– Человеческий зуб? – строго спросила невыносимая Бренда. – Не упыриный клык?

Жасмин в ее руках крутилась, как червяк.

Однажды ночью эту девочку нашли в лесу, заботливо спрятанную в теплом брюхе мертвой коровы. И с тех пор Бренда, взявшая младенца под свое крыло, каждый день тревожилась, а не превратится ли малышка в такое же чудовище, как и то, что ее породило.

– Человеческий зуб, – повторила Тэсса твердо. – Но я ведь вам уже объясняла, что в большинстве случаев метаморфозы начинаются в подростковом возрасте…

– Да-да, – перебила ее старушка, – это понятно. Все подростки в своем роде упыри.

Юная Одри, которая сидела рядом за столом и грызла ручку, сочиняя письмо своему соседу Джеймсу, живущему через забор от нее, громко фыркнула.

– Да вы со сварливым Джоном хуже, чем сто подростков, – заметила она. – Тэсса, ты знаешь, чем мы занимались этой ночью? Прятали кальмара на террасе Джона, чтобы он сошел с ума, пытаясь понять, откуда так воняет.

– Почему бы тебе не написать об этом в «Расследования Нью-Ньюлина»? – рассердилась Бренда. – Ведь именно так следует поступать с секретами – трепаться о них направо-налево.

Она посадила Жасмин в манеж, и девочка тут же попыталась затолкать в рот обе свои руки.

– Сварливый Джон стал втрое сварливее после того, как из его сада украли свадебную арку, – вздохнула Бренда. – Он трудился над ней несколько месяцев, а потом – фьють! – и нету ее.

Первое бракосочетание в Нью-Ньюлине взбудоражило его обитателей. Каждый хотел внести свой вклад: в чате деревни шли ожесточенные споры о том, каким должен быть торт, стоит ли подавать устрицы или курятину, где и когда проводить церемонию.

Вероника Смит, которая каждую ночь приходила на могилу своего мужа, чтобы как следует наорать на него, настаивала на том, чтобы мероприятие прошло в полночь на кладбище. Так мертвые могли бы стать участниками торжества.

Мэри Лу, дружившая с местным морским духом, хотела свадьбу на берегу.

Фанни считала, что самым подходящим местом является «Кудрявая овечка», потому что там тепло и сытно. Она собиралась надеть очень красивое платье, и ей не улыбалось прятать его под пальто.

– Как шериф, – сказала Тэсса, – я прикладываю все усилия, чтобы распутать это страшное злодеяние. Каким закоренелым преступником надо быть, чтобы стибрить кособокую арку!

– Могу поклясться, что это дело рук нашего чокнутого художника.

– Холли? – удивилась Тэсса. – На кой черт ему сдалась эта арка?

– Ну не знаю. Может, она оскорбляла его эстетический вкус. Как мое пугало, например.

Скандал с пугалом случился в конце лета. В тот злополучный день Холли явился к Бренде за свежей клубникой – он мог неделями лопать одни ягоды. Должно быть, воображал себя феей или кем-то в этом роде.

Вопль, который Холли издал при виде пугала на грядках, запросто мог составить конкуренцию вою Фанни, их баньши.

– Нет-нет! – закричал Холли. – В конце концов, это просто невыносимо!

После чего он – с неожиданной, надо сказать, силой – выдрал пугало из земли, понесся с ним по деревне и выбросил со скалы в море.

Негодованию Бренды не было предела. Она написала двадцать пять заявлений, требуя привлечь вандала к административной и уголовной ответственности.

Камила Фрост разразилась в «Расследованиях» ядовитой статьей о росте преступности в Нью-Ньюлине.

Сварливый Джон Хиченс пришел, чтобы пожать Холли руку.

Тэсса продлила домашний арест этому рецидивисту еще на полгода, выписала огромный штраф и обязала предоставить пострадавшей новое пугало.

Штраф Холли оплатил не моргнув и глазом, а вот с новым пугалом вышла заминка. Сначала он долго рисовал эскиз, а потом несколько недель ходил по пятам за Фрэнком, уговаривая того изготовить изделие по рисунку.

