Он нашел Костю быстро – в конце первого ряда, причем нижнего, возиться с подъемником не пришлось. Марк сразу определил, что вскрытие Ольга не проводила – да ей и не положено. От местных медиков требовалось организовать первичный осмотр и выделить тех, чья причина смерти необъяснима. В Объекте–803 таких не было. После этого тела отправлялись в Черный Город, а уж что с ними делали там – для Марка не имело значения, о результатах он все равно не узнал бы.

Он и сейчас мог получить не так уж много, не больше, чем Ольга, но больше, чем у него было изначально. Труп очистили перед транспортировкой, у Марка был с собой фонарь, обеспечивающий ровный яркий свет, и этого оказалось достаточно. Исчезли все те препятствия, которые мешали в день атаки хазаров, и Марк наконец понял то, что его подсознание уловило сразу же и что не давало ему покоя все эти дни.

Первое – Костя был убит ударом в упор, в него не стреляли с расстояния, тот, кто пробил его какой-то металлической дрянью, стоял прямо перед ним, угол входа орудия на это четко указывает.

Второе – хазары так не убивают никогда, они для этого не приспособлены. Они оставляют от своих жертв те кровавые ошметки, которые Марк видел в предыдущих капсулах. Да и потом, Костя в момент смерти находился там, куда хазары еще не добрались. Конечно, среди покойников были и те, кого убили не роботы, однако там тоже все было куда понятней: задохнулись от ядовитого дыма, раздавлены обвалившимся домом, у кого-то случился инфаркт, кого-то затоптали при побеге другие люди. И никто больше не умер так, как Костя… Это было бы необъяснимо, если бы Марк не знал про предателя.

Получается, именно он избавился от полицейского. А Костя ведь прошел полную боевую подготовку, он не только отлично контролировал «Офицера», он мог постоять за себя в момент ближнего боя. Но он даже не попытался: на его руках Марк не увидел никаких травм. Получается, он знал того, кто на него напал – или этот человек не выглядел опасным до последнего. Но если Костя его подозревал, как он мог проявить такую беспечность? А если не подозревал, за что его убили?

В какую бы сторону ни двинулся Марк, всюду поджидал тупик. Ну а скоро ему и вовсе стало не до поиска объяснений: грузовик резко, с рывком, остановился, основное освещение погасло, загорелись красные огни. Ворота захлопнулись, на экране рядом с ними отразился знак блокировки.

Это не напугало, Марк давно ждал чего-то подобного. Когда он проник внутрь, система зафиксировала это и сообщила в центр управления. Информацию, скорее всего, передали дознавателю, из-за этого и получилась задержка. Теперь же Ирина приняла решение арестовать его из-за самоуправства и кражи аэроцикла… Неприятно, но хоть можно не беспокоиться о дороге домой!

По крайней мере, к такому готовился Марк. И все-таки безжизненный компьютерный голос, зазвучавший из скрытых колонок, сумел застать его врасплох:

– Марк Вергер, сохраняйте нынешнее местоположение до приезда конвоя. Вы обвинены и осуждены за измену Черному Городу. Вы вернетесь в Объект–803, где будете казнены в течение суток. Приговор окончательный, утвержден личной печатью городского дознавателя и обжалованию не подлежит.

* * *

Ирина сразу, с первого взгляда поняла: с ним что-то не так. Не потому, что Марк Вергер ей не понравился, тут ситуация скорее обратная – он не понравился ей потому, что с ним что-то не так. Она пока не могла понять, что именно, но в своих инстинктах не сомневалась, они никогда еще ее не подводили.

За время допроса он не сказал ничего такого, что стало бы основанием для приговора. Однако данные она все равно получила – и еще какие! По большей части монотонный голос, идеальный контроль над эмоциями, умение в напряженные моменты смотреть на собеседницу, не моргая… Она даже считать начала, он до двадцати секунд не смыкал веки, и взгляд зеленых глаз при этом становился как будто стеклянным. Ирина готова была упомянуть это в отчете, но уже знала, что на такие детали начальство не обращает внимания.

