Так я оказался здесь, в Хельфьорде, под предлогом торгового соглашения о поставках им руды из Черных Скал по сниженным ценам. Но меня уже ждали, что подтверждает предположения, что в верхушку власти уже давно проникли члены клана “Драконье сердце”.

О, какое мне устроили представление! То, что мне дали отдельное жилье, да еще и на отшибе – прекрасно. Но мне, мало того, всучили девчонку в личное пользование – наверняка хорошо обученную для шпионажа, так еще и клеймо на нее поставили, чтобы я точно отказаться не смог.

И эти люди называют драконов чудовищами? До сих пор внутри все клокочет, а перед мысленным взором стоят полные ужаса и боли глаза девчонки. Она не ожидала такой подлости от своих же. Даже в какой-то момент думал, что не переживет, но нет, оказалась сильной. И слишком дерзкой для своего рабского положения.

Хотя вот эта мысль, воспоминание о бунтарских искорках в больших голубых глазах, поджатых пухлых губках, заставляют разозлиться.

Ставлю в подсвечник новую свечу, скидывая восковой огарок в коробку около стола. Качество у них отвратительное, сгорают быстро, чуть ли не так же, как сальные. Еще и осталось мало. Заодно выкидываю и оставшуюся от ночного посещения девчонки сальную свечу туда же. Запах, кажется, до сих пор в кабинете стоит.

Вчера я должен был Марику наказать, чтобы знала свое место, чтобы понимала, на что ее обрекли ее же сограждане, чтобы задумалась, на чьей стороне стоит быть. Но каждый раз, когда она за обедом морщилась и задерживала дыхание, я злился все сильнее.

Чудовище тоже умеет сочувствовать. Хоть и грубо.

Ее тело, на которое поставили жестокую метку, совсем не предназначено для этой печати. Нежное, хрупкое, с бархатистой кожей… И совершенной грудью.

Я жил несколько лет отшельником, но не был никогда монахом. Да, не испытывал жгучего, сжигающего меня дотла желания: просто потребность и ее реализация. Но эта девчонка умудрилась затронуть во мне что-то глубинное. Я бы сказал, звериное, если бы не знал, что зверя уже давно нет.

А уж когда девчонка явилась среди ночи вся продрогшая и с заложенным красным носом… Какого демона?!

– Вы меня вызывали, ваше величие? – экономка слишком низко кланяется, слишком пытается проявить уважение, хотя я понимаю, что это не уважение – это страх.

– Ты дала расчет слугам? – начинаю издалека.

– Как вы и приказали. В доме остались только кухарка, одна горничная и я.

– Кажется, ты забыла еще одного человека, – смотрю внимательно на ее реакцию.

Как и ожидал, по лицу пробегает легкая брезгливость: еще бы, для нее девчонка уже не человек, а рабыня, которую можно не брать в расчет.

– Все верно, ваша… рабыня тоже в доме, – соглашается Клотильда.

– И… где же она ночевала? – опираюсь на столешницу, но даже так я смотрю на экономку сверху вниз.

– Она… Она сказала, что ваше присутствие ей невыносимо, поэтому вопреки моим требованиям она захотела жить во флигеле, – чуть дрогнувшим голосом ответила Клотильда. – Я предупреждала, что там не протоплено, но она… Ох, знали бы вы, с какой ненавистью она отзывается о вас.

Ну… Если про ненависть я еще могу поверить, хотя тоже вряд ли: ей это невыгодно, иначе бы она не пошла на это сознательно, то жить во флигеле…

– Марика, – рык прорывается в моем голосе. – Девчонку зовут Марика, запомните это, Клотильда. И еще: с этого момента за ее здоровье отвечаете вы. Считайте, что я поручаю вам заботиться о моей самой дорогой вещи. Иначе вылетите отсюда.

Экономка судорожно сглатывает и краснеет. Не нравится ей. Но это не мои проблемы.

– Идите, – отпускаю я ее. – А! И сделайте так, чтобы у меня в кабинете был недельный запас хороших свечей, а не этого дерьма, которое мне дали.

Значит, не просто так я не смог понять, где спит Марика. Мне бы и в голову не пришло тащиться во флигель. Что ж… Теперь она будет ближе. И под постоянным присмотром, хотя это полностью идет вразрез с моим планом держать ее подальше, чтобы она не раздражала меня.

