнули восторгом, словно у ребёнка, у которого исполнилось заветное желание.

– Вы и о демонах слыхали, голубчик…

И в тот же миг стилус в моих руках начал нагреваться. Настолько сильно, что ещё через мгновение его пришлось бросить на пол. Задымился ворс ковра, запахло паленым, стилус начал терять форму, оплавляясь. Вот же гад! Похоже, магия здесь еще сильнее, чем показалось на первый взгляд.

Кольцо на пальце советника вдруг тоже вспыхнуло, и я почувствовал запах жженой кожи. Он попятился, поднимая руки.

Я бросился к нему, но тотчас отшатнулся, едва не впечатавшись в барьер чистой силы. Преграда попыталась отбросить меня, опрокинуть даже; остановить смогла, но не опрокинуть, я устоял.

И что-то дрогнуло внутри, поползло, словно ослабли тесёмочки, удерживающие маску. Что-то лопалось, рвалось, разъезжалось, это было болезненно, но и странно приятно, как бывает, когда вскрывают застарелый нарыв или с зажившей раны спадает засохший струп. Что-то странное творилось с моим лицом, оно менялось, я повёл плечами и челюстью, язык коснулся неожиданно острого клыка. Взор затянуло алым, словно глаза наполнились кровью, но в тот же момент я и видеть стал куда лучше.

Что такое? Что происходит?

Советник отшатнулся, лицо его исказилось. Он вскинул руку, выставляя сжатый кулак с надетым на палец перстнем; зелёный камень быстро пульсировал.

У меня вырвалось глухое рычание. Ничтожество, он смеет идти против меня!.. Проклятый перстень, если б не он, я бы уже прикончил этого вырядившегося хама, осмелившегося меня допрашивать!..

Сергий Леонтьевич осторожно отступал, пятился по направлению к дверям, по-прежнему держа перед собой перстень с зелёным камнем. Незримая преграда перед мной сделалась совершенно непробиваемой.

– Спокойно, сударь, спокойно! Зла вам никто не желает, совсем напротив! И насильно вас здесь никто не держит, – торопливо проговорил он.

Его собственное спокойствие дало трещину.

Ага, отступает!.. И при этом косится на своё кольцо, во взгляде явное удивление. Видать, понял, что долго барьер такой мощи ему не удержать. Я понимал это не хуже него. Он продолжил уже тише:

– Превосходно, я в вас не ошибся, – у него хватило характера улыбаться, сохраняя лицо и не расписываясь в поражении. – Мы с вами ещё потолкуем, сударь; невредно будет помнить, что в первую очередь это нужно даже не мне, а вам. Отдыхайте, приходите в себя, ни о чём не думайте. До встречи, милостивый государь Ловкач.

И он, весь покрывшись испариной, выскочил из комнаты как угорелый.

Хлопнула дверь, щелкнул замок.

Тоже мне, «отдыхайте, приходите в себя»! А еда где? Стол накрытый? Тут, пожалуй, отдохнёшь!..

Мне всё это, конечно же, донельзя не нравилось. Не пойму, что здесь вообще происходит и чего от меня хотят. Но надо уходить. Надо было раньше и надо было сразу.

Я остался один. Или, может, они хотели, чтобы я так думал.

Первым делом – окно. Поднялся, подошёл. Рама тяжёлая, деревянная, вся в старинных бронзовых скобах на углах, но – забита наглухо. Шпингалеты опущены и словно бы даже оплавлены.

Стекло матовое, узорчатое – «витражное», кажется, называется. Сквозь него не видно ни улицы, ни домов напротив, только свет, а откуда он там идёт – сверху, сбоку, сзади? Всё размыто, как будто смотришь на мир изнутри бутылки. А за толстенным стеклом смутно виднеются прутья решётки.

Не похоже, что «насильно вас здесь никто не держит».

Так выйти не получится.

Начнёшь разбивать, ломать – шуму не оберёшься, а толку никакого. Значит, не вариант.

Следующий шаг – дверь. Массивная, но без украшений. Я подошёл, проверил ручку. Ясно. Не сдвинулась ни на миллиметр. Ни щёлочки не оставлено, и запереть не забыли – всё чётко. Охрана тут, похоже, любит порядок.

Я вполголоса выругался себе под нос.

Ладно. Что там брякало у меня в кармане пальто? Кстати, удивительно, что эту штуковину у меня никто не стал забирать…

Пальцы нащупали знакомый тонкий стальной футляр – на ощупь как портсигар, только в нём не папиросы, а маленькие пружинные отмычки, «стрелочки», «крючки», «два креста», «турецкая борода»… знакомо. Родное. Руки сами знают, что с этим делать. Осталось только…

Стоп.

