Следующий этап надежды – что это Улька. Но она бы вошла совсем иначе. Поэтому этот этап очень короткий, и я начинаю думать о том, как мне спрятать Руди. К сожалению, этот мир не одарил меня какой-то классной магией. Хоть магию иллюзий подкинул бы, но нет!

Магия сепарации! Вот повезло бы.

Так… Если вспомнить о том, что свет имеет корпускулярно-волновую природу, то… В какой-то степени это частицы, которые можно чисто теоретически – то есть если мне повезет – отграничить. То есть сделать так, чтобы в углу была кромешная тьма, и сова не было видно.

Напрягаюсь так, что в груди начинает гореть, но свет действительно начинает отходить от угла, а вокруг меня появляется концентрированное яркое пятно. Кто бы мог подумать, что знания по физике я буду использовать ТАК.

– Что ты здесь делаешь? – раздается недовольный голос Клоти.

– Меня… Меня Улька попросила посмотреть, может, где еще завалялись свечи… – говорю я.

Надеюсь, она не побежит сейчас к горничной уточнять, правда ли это. Или Улька догадается меня прикрыть. Хотя вот это вряд ли – ей сообразительности и хитрости на это не хватит.

– Нечего здесь шастать, – произносит Клотя, не глядя на меня.

Она усиленно сканирует взглядом помещение и вглядывается в темноту за мной. Ничего там не видно, и это радует. Не радует то, что в груди печет все больше.

Судя по воспоминаниям Марика, именно там находится главный, базовый центр магии. Еще один есть в горле и в животе, но у тех, кто посильнее, чем я. А у драконов их вообще пять. Меня бы зависть заела, если бы я была из этого мира, наверное. Но учитывая, что по мне магия – это вообще роскошь, я довольна и тем, что есть.

– А если хочешь этой бездельнице помочь, иди, вон, с ней в город сходи, – распоряжается экономка, понимая, что ничего она тут не увидит больше. – Да не стой ты столбом! Шевелись уже!

Мысленно показываю Клоте язык и поспешно выхожу из чулана, потому что горячо в груди настолько, что аж дышать тяжело становится. К моему счастью, Клотильда тоже не задерживается и идет за мной. Наверное, чтобы проверить, действительно ли я пойду к Ульке или решу “откосить”.

Горничная находится в кухне, но туда Клотильда уже не спускается. Похоже, с Мартой у них есть взаимная неприязнь, однако влияние экономки не особо на нее распространяется. И это радует.

– Я с тобой в город, – говорю я Ульке, присаживаясь на краешек скамьи и пытаясь отдышаться.

– Ой, а тебе туда можно? – в глазах девушки появляется надежда: похоже, ей не особо хотелось одной туда идти.

– А почему нельзя? Это же не так уж и далеко от дракона, чтобы метка сработала. Ездил же он вчера на мануфактуру без меня. А ходить он мне никуда не запрещал, даже, наоборот, сказал на глаза не попадаться, – рассуждаю я.

– И то правда. Он-то сам как заперся с утра в кабинете, так и не выходит, – произносит Улька, а потом восторженно добавляет: – Как здорово! Вместе хоть не скучно!

– Есть только одна проблема: у меня ж одежды совсем нет, – я вспоминаю, что сюда-то я почти голышом пришла.

– Это ничего! Сейчас что-нибудь придумаю, – девушка тут же вскакивает с лавки. – Я тут недалече живу!

Улька словно испаряется из кухни.

– Вот уж как ей в город-то одной не хочется, – качает головой Марта, которая все это время только молча слушала нас.

– А что там? – тут же напрягаюсь я.

– Да ничего. Говорят, сын мясника, тот, который кривой, очень уж Ульку замуж за себя хочет, – делится сплетнями Марта. – А что бы нет: девка ладная, работящая, семья не совсем побирается. И не удивительно.

– Улька не хочет?

– Она все по конюху мэра вздыхает, – отмахивается кухарка. – Только тот по осени женился, да и рад.

Уф… Ну почти Санта-Барбара. Хотя это, наверное, нормально для небольшого городка, где все друг друга знают.

– Слушай, Марика, а купи мне еще кориандра и гвоздики в лавке старого Петруса, – просит Марта. – Кончились совсем. Только посмотри, чтоб в них жуков не было. А то в последний раз Улька мне такого там принесла…

Спустя полчаса мы с горничной уже идем по центральной улице городка к площади, на которой располагаются лавки разных торговцев. Считается, что именно там самые лучшие, отборные товары, а именно такие и надо покупать для дракона, а как же иначе?

