Теперь, когда она оказалась так близко, он смог рассмотреть ее. Выглядела она молодой, младше него так точно, и на редкость ухоженной – такая привилегия в Черном Городе доставалась немногим. Ее кожа выглядела очень светлой, розовато-сливочной, будто солнце, которое сжигало других, давно уже не имело власти над ней. Черты лица тонкие, глаза очень темные – под темными же линиями бровей, губы крупные, четко очерченные, не вульгарные из-за почти болезненной бледности. Волосы не слишком длинные, но все равно достающие до плеч даже при легких завитках.

Она выглядела такой хрупкой, что непременно должна была разбиться при шаге с высоты – но она ведь не разбилась.

Марк смотрел ей в глаза, пытаясь понять, как она относится к нему, но быстро отчаялся. Он и обычных-то людей редко понимал, а тут на что надеяться?

Зато с пониманием Ирины проблем не возникло, она бросила полный ненависти взгляд на Марка, потом изобразила угодливую улыбку для Воплощения:

– Простите, его сейчас поставят на место, одну секунду…

– Зачем? – удивилась женщина. – Это никогда не было обязательно. Скорее, традиция, которая получила неоправданно широкое распространение.

Люди, которым, возможно, казалось, что Воплощения не должны говорить, им полагается зловеще рычать и тут же требовать жертву, изумленно переглядывались между собой. Некоторые даже начали робко подниматься, но тут неожиданная гостья добавила:

– Хотя многое зависит от того, на кого вы нарветесь и в каком он настроении. Даже я некоторым колени, бывало, ломала… Но мне просто нужен был повод.

Те, кто начал вставать, бухнулись обратно на песок.

Женщина щелкнула пальцами, и наручники, до этого сковывавшие запястья Марка, с писком свалились с него. Смотрелось и правда эффектно, но он давно уже отметил, что это не простые металлические браслеты, это оборудование, которое можно контролировать через центральный компьютер. А если так, у наручников есть код-ключ, который и применила женщина.

– Спасибо, – сказал Марк, разминая стертые до крови запястья: проклятый песок, попадая под металл, не жалел никого.

Его отмена казни вполне устраивала, дознавательницу – нет. Настолько, что она даже подскочила на ноги от возмущения:

– Но, великая Жрица, послушайте!..

Жрица, значит… Марку уже доводилось слышать о том, что у Воплощений особые имена. Не их собственные, а присвоенные им Черным Городом. Он раньше не задумывался о том, что это значит.

– Да, я уже поняла, что вас очень тянет его убить, – отмахнулась Жрица. – А за что?

– Я вам все объясню! Этот человек – предатель…

– Доказательства, сразу. Не люблю долгие истории.

– Это все есть в моем отчете, я уже отправила, – смутилась Ирина. – В его доме нашли неоспоримые улики…

– Ох уж мне этот язык отчетов… Как ни странно, я знаю, что ты написала. Тебя не смутило, что вам эти улики в лицо бросили, разве что не растерли?

– Они были надежно спрятаны!

– Надежно? – удивленно переспросила Жрица, а потом рассмеялась неправдоподобно мелодичным для такого создания смехом. – Да конечно! Сучонок, которого мы ищем, и правда умеет прятать надежно – себя и свое оборудование. Не умел бы, мы бы его давно отыскали. Ну а то, что можно найти за пять минут, надежно спрятанным не считается. В общем, Вергер, пока свободен. Но на этот раз из поселка сбегать не рекомендую, я восприму это как личное.

– Я и в прошлый раз не сбегал, – пожал плечами Марк.

– Это мы обсудим позже, пока погуляй.

Она и правда отпускала его – без каких-либо меток, без сопровождающих. Вряд ли Ирину это устраивало, но дознавательница затаилась. Видимо, она тоже считала прибытие Воплощения слухами, в которые не верила до последнего. Теперь ей предстояло справляться с последствиями – которые ей совсем не нравились.

Марк не собирался задерживаться, чтобы понаблюдать, что же будет дальше. Собственное спасение он воспринял через призму пустоты, которая, с одной стороны, чуть глушила радость, а с другой – позволяла сразу перейти к действиям. Он ведь перед казнью думал о том, что сделал бы, если бы не подстава… Теперь препятствие исчезло, можно было вернуться к прежним целям.

