Одержимость Анны. Разбитые грезы (страница 2)

Страница 2

– …Таким образом, можно сказать, что во время использования вандрима мы слегка болеем. – Леон вел лекцию перед огромной аудиторией студентов. В этот раз он стоял на своем привычном месте. – Изучение тех сновидений, которые видит человек во время высокой температуры, помогло нам понять, как сделать осознанные сны более яркими и реалистичными. Мы с командой изучали, на какие участки мозга стоит воздействовать, чтобы мозг поверил, что человек болеет, а также как правильно вырабатывать адреналин, чтобы у тела не было «перегруза». Конечно, пришлось потратить очень много времени на то, чтобы организм не стал бороться с псевдоинфекцией, но результаты того стоили. Так что скажите спасибо простуде за то, что она позволяет вам погружаться в сны, где вы можете заняться отличным сексом, почти не отличимым от реальности.

Группа студентов очень тихо засмеялась, испытывая неловкость, услышав слова о плотских утехах от столь уважаемого человека.

– Увидимся в четверг, – подытожил профессор, – лекция закончена.

Учащиеся стали покидать огромную аудиторию, отделанную благородным темно-коричневым деревом. Анна пыталась протиснуться сквозь толпу, чтобы дойти до мистера Грина.

– Профессор Грин? – быстро и сбивчиво спросила Анна.

Ее дыхание было частым и неровным, глаза, полные беспокойства, скользили по всему телу мужчины. Она словно лазером сканировала Леона, пытаясь как можно раньше понять, почему он знал о ней.

– О, мисс Эйрд, рад вас видеть, – довольно поприветствовал девушку профессор. – Простите, что не предупредил вас о задержке вашего рейса, вам не стоило беспокоиться, что вы прилетите позже. Вам в любом случае пришлось бы слушать лекцию или ждать, прежде чем я бы освободился.

– О задержке рейса? – Анна была удивлена. – Вы так говорите, как будто еще пару дней назад знали, что его задержат.

– Ну-у-у-у, – протянул он. – Давайте лучше прогуляемся. Вы не против заскочить ко мне в кабинет, чтобы я взял свое пальто?

– Да, конечно.

Они быстро добрались до скромного, но уютного кабинета Леона, в котором он отдыхал между лекциями или занимался научной деятельностью. Пока профессор Грин шел в другой конец комнаты, чтобы забрать пальто, Анна осматривала стеллаж с наградами, грамотами и даже книгами, написанными ученым. Среди научных работ Анна пыталась найти хоть что-то, связанное с совместными сновидениями, и настолько зациклилась на книгах и наградах, что не заметила, как профессор вернулся к ней и стал вытаскивать телефон из ее брюк.

– Что вы…? – Анна пришла в себя и резко повернулась к мужчине.

Леон прижал указательный палец к губам, давая девушке понять, что ей лучше промолчать и довериться ему. Профессор Грин вытащил телефон Анны и положил его и свой телефон на рабочий стол возле ноутбука. Он нажал на кнопку на ноутбуке, включилась запись диалога мужчины и женщины. Их голоса были один в один похожи на голоса Анны и Леона.

– Вау, у вас столько наград, – сказал голос Анны из компьютера.

– Да, знаете, за двадцать лет научной деятельности мне кажется, что я мог бы получить их намного больше, – ответил ей записанный голос Леона.

Профессор продолжал держать палец возле своих губ, давая понять Анне, что ей стоит дальше молчать, несмотря на услышанное. Он забрал пальто и кожаную сумку и жестом показал ей покинуть кабинет.

– Вы мне объясните, что вы делаете? – ошарашенно спросила Анна, когда они отошли на несколько метров от кабинета профессора.

– А как же иначе? – спокойно ответил Леон. – Только давайте не здесь.

Двое покинули здание университета и направились в парк неподалеку. Холодный зимний день окутывал здание Массачусетского университета туманной атмосферой поздней осени. Некоторые спешили по своим делам, другие останавливались, чтобы насладиться моментами покоя.