Она отпустила его, потому что вынуждена была отпустить. При других расследованиях ей без проблем разрешали сажать подозреваемых за решетку, а в случае с Вергером почему-то запретили без объяснения причин. Не потому, что он тут геройствовал, это уж точно, для Черного Города это не имеет значения. А почему тогда? Казалось, что у него есть влиятельный покровитель, однако в его личном деле Ирина не находила указаний на такого покровителя.

Она решила двигаться дальше: все-таки получить больше данных, просто не у него.

Глава поселка, Эдуард Сурнин, был сдержан и вежлив. Он явно уловил, что у Вергера неприятности, заступаться за него не спешил, равно как и обвинять. Его доклад был по-военному четким и безэмоциональным:

– Назначен к нам пять лет назад, до этого работал в Объекте–298, характеристики положительные. Эффективность как хирурга девяносто восемь процентов.

– У него были конфликты с кем-то из коллег? – уточнила Ирина. – С той девушкой, которая погибла?

– С Маргаритой? Она только начала у нас работать, не думаю, что они были хорошо знакомы. В Объекте два полноценных врача: Марк и моя жена Ольга. Конфликтов у них не было. Ни одного административного нарушения за эти годы Марк не допустил.

Сурнин стабильно выдавал ей все то, что и так значилось в документах. В словесные ловушки он упорно не попадался, провокации игнорировал, и беседу пришлось сделать очень короткой. Но Ирина примерно такого и ожидала от человека с военным прошлым.

Куда большие надежды она возлагала на Вениамина Сычкина: она сразу заметила его очевидную эмоциональность и не самый высокий, хотя и не откровенно низкий интеллект… По данным тестов Сычкин был умнее Вергера, но эти данные лишь усиливали подозрения Ирины.

Сычкин как раз повелся на провокации почти сразу и скоро громыхал на весь кабинет:

– Вы не представляете, насколько он хороший человек! Он еще подростком был, когда его мать начала с катушек слетать… И кто угодно отказался бы от нее на его месте, но Марк о ней заботился, собственным временем жертвовал… Он же очень классный хирург, он мог бы построить отличную карьеру. Но он вместо этого все время проводил с ней, потому что отвернешься – и она уже на дорогу ушла… Позорила его регулярно, не уследил – и она голая по улицам бродит. Он не мог подработку взять, времени не было, они даже голодали из-за этого… Вот скажите, пошел бы плохой человек на такие жертвы?

– Его мать умерла вскоре после того, как была официально передана под его опеку, – напомнила Ирина.

– Просто совпадение! Да и она была совсем плоха уже, день от ночи не отличала… Она бы без него умерла гораздо раньше!

– У него были близкие друзья?

– Были, но мало… Когда б он их завел, если постоянно за этой припадочной следил?

Догадаться, что Сычкин не одобряет выбор Вергера, было несложно, он ничего не скрывал. Да и понятно, почему: люди с серьезными психическими отклонениями неизменно становились угрозой для всего поселка. Так что эгоизма в желании Вергера уберечь мамочку было намного больше, чем героизма. Очередная постановка, совсем как со спасением Объекта–803…

– Назовите его друзей, – велела Ирина.

– Я и Костя Григорьев, – не задумываясь, отозвался Сычкин. И почти сразу отвел взгляд: – Теперь, получается, только я…

– Вы не находите странным, что его друг погиб очень подозрительной смертью?

– Не худшей из того, что тут произошло!

Сычкин ни в чем не сомневался, он чуть ли не обожал этого Вергера и готов был защитить его любой ценой. Ирину такое не устраивало, пришлось отпустить наладчика. Второй предполагаемый друг, Григорьев, был куда интересней, полицейский все-таки, он многое мог заметить. Не вовремя он умер… Или как раз вовремя, просто выгодно это было лишь одному человеку? Если задуматься, его ведь не хазары убили… И тело нашел именно Вергер. Очередное дивное совпадение!

