В четырнадцатом столетии некий монах-францисканец из Оксфорда по поручению английского короля Эдуарда III отправился в северную часть Атлантического океана. Он написал пространный труд под названием «Inventio Fortunato» («Счастливое открытие»), в котором содержалось поразительное описание Северного полюса и расположенных рядом с ним морей, земель и населяющих их народов. Этот труд бесследно пропал, однако сохранились ссылки на него, приведенные в более поздних текстах, в том числе в книге под названием «Itineraium» («Путеводитель») голландского автора Якоба Кнойена, вкратце описавшего путешествие францисканца. К сожалению, в начале шестнадцатого столетия текст Кнойена также пропал^[10].

К счастью, фламандский картограф Герард Меркатор пространно процитировал этот текст в письме своему другу, математику и королевскому советнику Джону Ди. Это письмо сохранилось и в настоящее время находится в Британском музее. Что гораздо важнее, Меркатор использовал описания Кнойена для создания подробной карты Арктики (Septentrionalium Terrarium^[11]) – ставшей первой подобной картой с центром в Северном полюсе^[12]. Это весьма сумбурное изображение магнитных гор, свирепых водоворотов и пропавших материков – в том числе бывшей родины гиперборейцев. Эта карта с ее дерзкими утверждениями просуществовала в различных видах больше столетия, до тех пор пока позднейшие исследователи Арктики не получили новые знания, что заставило отказаться от мысли об исчезнувшем северном континенте.

Однако этот миф продолжает существовать. Даже в наши дни есть те, кто твердо верит, что Гиперборея когда-то действительно существовала.

Одним из горячих сторонников этой теории является российский философ Александр Дугин, написавший в 1992 году книгу «Гиперборейская теория». Дугин твердо верит в то, что эта затерянная земля находится к северу от Сибири и что современные русские являются потомками древних гиперборейцев. Эта точка зрения привела к тому, что работы Дугина популярны среди высшего руководства Российской армии, а его теории преподаются на курсах политологии многих российских высших учебных заведений. Дугин со своим мировоззрением по-прежнему пользуется огромным влиянием.

Так что будьте настороже. Мифы по-прежнему обладают могучей силой, особенно если учесть, что существует еще один российский исторический документ, имеющий отношение к некоему секретному указу, о котором я еще не упоминал. Этот документ предлагает по-новому взглянуть на затерянную Гиперборею, легенду, которая продолжает и по сей день будоражить умы.

Переверните страницу и читайте внимательно, чтобы узнать, как миф способен уничтожить мир.

Что самое страшное… возможно, остановить это уже слишком поздно.

⁂

Нет, не здесь! Белый Север забрал твои останки;
И ты, моряк, героическая душа
Сейчас совершаешь счастливое плавание
К неземному полюсу.

Лорд Альфред Теннисон^[13], эпитафия, высеченная на установленном в Вестминстерском аббатстве мемориале сэру Джону Франклину (1786–1847), пропавшему во время экспедиции по поиску Северо-Западного прохода

Север – это не просто сторона компаса; это состояние души.

В Арктике проблемы бывают двух видов, воображаемые и реальные. Из них воображаемые являются наиболее реальными.

23 мая 1764 года, архипелаг Грумант

Нос шлюпки со скрежетом выполз на покрытый обломками сланцев замерзший песок каменистого острова Западный Шпицберген. Находящиеся на борту прибыли сюда, чтобы спросить совета у про́клятых, ибо даже мертвые могут рассказать свои истории.

– Не нужно нам было приходить сюда! – предупредил поручик Орлов, прижимая к груди православный крест.

Командор Василий Яковлевич Чичагов был полностью согласен со своим подчиненным, однако это не имело значения.

– У нас приказ, – напомнил он, и в голосе его прозвучала горечь, такая же ледяная, как и пронизывающий утренний ветер.