Что-то ещё там было. Я не помню, что, но знаю – было. Что-то металлическое, чуть более тяжёлое, чем этот футляр, с характерной гранью. И оно исчезло, пока я был без сознания.

Все-таки гостеприимные хозяева меня обыскивали.

То ли изъяли эту штуку, то ли проверяют, хватится ли «объект». И отмычки оставили, скорее всего, как приманку; это ведь приглашение к ошибке, к действию.

Меня опять проверяют, может, хотят узнать, нарушу ли я правила.

Да пусть хотят что угодно! И к демонам осторожность, пусть слышат!.. Придётся и разбивать, и ломать.

Оставаться я здесь не собираюсь. Потому просто подошел к столу, смел с него все, что было, и проломил окно вместе с решеткой.

М-да… в удар пришлось вложить последние крохи энергии, остатки моей былой силы… Но, наверное, мне бы всё равно не удалось, если б вдруг не помогло кольцо. Подбросило ту самую соломинку, что и сломала спину верблюду.

Зато теперь в стене зиял целый проход.

Глава 3. Трущобы и тень

Я сбежал. По обломкам кирпичей, подвижным под ногами, быстро спустился на улицу. Не высоко – второй этаж; дом назывался «Окружным судом» (это мне услужливо подсказала память Ловкача). Астрал – или то, что от него во мне осталось – послушно впустил меня в город.

Ночь, горят газовые фонари и на мокром булыжнике отражается их бледный призрачный свет. Я огляделся – никого. Глухой час, когда спит даже стража.

Уноси ноги, Ловкач.

Я заметил, что называю себя именно так – прозвищем своего носителя, с которым, надо понимать, случилось что-то не сильно хорошее. И ещё я понял, удивительно холодно и отстранённо, как рядовой факт, что не помню собственного имени. И не знаю, как на самом деле звали бывшего обладателя этого тела.

Другой бы запаниковал, задёргался в такой пустоте, но только не я. Маг Астрала, мастер творения призрачных сущностей любое обстоятельство использует к своей выгоде. Моё прошлое отрезано, значит, надо мной не довлеют старые привычки, предубеждения и прочее. Начинаем с чистого листа – это будет даже интересно.

И сейчас я позволил ногам Ловкача нести меня, куда они сами решат. Понимал, что тело поведет меня в место, которое оно само будет считать безопасным. Туда мне и надо – настроиться, принять здешний Астрал и, наконец, разобраться, что происходит. Перво-наперво я должен найти ЕГО.

Узел.

То, ради чего я и оказался здесь. Вернее, одно из.

Блестели рельсы, убегавшие в сгустившийся мрак, и я пустился рысью – всё-таки остатки моей магии многое смогли, в частности – полностью залечить плечо и ногу.

Я знал, что улица эта именовалась Литейным проспектом и вела, в общем, куда мне нужно. Я поднял воротник пальто повыше и ускорил шаг. Сейчас я почти ничем не отличаюсь от простого смертного, и это хорошо – буде кто попытается меня выследить через Астрал, его ждёт разочарование. Таинственный маг, взламывающий стены, исчез, просто растворился в ночи.

Я сейчас жадно втягивал, вбирал в себя, так скажем, аромат здешнего Астрала. Астрал – он повсюду, и везде являет себя по-разному. Маг, владеющий его секретами, часто оказывается слеп к малейшим, легчайшим колебаниям – сила имеет обратную сторону. Но сейчас я шёл, лёгок и свободен, и дышал полной грудью, пусть даже и сырым ночным воздухом, полным миазмов. Шёл и слушал, слушал и искал.

Чтобы слушать, надо молчать, а мастер Астрала слишком привык всё время говорить.

Я не был лишён сил – я обретал новые.

Сейчас я шагал, совершенно не думая, ноги сами вели в нужную сторону. Я чувствовал, как тело, которому я пока не принадлежал, вспоминает маршрут – и позволяет мне идти вместе с собой, словно пассажиру в повозке.

Мы миновали широкий проспект – «Невский», подсказала чужая память. Ветер Астрала, неощутимый прочими, едва коснулся моих щёк; где-то в этом городе, не так далеко, вполне можно дошагать, прятался узел. Я отчетливо чувствовал его.

Совсем небольшой, наверное, ещё очень молодой, не успевший далеко распространиться. Где-то на окраине этого города, в бедных кварталах, там, где в нищих халупах и домишках часто гостят нужда с горем.