Бостон оставался одним из немногих известнейших городов США, который не погряз в эпидемии бездомных и разгульной преступности. Этот город был верен традициям прошлого, но при этом стремился вперед в будущее: об этом говорили здания разных эпох, которые органично соседствовали друг с другом. На одной улице, по которой шли студенты и преподаватели главных учебных заведений, можно было разглядеть современный стеклянный магазин «Эппл», а за ним старинное кирпичное здание, в котором располагался ирландский паб.

Интеллектуальная столица Америки манила лучших ученых уже много десятилетий, здесь обучались дети элит со всего мира, поэтому как в город, так и в штат Массачусетс поступали огромные деньги. Во время бума на нейронную хирургию и сомнологию в город приехало еще больше людей, из-за чего недвижимость в Бостоне подорожала еще сильнее. При том что столица Новой Англии никогда не была дешевой: десять лет назад в этом городе можно было снять скромную студию за $2500, а сейчас приходилось отдавать уже $4500. К сожалению, нельзя было констатировать такой же стремительный рост средней зарплаты жителей.

Небольшие хлопья снега, как маленькие бриллианты, тихо падали с неба, создавая волшебный и романтический образ. Они медленно опускались с высоты, возникая из тумана, и легко приземлялись на ветви деревьев, покрывая их свежим белым покрывалом.

В такой тихой и умиротворенной атмосфере Анна и Леон молчаливо шли по небольшому парку с уже замерзшим прудом, прямо посреди которого располагалась огромная сферическая статуя. Они сели на скамейку. Профессор осмотрелся вокруг и обрадовался, что рядом не было ни души.

– Вы не против, если я поем салат? – спросил профессор Грин.

– Конечно.

Мужчина потянулся к своей кожаной сумке, из которой начал доставать овощи, разделочную доску и нож. И без этого странный день Анны стал еще необычнее.

– Я читала о вашем экстраординарном поведении, – не выдержала девушка, – вы явно не любите быть как все. Я бы сказала, что вы терпеть не можете простоту и обычность.

– Почему же? – Профессор принялся нарезать листья салата и помидоры прямо на скамейке. – Я очень люблю простоту. Например, простоту этого момента: готовишь себе перекус, сидишь с красивой девушкой возле потрясающего пруда. Все очень просто и прекрасно.

«И не поспоришь», – согласилась Анна.

– Так вы расскажете, что происходит, профессор Грин? Вы знали Мэри? Вы ей прислали то самое устройство с записанным сном? – Она устала ждать ответы на животрепещущие вопросы, при этом Леон явно никуда не торопился.

– Успокойтесь, мисс Эйрд, – протянул мужчина. – Насладитесь моментом и тем, что вас окружает. Рассмотрите, например, подробно ту статую, что находится прямо посередине озера.

Анна с неловкостью наблюдала за тем, как профессор разрезает овощи на доске, а затем бросила пристальный взгляд на сферу напротив нее. Это был мраморный постамент, переливающийся различными красками: статуя состояла из различных узоров и барельефов – людей, животных, красок, городов, растений, планет. Все это вписывалось в большой шар, который будто держался на маленькой подставке в форме капли.

– Уже много лет смотрю на этот памятник и каждый раз замечаю новые детали, – прервал молчание профессор. – Вы знаете, чему посвящен этот памятник?

– Конечно же, снам. – Анна пожала плечами. – Тому разнообразию и тем возможностям, что они дают. Мне кажется, что маленькая подставка олицетворяет крошечную силу мысли, которая позволяет создать в снах огромное разнообразие миров. Я читала, что он называется «Ода надежде».

– Именно так и воспринимают этот монумент большинство людей. Но я думаю, что его автор, Владимир Носов, известный художник и скульптор, эмигрировавший из России, заложил в «Оду надежде» более глубокий смысл. Присмотритесь внимательнее к изображениям и фигурам. Сначала вы видите счастливых людей, небоскребы, нечто процветающее, а затем вы замечаете плачущих детей в толпе, мусор на тротуарах, летающих рыцарей с пистолетами и спящих под мостом гоблинов.

Анна внимательнее пробежалась глазами по постаменту и кивнула. Она повернулась к собеседнику и заметила, что тот закончил резать овощи и стал их смешивать в небольшом контейнере.

– Ничего не напоминает? – с намеком спросил Леон. – За красивой картинкой скрываются проблемы с преступностью, бедностью, наркотиками, социальной несправедливостью, бездомными и грязью.