Фрэнк ссылался на высокую загрузку – у его мастерской действительно было много заказов, но Тэсса подозревала, что тот отнекивался из чистого вредительства.

Смотреть на Холли, который то бесился, то умолял, то приказывал, то дулся, то стенал, было невероятно потешно.

Наконец, пугало ушло в работу, но тут переклинило самого Фрэнка.

Кажется, он решил, что результат должен не уступать в совершенстве картинам Холли, и что-то там без устали полировал, допиливал, доделывал и перекрашивал.

Мужчины и их дух соперничества.

С тех пор Холли считался виновным во всех без исключения неприятностях, которые происходили в Нью-Ньюлине.

Фрэнк Райт в это утро очень старался удержаться от убийства.

Зря он принял заказ у Камилы Фрост – она просто задалась целью доконать его своими бесконечными придирками.

– Ну, – сказала главный редактор и единственный сотрудник «Расследований Нью-Ньюлина», поправляя на носу огромные черные очки, – кажется, эта табуретка выглядит довольно безвкусно.

«Ради бога, женщина, – едва не зарычал он, – это обыкновенная чертова табуретка, а не какое-то там произведение искусства!»

Но Тэсса говорила, что улыбки злят людей куда больше, чем рычание, поэтому он молча растянул губы, надеясь, что это не очень похоже на оскал.

Однако на его зверской физиономии любые попытки изобразить дружелюбие выглядели как обещание скорой расправы.

– И не надо так улыбаться, – слегка испуганно пробормотала Камила, – я тебя не боюсь!

Если бы это было так, она не носила бы черные очки в пасмурную погоду.

Взгляд Фрэнка был способен вызвать его собеседников на откровения, а откровенничать эта дамочка не любила.

Что не мешало ей регулярно наведываться в мастерскую и изводить его.

– Табуретку забирать будешь? – спокойно спросил Фрэнк.

– Нет! Она отвратительна!

Отвратительной в этой мастерской была вовсе не табуретка, но он не стал об этом сообщать.

Выдав еще пару едких замечаний о косорукости Фрэнка, Камила наконец убралась.

А он вернулся к новой кровати для Кенни и Фанни. Прежнюю эта парочка успешно изломала – Кенни сообщил об этом, будучи совершенно прозрачным от неловкости.

А Фанни тихонько попросила, чтобы у новой кровати были столбики. Ну мало ли зачем. Например, кому-то захочется кого-то привязать к этим столбикам.

Он не хотел знать, кто кого.

Фрэнку и без того казалось, что он знает о людях слишком много.

Единственной, на кого не действовала его утомительная способность, была Тэсса.

И он радовался этому каждый день.

Потому что порой на нее находило… может, это были воспоминания. Или сожаления. Или желания, которыми Тэсса не спешила делиться со своим любовником.

Осень плохо влияла на нее и Холли.

Без солнца они оба не справлялись с приступами мрачности или нервозности.

Тонкие натуры, в отличие от него.

Холли называл Фрэнка чурбаном, но уж лучше так, чем отчаянно пытаться удержать баланс между приступами вдохновения и сомнений.

Холли все время был в поиске, ему было всегда мало того, чего он уже достиг.

А вот Фрэнку достаточно, Фрэнку в самый раз.

Он был счастлив жить в Нью-Ньюлине, работать в мастерской и любить Тэссу. Это было гораздо больше, чем когда-либо казалось возможным.

Но отчего же Фрэнку казалось, что в их доме на скале воцарилось странное напряжение, будто перед бурей?

* * *

Петли то и дело соскальзывали со спиц – верный признак того, что Теренс испытывал раздражение. Ему не нравились нынешние обитатели этого дома – ну, Тэсса еще куда ни шло, хотя тоже в последнее время испортилась, слишком много носилась с этими живыми, напрочь забыв про мертвых. А все эти парни виноваты, уж больно крепко оба стояли на земле.

Когда-то Теренс тоже был молодым, определенно был, но даже тогда он понимал, что по-настоящему важно, да уж, будьте в этом уверены. Теперь же он спрашивал себя: а не было ли ошибкой согласиться на предложение управления кладбищ назначить Тэссу его преемницей? Тогда она находилась скорее в том мире, чем в этом, но теперь баланс менялся. И это определенно внушало тревогу.