Чуть посомневавшись, Ирина все-таки вызвала на допрос вдову Григорьева. Она прекрасно знала, что Неля на последних месяцах беременности, потому и медлила: с истеричными будущими мамашами всегда проблемы, им почему-то кажется, что если дознаватель – женщина, ее сразу можно приписать себе в подружки. А эта еще и мужа лишилась… Разговор мог получиться долгим, эмоциональным и по большей части бесполезным.

Однако Григорьева от истерик оказалась далека. Напротив, она напоминала не человека даже, а тень человека – бледная, как будто посеревшая, слишком худая, но при этом с огромным животом, который она то и дело отвлеченно поглаживала обеими руками. Она была трезва и вроде как адекватна, однако Ирину не покидало ощущение, что ее собеседница не до конца понимает, где находится и что вообще происходит. Впрочем, оно и к лучшему: меньше вероятность, что она начнет лгать, в таком состоянии толковую историю и не придумаешь.

Григорьева скользнула по Ирине взглядом только один раз, когда входила в кабинет. После этого она все время пялилась лишь в окно, не на что-то конкретное, а в никуда.

– Вы знакомы с Марком Вергером?

– Да.

Ирина ждала продолжения – и не получила. Но тут, в отличие от случая с Сычкиным, не было протеста или желания защитить. Просто Григорьева, замкнувшаяся в собственном страдании, была способна лишь реагировать, на откровения ее не тянуло.

– Расскажите, кто он, – попросила дознавательница.

– Друг моего мужа. Он и Костя знакомы с детства. Мы с Марком не очень хорошо ладим, Костя его обожает.

То, что Григорьева по-прежнему говорила о муже так, будто он еще жив, Ирина предпочла не комментировать.

– Почему вы не ладите? Вы считаете его плохим человеком?

– Нет. Просто нам никогда не было интересно друг с другом.

– Почему вы были не с мужем в момент эвакуации?

Ирина боялась этой части разговора – и нуждалась в ней, потому что больше ничего толкового Григорьева сообщить не могла. Юная вдова и сейчас не пробудилась, ее голос звучал все так же ровно, будто речь шла не о ее судьбе, а о незнакомых ей людях.

– Мы были вместе… У Кости в тот день был выходной. Зазвучала тревога, я испугалась. Он сказал мне оставаться дома и ушел, больше я его не видела.

– Почему он ушел? Кажется странным, что он захотел оставить беспомощную жену при тревоге и эвакуации!

– Тогда еще об эвакуации не говорили. Тревоги раньше случались, Костя не считал, что произошло нечто особенное.

– И все равно странно, что он вас оставил!

– Он не хотел… Его вызвали.

Ирина, уже начавшая терять интерес к разговору, мигом насторожилась:

– Кто?

– Я не знаю… Связались с ним по личной линии, Костя сказал, что ему нужно поговорить и вернуться. Тогда действительно было не страшно, мы не понимали до конца, что происходит, и… И я…

Григорьева наконец отвернулась от окна, уставилась на дознавательницу, и Ирина поняла: срыв все-таки будет. Прямо сейчас. Конечно же, не ошиблась: секундой позже юная вдова крикнула, громко и отчаянно:

– И я его не удержала! Я должна была – и не удержала, я позволила этому случиться!

Ирина едва сдержалась от того, чтобы раздосадованно поморщиться. Пришлось все-таки успокаивать Григорьеву, потом искать того, кто способен проводить рыдающую женщину до дома. Впрочем, нельзя сказать, что беседа была совсем уж бесполезной. Смерть Григорьева и правда оказалась странной, уже очевидно, что его выманили из дома и сразу убили. И это вполне мог сделать Вергер, раз уж они такие друзья!

Жаль, что и этого недостаточно для приговора, младшим дознавателям всегда обеспечивали меньше полномочий, чем хотелось бы. Пока Ирина раздумывала над следующим шагом, пришла новость, которая была прекрасной и раздражающей одновременно: Вергер удрал из поселка.

Как раз когда она попросила этого не делать! По сути, Ирина не могла его обязать, равно как и наказать за отъезд. Но его поступок, дополненный, как оказалось, кражей, стал прекрасным основанием для того, чтобы она организовала в его доме обыск.