Позади среди ледяной шуги, покрывавшей море, покачивались три больших фрегата – «Чичагов», «Панов» и «Бабаев»^[16]. Несмотря на то что весна уже была в разгаре, Северный Ледовитый океан оставался в плену зимы. Эти воды освободятся ото льда не раньше середины лета – если вообще освободятся.

Чичагов стиснул кулаки – не только спасаясь от холода, но и в отчаянии. Он плотнее укутался в свою меховую шубу, спрятав нижнюю половину лица под шерстяной шарф. Командор ждал, когда матросы уберут весла и привяжут шлюпку, чтобы сойти на берег.

В ожидании Чичагов оглянулся на корабли. Головной фрегат носил его фамилию, что одновременно вызывало гордость и смущало командора. Василий Чичагов поступил на службу в Российский императорский флот в возрасте шестнадцати лет, быстро добился славы и чинов и в настоящее время был заместителем главного командира Архангельского порта на Белом море. Три фрегата вышли в море из этого порта две недели назад. Их задача заключалась в инспекции лагерей китобоев, которые каждую весну устраивались на берегах этого замерзшего архипелага.

Как только льды начинали таять, разгоралось соперничество за лучшие места добычи китов – между русскими, а также норвежскими и шведскими китобоями. И в этот неспокойный период эскадра Чичагова должна была поддерживать порядок и обеспечивать защиту русских лагерей. Через месяц, когда лагеря будут обустроены и обжиты, фрегаты смогут вернуться домой. Мелкие стычки будут продолжаться на протяжении всего лета, однако вряд ли произойдет что-то серьезное, что потребует вмешательства Российского императорского флота. После первого решающего периода обустройства поселений китобои будут вынуждены скрепя сердце признавать права друг друга. Так обстояло дело всегда, на протяжении двух столетий, с тех самых пор как голландский мореплаватель Виллем Баренц открыл эти острова, пытаясь найти Северо-Восточный проход в Китай.

Вздохнув, Чичагов перевел взгляд на плотно заполненное глыбами льда море на востоке. Летом прошлого года он сам пытался отыскать этот проход, но тщетно.

Громкие голоса привлекли внимание Чичагова обратно к острову. У костра перед рассыпанными на некотором расстоянии от берега каменными постройками собрались люди. Они указывали руками на шлюпку, несомненно озадаченные появлением незваных гостей.

Согласно донесениям, этот лагерь был разбит около месяца назад. На прибрежной отмели уже валялся остов гренландского кита. Даже без отпиленного хвостового плавника длина его тела превышала семь саженей. На каменистой земле лежали пуды подкожного жира, вырезанного из огромной туши. Поблизости работники в огромных медных котлах вытапливали из жира ворвань. Дальше вдоль берега тянулись рамы, увешенные разложенным для просушки китовым усом. Останки разделанного кита превратились в столовую для сотен морских птиц, с громкими криками облепивших тушу.

Наличие кита поблизости от лагеря преследовало и другую цель. Огромная туша превратилась в своеобразный якорь, к которому было привязано становище. После такой удачи другие отряды китобоев уже не посмеют высадиться на этом берегу. Суровые охотники были очень суеверными и считали, что вторжение на территорию соперников, уже одержавших успех на охоте, принесет неудачу.

Это понимал даже поручик Орлов.

– Зачем мы здесь высадились, господин командор? По-моему, эти китобои уже хорошо устроились, разве не так?

– Да, но нам нужны не они.

Убедившись в том, что шлюпка надежно закреплена, Чичагов, не обращая внимания на недоуменный взгляд поручика, махнул рукой, приказывая ему сойти на берег. Он не сообщил своему подчиненному истинную причину высадки на этот негостеприимный остров.

Спрыгнув на берег, Чичагов рассеянно похлопал по карману сюртука. Там лежало письмо императрицы Екатерины II, написанное ее собственной рукой. В нем содержался тайный приказ, который Чичагову вручили, лишь когда три фрегата пересекли Белое море.

Человек, доставивший это послание, сидел на корме шлюпки.