– Владимир решил таким образом изобразить нашу страну?

– Когда он закончил работу и передал ее университету, то покинул страну и вернулся обратно в Россию. Он годами мечтал уехать в Штаты, а когда оказался здесь, то ощутил настолько сильный шок, что хотел его сублимировать в это произведение искусства. Впрочем, на каждую историю условного мистера Носова найдется множество других про тех, кто ни за что не покинет нашу страну и даже готов годами жить здесь нелегально.

– Это интересно, но как это все относится к моим вопросам, профессор Грин? – Анна все сильнее хотела получить ответы.

– Терпение, мисс Эйрд, терпение. К тому же разве вам неприятно вести вполне интересную беседу?

Анна промолчала в знак согласия.

– Эта статуя отражает не только нашу страну, но, как мне кажется, и те противоречия, которыми мы наполнены. Знаете, мы много кричим о правах человека, но вам не кажется, что доступное здравоохранение – это то самое базовое право, которого достойны все? Простите уж за мои социалистические взгляды. Мы указываем всему миру, как жить, но при этом не справляемся со своими внутренними проблемами. Мы часто говорим о том, что Америка – страна, где все равны и друзья друг другу, но разве мы не переживаем одни из сильнейших расслоений и расколов нашего народа, когда демократы и республиканцы готовы глотки друг другу перерезать, а люди умеренных взглядов не знают, где себя найти в нашей политической системе? И разве культура отмены, которая началась с нас, не противоречит первой поправке конституции о свободе слова?

– У каждой страны свои проблемы, профессор, – примирительно произнесла Анна.

– Не буду с вами спорить, мисс Эйрд, но я родился в совсем другой Америке, поверьте мне. Я видел страну в самом ее расцвете, верил в нее и с гордостью прижимал ладонь к сердцу, произнося наш гимн. Я верил, что мы несем в мир благость. И казалось бы, так оно и есть: наше кино считалось лучшим в мире, наши технологические разработки были передовыми, наша культура завлекала иммигрантов со всего мира, гениальные умы приезжали к нам, чтобы построить идеальное общество. У нас были непростые времена, через которые мы проходили с трудом и упорством. В начале двадцатого века случилась страшная Великая депрессия, после которой были утопичные пятидесятые. Что случилось во время нестабильных семидесятых, когда инфляция была практически неконтролируемой? Настала рейганомика, одна из самых процветающих эпох в Америке. Но к чему мы в итоге пришли? Огромному расслоению общества и куче проблем после мирового финансового кризиса, над нашими фильмами стали смеяться из-за радикального продвижения левых идей, наши величественные города превратились в трущобы. И эти чертовы корпорации…

Последнее предложение мужчина выдавил с особой злостью.

– Вы не любите крупные компании? – спросила Анна. – Но вы же, по сути, основали «ванДрим», что стала одной из самых известных и влиятельных корпораций в мире.

Профессор Грин резко перестал жевать свой полдник и посмотрел на собеседницу.

– Как вы думаете, знали ли основатели «Гугла», что их поисковик превратится из места, где можно узнать о мире все, в инструмент для управления политическими выборами по всему миру? А как насчет «Нетфликса», что дал возможность создавать уникальный контент кинематографистам со всего мира… а потом превратился в один из главных рупоров пропаганды наравне со средствами массовой информации? Я уже молчу про телефоны и прочие устройства, которые легко отследить. Вы же понимаете, что я не просто так оставил наши телефоны в моем кабинете и вывел нас по черному выходу сюда по специальному маршруту, чтобы не попасть на камеры наблюдения?

– Как «Гугл» может управлять выборами?

– Очень просто, – устало ответил собеседник. – Есть такие избиратели, которые точно знают, за кого проголосуют из политиков, а есть те, которые сомневаются. Корпорации интересует вторая группа людей, ведь на них можно воздействовать так, чтобы показывать новости, которые обеляют политиков, действующих в интересах конгломератов: их чаще показывают в поисковой выдаче и, естественно, в положительном ключе. Были идеи продвигать политиков через сны, но это слишком грубый метод, особенно для нас, американцев. Уж кто-кто, а мы мастера тонкого воздействия на умы людей.