Неля Григорьева не пришла на его казнь, и это по-своему радовало. Правда, и многие другие приходить не хотели, но этого потребовала дознавательница, у нее такое представление о дисциплине. А принуждать к чему-то беременную вдову не стала даже она, Неля по-прежнему оставалась в своем доме. Насколько было известно Марку, после возвращения из эвакуации она выходила, только если этого требовали обстоятельства. В иное же время она забивалась внутрь, закрывалась, будто ждала, что муж вернется…

Вот и теперь, когда Марк постучал, она открыла очень быстро, обрадованная, окрыленная… И тут же сникла, сообразив, кто стоит на пороге. Скорее всего, Нелю пожалели, не стали вызывать на опознание тела – в случае Кости не было острой необходимости. Теперь Марк подозревал, что этой жалостью сделали только хуже… Неля знала, что ее муж мертв. Она просто не чувствовала этого.

– Я могу войти? – тихо спросил Марк.

– Мне сказали, что тебя убьют…

В иное время он пошутил бы о том, что мертвецы порой возвращаются без предупреждения. Но дом Григорьевых – последнее место, где стоит болтать о таком.

Неля посторонилась, позволяя ему войти. Дом почти не изменился за минувшие дни… и вместе с тем изменился до неузнаваемости. Это Марк в свое время принял чужое жилище и не озадачивался переделкой под себя, а уборку доверял дронам, которые справлялись именно так, как и следовало ожидать от машин, собранных из ненужных запчастей.

Григорьевы сразу же решили сделать из этого места семейное гнездо. Неля вычистила тут все, выкинула совсем уж разбитое, где-то добыла новую мебель, в одной из больших ваз даже стояли цветы с далеких полей – правда, уже засохшие. Костя занялся ремонтом: некоторые стены были очищены, на рабочем столике так и остались инструменты. Но это был замерший момент, которому не суждено продолжиться: на всем, что видел перед собой Марк, уже оседал слой мелкой белесой пыли. За день такое не происходит, похоже, Неля утратила интерес к дому сразу после гибели мужа. Она еще жила здесь, что-то делала, но вряд ли осознавала это. Она будто повторяла привычные движения, потому что ничего иного ей не осталось. При этом она, тонкая и бледная, словно тень, не задумывалась о том, что в новой реальности и рутина нужна другая.

Многие люди знают, что сказать в таких ситуациях. Марк понятия не имел. Он понимал, что Неля проживает горе, и знал, что сам сожалеет о потере друга. Но это были два совершенно разных источника боли, не способные перекрыть друг друга.

– Тебе нужна какая-нибудь помощь? – спросил он, когда Неля закончила короткий рассказ о последнем дне с мужем.

– Сейчас нет… Не знаю, как все будет, когда родится ребенок. Надеюсь, лучше. И надеюсь, что справлюсь.

– Справишься. Понадобится больше эмоций – обращайся к Вену, у него на десятерых хватит.

– Да уж, он… фонтанирует, – слабо улыбнулась Неля. – А к тебе, значит, не обращаться?

Хотелось поддержать ее – и полагалось поддержать ее. Но Марк чувствовал, что не готов врать, не в доме мертвого друга, не его вдове.

– Ко мне – если нужна будет сила, или деньги, или медицинская помощь… С эмоциями у меня не очень.

– Да, я… Я знаю. Спасибо и на том.

– Я могу осмотреть его вещи?

– Можешь хоть забрать их! – Неля махнула рукой в неопределенном направлении. – Иногда я думаю, что от них только хуже.

Забирать Марк ничего не собирался, хорошими вещами в Объектах не разбрасываются. А вот осмотреть хотел: он надеялся найти хоть какие-то указания на то, за что убили Костю. Уже очевидно, что это не совпадение, его специально выманили, воспользовавшись тревогой. Можно попытаться отследить, кто послал ему вызов в тот день, однако опыт с системой видеонаблюдения подсказывал: этот человек умеет заметать следы. Но вдруг он просмотрел какое-нибудь послание, которое будет понятно лишь людям, хорошо знавшим Костю?

Неля и правда не тронула ни одной вещи, и казалось, что Костя все еще здесь. Так ведь не бывает, когда человек умер, разве нет? Как будто вещи должны исчезнуть вместе с ним, чтобы привнести в мир хоть какую-нибудь гармонию… Но они не исчезают, они продолжают существовать, потеряв всякий смысл, превращаясь в укор для живых.