Словно прочтя мысли Чичагова, Михаил Ломоносов встал и прошел к носу шлюпки. Он представлял собой зловещую фигуру, облаченную во все черное, от теплого плаща до широкополой шляпы. В течение всего плавания Ломоносов не выходил из своей каюты, обложившись книгами и картами. Лишь считаные люди знали о том, что он прибыл в Архангельск из Санкт-Петербурга, привезя с собой указ императрицы.

Хотя Ломоносову было всего пятьдесят два года, он уже имел чин статского советника – эквивалент бригадира в армии и капитан-командора во флоте; то есть чином он был выше Чичагова. Этого высокого положения Ломоносов добился благодаря своим блестящим способностям в самых разных областях науки и искусства. За ним числился большой список достижений на ниве естествознания: физики, химии, астрономии, географии и минералогии, а также истории и даже поэзии.

Сойдя на берег, Ломоносов присоединился к Чичагову.

– Я уже успел позабыть, как холодно на Крайнем Севере…

И это была не жалоба: в словах Ломоносова прозвучала грусть. Чичагов вспомнил некоторые подробности его биографии. Ломоносов был родом из этих суровых мест. Он родился в деревне Мишанинская Архангелогородской губернии и в детстве вместе со своим отцом, опытным рыбаком, плавал по этим самым морям. Так что для него эта поездка означала не только выполнение приказа императрицы, но и возвращение домой.

– Теперь, когда мы наконец высадились на берег, – невнятно произнес Чичагов сквозь шарф, которым было укутано его лицо, – быть может, вы наконец поделитесь со мной тем, что осталось невысказанным в письме императрицы?

– Как только мы останемся наедине, – кратко ответил Ломоносов, указывая на приближающуюся к ним высокую фигуру. – Должно быть, это шкипер Разин, предводитель китобоев.

Чичагов вынужден был согласиться. Казалось, бородатый помор не замечал холода: он был в одних холщовых штанах и рубахе с расстегнутым воротом. Та немногая кожа, что проглядывала у него на лице сквозь густую растительность, от морской соли и солнца приобрела цвет меди. В поведении Разина не было ничего радушного – это впечатление усиливали сабля в ножнах на боку и ружье за спиной.

Прежде чем заговорить, Разин сплюнул на землю – тяжелый сгусток шлепнулся у самого сапога Чичагова. Орлов сделал было угрожающий шаг вперед, но Чичагов молчаливым жестом остановил его.

– Наконец! – сказал Разин. – Я отправил известие о телах больше месяца назад. Еще немного – и они оттают и начнут вонять. Мои люди и близко не подойдут к этому про́клятому берегу до тех пор, пока тела не уберут, а мне нужно это место, если мы рассчитываем на удачную охоту.

– Мы уберем трупы в ближайшее время, – заверил шкипера Чичагов. – Но сначала ты должен показать нам, что вы нашли среди них.

Оскалившись, Разин обвел взглядом командора и его спутников и, отвернувшись, пробурчал себе под нос:

– Надо было сжечь их, пока была такая возможность…

Но Ломоносов его услышал.

– Ты поступил совершенно правильно, отправив известие в Петербург. Эти тела принадлежат группе исследователей, которые пропали два года назад, пытаясь по заказу Императорской академии найти Северо-Восточный проход. Ты и твои люди будете награждены за службу России.

– Вознаграждены как? – оживился Разин.

– Компенсация будет соизмерима с тем, что мы обнаружим сегодня здесь и куда это приведет.

Разин нахмурился, пытаясь разобраться в витиеватых словах статского советника.

– Вы получите долю от всей добычи, на которую можно рассчитывать после обнаружения этих людей.

– И по праву, – заключил Разин, приглашая следовать за собой.

Ломоносов повернулся к Чичагову:

– Лучше ограничить этот первый осмотр вами и вашим помощником.

Кивнув, командор приказал матросам оставаться рядом со шлюпкой, а сам вместе с Орловым двинулся следом за Ломоносовым. Поравнялся со статским советником.