Сам отнес в комнату, сам снял платье. И… мог ведь позволить себе не останавливаться. Не мог.

Рычу от бессильной ярости. Какого черта я вообще об этом думаю? У меня есть задание. А вместо этого я отвлекаюсь на… На что? На шпионку, которая сама напросилась в “подарок”? Возможно, и воспользуюсь ею с той целью, с которой ее мне прислали. Но как только я увижу подтверждение своим подозрениям – ей не жить.

Мануфактура артефактов – вот что действительно сейчас важно. На поверхности обычное производство безделушек, но я нутром чую, что все сложнее.

Когда мне докладывают о приходе мэра, я еще некоторое время медлю, заставляя его нервничать и ждать. Зато когда выхожу… Вижу то, что заставляет напрячься и разозлиться.

В холле стоит Марика в синем, как назло, идеально подчеркивающем изящную шею и тонкую талию платье… Демоны! Даже простуженная она умудряется выглядеть соблазнительно. Но она не одна. Слишком близко к ней, нависая, стоит мэр, сжимая в руках ее запястье.

Глава 8

– Я вам не верю! – заявляю я и делаю шаг назад. – Медяк – вот цена вашим словам.

В глазах мэра мелькает ярость: он явно не ожидал от Марики такой дерзости. И его расчет в общем-то понятен: отправить девчонку делать всю грязную работу, попутно сломать меткой, чтобы она чувствовала себя загнанной в угол мышью, а потом дать ей надежду выбраться оттуда. Естественно, если она обязательно выполнит все условия.

И я уверена, что с Марикой этой все непременно прокатило бы: если я правильно поняла, ей исполнялось девятнадцать зим в этом году. Что она за это время видела? Серые стены приюта, жизнь по строгому расписанию и наказания за ослушания? Да, естественно, она верила бы каждому слову, потому что привыкла так жить.

Только теперь в ее теле я. И все обещания мэра вызывают очень большие сомнения. И ему, естественно, это не нравится.

– Слушай ты, мелкая… – Гриндорк хватает меня за руку и сжимает пальцы на запястье. – Если ты…

– Я не люблю, когда трогают мое, – раздается по холлу низкий раскатистый голос, от которого мурашки по телу бегут. – Драконы вообще очень щепетильны к своим подаркам, мэр Гриндорк.

Пальцы мгновенно размыкаются, а у меня получается отойти от мэра на пару шагов. Оглянувшись, вижу Роуварда, стоящего на пороге своего кабинета.

– Прошу прощения, ваше величие, – мэр расплывается в подобострастной улыбочке и кланяется. – Я всего лишь хотел напомнить юной прелестнице, что она должна быть послушной дракону. Довольны ли вы ею?

В глазах Роуварда мелькает что-то, что заставляет мэра побелеть и понять, что он зашел в своих попытках ублажить “гостя дорогого” слишком далеко. Мне, честно говоря, тоже хочется побыстрее скрыться от этого разъяренного дракона, но в силу новых условий… Я не знаю, как поступить.

– Надеюсь, тебе удалось выспаться, – с едва заметной усмешкой говорит Роувард. – Сегодня завтракаешь без меня. И помни то, о чем я тебе сказал ночью.

Мэр бросает на меня ехидный взгляд. Сказанное драконом прозвучало очень двусмысленно, а если учесть цель, с которой меня сюда отправили, то умозаключение напрашивалось только одно: мой хозяин вполне себе скрасил мною свой досуг.

Ну и… ладно. Хуже уже просто относиться ко мне не могут, так что остается только хорошенько обдумать сказанное мэром. Прежде чем скатываться в отчаяние, сначала поищу другие пути.

Роувард с мэром выходят из дома, ненадолго запуская в холл морозный ветерок, а я, вопреки наказу дракона, все же спешу во флигель.

Естественно, камин там давно догорел, оттого температура достаточно сильно снизилась. Сова сидит, нахохлившись в том же углу, где я ее оставила. Дремлет и лишь едва приоткрывает один глаз, когда я к ней приближаюсь.

– Замерзла, бедная? – ласково провожу по перышкам рукой. – Надо бы тебя перенести куда-то. А то тут с этим окном почти все равно что на улице.

Сова согласно ухает и взъерошивает перья.