Глава 2

Наверное, ни один жених на свете не боялся собственной свадьбы так, как боялся ее нью-ньюлинский отшельник Эрл Дауни. Когда твоя кожа покрывается волдырями от прикосновений других людей, а горло перехватывает удушье, вряд ли ты захочешь оказаться посреди толпы.

Его невеста, спасительница и единственная женщина на земле, которую Эрл мог обнять, предлагала не устраивать пышного торжества.

Но он заупрямился: по крайней мере, хотелось подарить ей настоящую свадьбу.

Мэри Лу любила бывать в обществе, часами болтала с посетителями «Кудрявой овечки» и просто лучилась дружелюбием. Но по вечерам, закрыв пекарню, она пересекала деревню и поднималась по узкой тропинке на холм, туда, где в отдалении от всех стоял небольшой дом Эрла.

И он ждал ее возвращения целый день, с раннего утра.

Впервые он увидел Мэри Лу более семи лет назад в интернете, в самый темный час своей жизни, когда находился в шаге от самоубийства. Кудрявая девчонка вела стрим и пекла пирог, смеясь и не умолкая ни на секунду. В ней было столько радости и веселья, что Эрл не удержался от того, чтобы не написать комментарий.

И это короткое сообщение изменило все: он отправился в Нью-Ньюлин и заполучил жену.

Если Эрла и терзали сомнения, то он не позволял им прорасти в своей душе. Была ли его любовь всего лишь отчаянием человека, истерзанного одиночеством? Была ли любовь Мэри Лу жалостью?

Голодный человек не спрашивает, почему ему подали хлеб, говорил себе Эрл, однако с приближением свадьбы все глубже погружался в себя.

– Итак, Уильям Брекстон, вы прибыли в Нью-Ньюлин по приглашению Милнов? – Тэсса перевернула табличку на столе так, чтобы ее посетитель видел надпись «Мэр деревни Нью-Ньюлин Т. Тарлтон». – Полагаю, вы остановитесь у них?

Она очень старалась не обращать внимания на Холли, который бродил по небольшой конторке с рассеянным видом и время от времени что-то бормотал себе под нос. Он частенько походил на сумасшедшего, здесь не было ничего нового. Но обычно держался подальше от управления, поскольку терпеть не мог любые официальные учреждения. Что это его принесло сегодня?

Тэсса уже получила гневное сообщение от Мэри Лу о том, что Холли без разрешения изрисовал стену в ее пекарне. «Ты должна лучше следить за своим питомцем», – так заканчивалось это сообщение, что означало: Мэри Лу в ярости. Обычно добродушная владелица «Кудрявой овечки» не позволяла себе такой язвительности.

Продать кусок стены на аукционе у Мэри Лу вряд ли получилось бы, поэтому Тэсса даже не смогла ее утешить возможной прибылью.

– Остановиться у Милнов? – Уильям Брекстон, крупный, застенчивый, с круглым лицом и очаровательной блестящей лысинкой, заерзал. – Нет-нет, не думаю, что это будет удобно. Понимаете, Дебора и Билли, они, конечно, хорошие люди, но…

«Но не слишком любят гостей», – мысленно завершила его мысль Тэсса.

У Милнов был самый роскошный дом в округе, битком набитый произведениями искусства. Только картин Холли Лонгли они собрали не меньше пяти, а стоили эти картины неприлично дорого. Тэсса, например, нипочем бы не накопила даже на миниатюрный пейзажик, зато могла любоваться на его работы бесплатно – ради бога, он же раскидывал эскизы и холсты по всему дому.

– В таком случае, – вернулась она к своим обязанностям мэра, – вам лучше временно остановиться в пансионе при кладбище, ну а если решите задержаться здесь подольше, то у нас есть специальный фонд развития Нью-Ньюлина. Надо написать заявление на субсидию…

– Признаться, я удручающе богат, – вздохнул в ответ Уильям Брекстон, – ужасно просто! Не повезло с самого рождения…

– Хм, – отозвалась Тэсса неопределенно.

По ее мнению, невезением считалась нищета, а никак не наоборот, но у каждого свое представление о мире.