Марк отмечал все это, осматривая одежду, предметы на полках, карты с файлами. Судя по слою пыли, никто не приходил сюда много дней, не забирал ничего из брошенных вещей, и подсказка может быть…

А ее не было. Если Костя и работал над чем-то, он оставил все указания в участке, там уже провели обновление. Но даже если он что-то приносил в дом… Марк вспомнил, как умело подставили его – улики в стену встроили! Разве человек, сделавший это, не сможет правильно наслоить пыль там, где он что-то забрал? Нет, он оборвал все нити – вместе с жизнью Кости.

Он ушел, ничего не добившись, а Неля как будто и не заметила этого. Она замерла в кресле, забралась туда с ногами, сжалась – кажется, плакала. Найти правильные слова хотелось даже больше, чем обычно, но их по-прежнему не существовало.

Когда он покинул дом Григорьевых, солнце уже клонилось к закату. Лучи стали тяжелыми, темно-рыжими, они застревали в рассеянной в воздухе пыли как в болоте – болот Марк не видел со времен дороги, но помнил их очень хорошо. Из-за этого казалось, что поселок залит расплавленным золотом, которое неспешно растекается по улицам и тоже приносит смерть, но уже прекрасную.

Закатное солнце слепило, не давало толком осмотреться по сторонам, да Марк и не считал, что это нужно – жизнь в Объекте–803 шла своим чередом, не было ни единой причины для опасений. Он спокойно добрался до своего дома, вошел ослепленным – из-за контраста сияния снаружи и полумрака внутри. Из-за этого и гостью он обнаружил не сразу.

В доме, который ему достался, на первом этаже была открытая планировка, видно, большой семье, которая жила здесь раньше, так оказалось удобней. Сразу из прихожей легко просматривались и кухня, и лестница, и гостиная. Но если кухня и лестница были пустыми, такими, как надо, то в гостиной постороннее присутствие становилось заметным мгновенно.

Жрица не собиралась таиться от него – с чего бы? Это его дом, но ее поселок, раз уж она Воплощение Черного Города. Она предпочла кресло, стоящее у дальней стены, напротив входной двери. Жрица не выглядела ни настороженной, ни враждебной, скорее, наоборот: она устроилась поудобней, закинула ногу за ногу, сложила руки перед собой и мерно постукивала пальцами друг о друга, будто отбивая одной ей слышимую мелодию. Когда Марк вошел, она улыбнулась ему, и это была красивая улыбка – но красивая скорее как произведение искусства, ничего теплого и уж тем более веселого в ней не было. В полумраке глаза Жрицы казались черными, однако один будто мерцал едва уловимыми искрами. Впрочем, Марк не был уверен, что это не отражение света, долетающего с улицы.

Он шагнул в гостиную, но остановился у входа, не зная, что делать. Страха он не чувствовал, однако и нарываться на конфликт, который ему даром не нужен, было бы глупо.

Жрица помогла ему, вольно или невольно, она заговорила первой:

– Цедлиц настаивает на том, что ты преступник и должен быть убит. У нее такая смешная фамилия! Честное слово, это будет одним из аргументов, чтобы не отрывать ей голову.

– А есть аргументы, чтобы оторвать ей голову? – спросил Марк. – Она выполняет свою работу… Пытается.

– Люди, которые пытаются, никому не интересны, ну кроме разве что своих мамочек, – пожала плечами Жрица. – Интересны те, кто делает. Ты способен или не способен, вот и все критерии. Ты преступник?

– Виновен только в краже аэроцикла. Но его вернут.

– Не вернут. Я просмотрела дело пацана, которому он принадлежит. Там все по классике – мечты о повстанцах и гордом сопротивлении деспотичному Черному Городу. Рано ему еще такие игрушки заводить.

– Потеря не добавит ему любви к Черному Городу.

– А кому нужна его любовь? Нужно, чтобы он задумался и сделал выводы.

Она казалась милой, но милой не была. Ей даже не нужно было говорить, какая судьба ждет Дениса Сурнина, если выводы, которые он сделает, окажутся неверными, и так понятно. Обсуждать потенциальную судьбу сына влиятельных родителей Марк не собирался, его куда больше интересовала собственная.