– Ой, ты все же тут, – Улька просовывает голову в дверной проем. – Идем, я там нашла одно местечко. Там, правда, окошко одно крошечное, темно, зато проходит каминная труба и тепло. Ну и вряд ли кто-то туда сунется. Чуланов у нас и на жилой части хватает, а этот никому и не нужен.

Я смотрю на камин, горение которого я точно в ближайшее время не смогу поддерживать, потому спрашиваю сову:

– Ну что, красавица, поедем на новое место?

Она ухает снова, и мы с Улькой, старательно проверяя, нет ли рядом Клоти, быстро перебегаем к ближайшей к жилой части, к почти незаметной, узкой двери.

Внутри – темно как в… В общем, совсем темно, потому Улька сразу зажигает свечу и ставит ее на полку.

– В общем, ты тут недолго, хорошо? А то Клотильда если что-то узнает, придется несладко, – горничная выбегает из чулана. – Тем более, что еще за свечи точно получу: нет запасов в этом доме. А еще дом свечного мастера, называется…

Я ставлю корзинку на небольшой столик у узкой стены, которая по факту оказывается стенкой дымохода. Потому тут гораздо теплее, чем в коридоре.

Сова почти сразу расправляет крылья, чуть активнее осматривается, как будто одобряя то, что ее перенесли. А я проверяю рану под повязкой. Все же надо стащить у дракона ту мазь чудодейственную. Ненадолго, с возвратом.

Возвращаю повязку на место, чтобы сова не расковыривала клювом рану, поворачиваюсь к полке, чтобы забрать свечу, но… в носу резко начинает чесаться. Ненавижу чихать!

– А-а-апхи! – не удается сдержаться мне.

– Будь здорова.

Я машинально отвечаю “Спасибо”, а потом замираю, осознавая, кто это мог сказать.

Глава 9

По телу пробегает дрожь, дыхание само задерживается. Без моих каких-то действий. Потому что становится дико страшно.

“Ты это… Дыши. Ну подумаешь, чихнула, ничего страшного же не произошло. Голова не треснула”, – снова раздается голос.

Какое там чихать! Я двинуться-то с места боюсь. Но все же оборачиваюсь и смотрю на сову.

“Ой… А ты что, меня… Слышишь?” – выпучивает на меня свои глаза она.

Я обезумело моргаю и пытаюсь понять: может, я так чихнула, что в обморок упала, и у меня теперь галлюцинации? Мне кажется, мне свое попадание в это тело было проще принять, чем… говорящую сову.

“Моргни два раза, если да”.

Я рефлекторно моргаю дважды.

“Ого! Это мне что, теперь не будет скучно?! Я смогу с тобой разговаривать?”

– А до этого ты, значит, скучала… – выдавливаю из себя я.

“Ну, допустим, не скучала, а скучал, – сова – или сов? Или кто он там? – приподнимается на ногах, переминается немного, а потом усаживается обратно. – И да, мне поговорить было не с кем. Ты первая такая”.

– А вчера?..

“Да кто бы мог подумать, что ты не только согреешь и накормишь, но еще и поговорить сможешь, – бухтит сов. – Хотя насчет согреть, конечно, ты не мастер. Чуть не окоченел за ночь!”

От возмущения я едва нахожу что сказать. Вот это претензии!

– Между прочим, это ты в моей спальне окно разбил! И я из-за этого простыла!

Ну ладно. Не только из-за этого, конечно, почти голышом на площади и босиком по улицам тоже не способствуют здоровью, но вот такая неблагодарность за то, что я постаралась позаботиться!

“Хорошо, мы квиты! – как-то быстро идет на попятную сов. – Я Руди. Рудиальмус, если полностью”.

– Рудиальмус, значит, – я переплетаю руки на груди. – И кто же дал тебе это имя, если больше ни с кем ты не разговаривал?

Он снова выпучивает на меня глаза и смотрит так, будто я ему открыла что-то новое. Мордочка вся вытягивается, проявляя высшую степень удивления.

“А я не знаю… Как-то однажды открыл глаза и понял – я Рудиальмус”.

Честно, даже не пытаюсь сдержать смешок. Хотя, если честно, я вот тоже открыла глаза и поняла, что я уже не в лаборатории и вообще не…

Осекаюсь, потому что понимаю, что прошлое имя удается вспомнить с трудом. А прошло-то меньше суток.