– Смотри, зелень мы купим в самую последнюю очередь, а то на морозе она подпортится, а значит, сначала идем за мясом, потом за молочными продуктами, а потом за овощами…

Я ловлю на ладонь огромные пушистые хлопья снега, слушаю ее щебет и присматриваюсь к городку. Узкая улочка вымощена неровным камнем и петляет между двух- и трехэтажными домиками, которые жмутся друг к другу, будто могут так согреться. Из труб вверх ровным столбом поднимается дым, а кое-где между домами натянуты веревки, с которых свешивается задубевшее белье.

На площади действительно шумит рынок, несмотря на холод. Торговцы кутаются в меховые накидки, потирают замерзшие руки. От рыбных рядов тянет солью и копченостями, пахнет свежим хлебом из пекарни. Возле колодца в центре площади судачат женщины, набирающие воду.

– Идем, – Улька тянет меня к мясной лавке и внимательно смотрит, чтобы я никуда от нее не ушла.

Она ловко выторговывает красивый кусок мяса, постоянно поглядывая внутрь лавки, но в последний момент оттуда все же выходит тот, о ком говорила Марта. Действительно кривой – похоже, из-за пораженного лицевого нерва, – высокий, но очень нескладный.

– Только за полную цену, – говорит он так, что молодая торговка, похоже, не знавшая про “высокие” отношения хозяина с Улькой, подпрыгивает. – Иди в лавку, там надо мясо отсортировать.

– С какой это стати? – хмурится Улька.

– А с такой, что всяким недалеким девкам…

– Погодите, – вступаюсь я. – Кто вам позволил так разговаривать с девушкой?

Сын мясника переводит взгляд на меня, и я понимаю, что зря влезла. Но разве меня это остановит?

– А кто мне запретит? Ты, что ли, драконья подстилка? – усмехается он.

Ярость клокочет внутри меня, но я давлю ее, а сама улыбаюсь и подхожу ближе. Так, чтобы с улицы нас было почти не видно.

– Может, я, – говорю медленно, приглушенно, – а, может, дракон, которому я пожалуюсь, что ты ко мне приставал. Как думаешь, как поступит его величие с тем, кто позарится на его?

Парень бледнеет и, кажется, кривеет еще больше.

– Тебе не поверят!

– Мне? Поверит. А Улька подтвердит, – говорю я. – А я для пущей правдоподобности еще и закричу. Хочешь?

Он оглядывается по сторонам, уже жалея, что прогнал торговку.

– Н-не н-надо, – заикается он.

– Тогда мы берем мясо по сторгованной цене и… ты больше не позволяешь себе ничего личного в отношении Ульки.

Поднимаю бровь, пытаясь понять, дошло ли до него. Он кивает – дошло.

– А узнаю, что ты продолжаешь – можешь предположить, что будет.

Мы забираем мясо и идем к следующей лавке. Конечно, я взяла парня на слабо только из-за того, что ему ума не хватает. С кем-то другим бы это не получилось бы, но Улька осталась очень воодушевлена и очень благодарна.

– Ты главное, больше таких “женихов” себе не лови, – говорю я. – Да и по женатому переставай вздыхать. Нехорошо это.

Горничная кивает, грустно всхлипывает, но не спорит – знает, что я права.

Дальше мы с ней разделяемся: она идет в лавку молочника, а я иду к “старому Петрусу” за приправами.

Но не успеваю я дойти до его лавки, как вижу знакомое лицо. Не сразу понимаю, кто это, но в груди растекается тепло и нежность. Наверное, это реакция тела, потому что только спустя пару мгновений я понимаю, что это Аурика – сестра Марики.

Она чуть младше Марики, но очень на нее, то есть на меня, похожа: те же белокурые волосы, те же большие голубые глаза, но, помимо всего прочего, есть в ней какая-то кукольность. Такая абсолютная миловидность, придающая ее внешности невинное выражение, возведенное в куб.

Аурика замечает меня, я на автомате делаю несколько шагов к ней, чтобы поприветствовать. Сестра замедляется, а я спрашиваю:

– Аурика? Как ты? Я переживала, – хочу обнять ее, но она выставляет руку вперед.

– Вы о чем? – Аурика отшатывается от меня, как от прокаженной, и оглядывается по сторонам, как бы удостоверяясь, что никто этого не видел.

– Я… Я твоя сестра… – уже с меньшей уверенностью, но большим беспокойством говорю я.

– Не знаю вас. У меня нет сестры, – хмурится она. – У меня больше нет сестры!

Глава 15

Все слова, которые хотелось сказать, просто застревают в горле. Обидно не за себя: эта кукольная девочка мне никто, все мои реакции – просто рефлексы тела. Мне обидно за Марику, которая пошла на такие жертвы ради своего самого близкого и любимого человека. А в ответ получила…

– Да? – усмехаюсь, делая шаг назад. – Наверное, я тогда обозналась. Моя сестра никогда бы так не сказала, вы правы.

Я отворачиваюсь, демонстративно иду к лавке специй, а сама краем глаза наблюдаю за Аурикой. Она какое-то время смотрит мне вслед, а потом подходит к какому-то мужчине, которого я не узнаю, и они скрываются за углом одной из улиц, отходящих от площади.

В груди борются два чувства: надежда, что на самом деле все не так, как кажется на первый взгляд, и обида. Как удар под дых: дышать сложно и собраться не получается.

– Вы заходите? – выдергивает меня из раздумий голос какой-то женщины.

Я понимаю, что стою прямо перед дверью в лавку и не даю никому пройти.

– Да-да, конечно, – поворачиваюсь я.

Но как только эта дама видит мое лицо, оно искривляется презрительной усмешкой.

– И не стыдно же ходить туда, куда ходят приличные люди, – бухтит она, стараясь держаться от меня подальше. – Постыдилась бы показываться в городе.

– Да что я вам сделала-то? – не выдерживаю я. – Как будто было много желающих пойти в дар дракону.

– Какая разница! – вздергивает голову эта неуважаемая леди. – Сама согласилась быть для него подстилкой, лишь бы не работать, как все на мануфактуре. Конечно! Зачем гробить здоровье и силы, когда можно жить в тепле и сытости!

Отсчитываю до десяти. Но медленно это сделать не выходит, как и успокоиться. Женщина стоит и смотрит на меня, ожидая, что я раскланяюсь и уступлю ей дорогу. Позади нее переминается с ноги на ногу девушка примерно моего возраста. Дочь?

– Вот как? Наверное, вы правы, да, – усмехаюсь я, не думая отходить от двери. – Мне стоило пойти на мануфактуру. Что это я занимаю такое прекрасное место. Надо было его вашей дочери оставить, да?

Дама багровеет, оглядывается на девушку: значит, я правильно угадала. Хорошо, что из ушей пар не валит.

– Да как ты смеешь! Моя дочка приличная, она бы на такое никогда не согласилась!

– О… Значит, она была бы готова обречь город на гнев дракона? Плевать на всех, лишь бы свою шкуру спасти?

Не знаю почему, но меня колотит от возмущения, особенно после реакции Аурики.

Дама не находит, что ответить, и, покрываясь бордовыми пятнами, берет под руки свою дочь и поспешно уходит. А я открываю дверь в лавку.

Здесь пахнет сразу всем: корицей, ванилью, перцем, мускатным орехом…Смесь такая, что хочется чихать! Везде, куда дотягивается взгляд, стоят баночки, коробочки, корзиночки, лежат пучки засушенных трав.

Петрус, старичок с блестящей лысиной и длинной седой бородой, смотрит на меня поверх треснувших очков.

– Драконья дева? – спрашивает он. – Вот уж кого не ожидал увидеть в своей лавке.

Надо же, даже не оскорбил. Уже можно записать в плюсы этой лавки.

– Марта попросила купить кориандр и гвоздику, – говорю я.

Он хмыкает и достает из-под прилавка две коробки. А вот теперь можно ставить минус: обе они заметно отсырели, да и дырки в стенках не обнадеживают. Какой толк в испорченных специях?

Я подхожу к прилавку и заглядываю внутрь, достаю пару потемневших коричневых зерен кориандра и совершенно плоские, сыпучие головки гвоздики.

– Вы правда хотите, чтобы эти специи добавляли в еду дракона? Неужели настолько репутация лавки не важна? Тут же больше плесени и насекомых.

Петрус расплывается в улыбке: