И она легко сложилась пополам, смуглыми руками расчесывая лодыжки.

– Очень интересно посмотреть, как они живут, милочка. Это восхитительно, вот увидишь.

Мистер Талльяферро снова запротестовал, но миссис Морье оборола его чистой силой слов. А посему, вопреки сомнениям, он, чиркая спичками, повел их вверх по извилистой лестнице, и три тени передразнивали их, чудовищно вздымаясь и опадая на ветхой стене. Задолго до финиша миссис Морье уже хрипела и пыхтела, а мистер Талльяферро черпал в ее затрудненном сопении ребяческую мстительную радость. Однако он оставался джентльменом; коря себя, он это чувство отогнал. Постучал в дверь, был приглашен, открыл.

– Вернулись, значит?

Гордон сидел в своем единственном кресле, жуя толстый сэндвич, с книгой в руке. Голая лампочка заливала его майку зверским светом.

– У вас гости, – запоздало предостерег мистер Талльяферро.

Но Гордон, вскинув глаза, уже разглядел за его плечом лицо миссис Морье и интерес, на этом лице написанный. Затем поднялся и обматерил мистера Талльяферро, который поспешил покаянно объясниться:

– Миссис Морье непременно хотела заглянуть…

Та вновь повергла его во прах.

– Мистер Гордон! – Она вплыла в комнату; гримаса счастливого изумления застыла, точно круглая тарелка на ребре. – Ну-с, как ваши дела? Умоляю, умоляю, простите нас за это вторжение! – курсивом фонтанировала она. – Мы сейчас повстречали на улице мистера Талльяферро с вашим молоком и набрались храбрости вступить в логово льва. Как вы поживаете? – Она извергла на него свою ладошку, озираясь довольно и с любопытством. – Так вот где трудится гений. Как прелестно – как… как оригинально. А это, – она показала на угол, занавешенный измаранным зеленым репсом, – ваша спальня, да? Как восхитительно! Ах, мистер Гордон, до чего же я завидую вашей свободе. И вид… у вас тут и вид имеется? – Не отпуская его руки, она завороженно вперилась в высокое бесполезное окошко, обрамляющее две истомленные звездочки четвертой величины.

– Имелся бы, будь я восьми футов ростом, – поправил ее Гордон.

Она метнула в него довольный взгляд. Мистер Талльяферро нервно рассмеялся.

– Это было бы прекрасно, – с готовностью согласилась она. – Я так хотела, чтобы моя племянница увидела настоящую студию, мистер Гордон, где работает настоящий художник. Милочка, – она грузно глянула через плечо, так и не отпустив его руки, – милочка, позволь представить тебе настоящего скульптора, от которого мы ожидаем великих свершений… Милочка, – повторила она громче.

Племянница, не смущенная лестницей, вплыла за ними следом и теперь стояла перед единственной здесь мраморной статуей.

– Подойди, побеседуй с мистером Гордоном, милочка.

В слащавых модуляциях миссис Морье смутно пробивалось что-то совсем не сладкое. Племянница повернула голову и слегка кивнула, не глядя на Гордона. Тот высвободил руку.

– Мистер Талльяферро говорит, у вас заказ. – Голос миссис Морье вновь засочился медом счастливого изумления. – Можно посмотреть? Я знаю, художники не любят показывать неоконченную работу, но мы же все друзья… Вы оба знаете, до чего чутка я к прекрасному, хотя сама и лишена творческого порыва.

– Да, – согласился Гордон, наблюдая за племянницей.

– Я давно собиралась посетить вашу студию – я обещала, вы же помните. Я воспользуюсь случаем и осмотрюсь… Вы не против?

– Да пожалуйста. Талльяферро вам все покажет. Прошу извинить. – И он характерно нырнул между ними, а миссис Морье пропела:

– Ну конечно. Мистер Талльяферро, как и я, чуток к прекрасному в Искусстве. Ах, мистер Талльяферро, отчего нам с вами даровали любовь к красоте, но отказали в способности творить ее из камня, и дерева, и глины…

Тело в коротком простом платье не шевельнулось, когда он подошел. После паузы он произнес:

– Нравится?

Подбородок у нее в профиль был тяжел – что-то в нем сквозило маскулинное. Но анфас не тяжелый – просто тихий. Губы полны и бесцветны, не накрашены, а глаза мглистые, как дым. Она взглянула на него в упор, отметив ледяную голубизну его глаз (как у хирурга, подумала она), снова перевела взгляд на статую и медленно проговорила:

– Не знаю. – А затем: – Она как я.

– В каком смысле как вы? – серьезно спросил он.

Она не ответила. Потом сказала:

– Можно потрогать?

– Если хотите, – ответил он, рассматривая линию ее подбородка, ее плотный коротенький нос. Она не шевельнулась, и он прибавил: – Не будете трогать?

– Передумала, – невозмутимо объяснила она.

Гордон обернулся на миссис Морье, которая что-то там словоохотливо разглядывала. Мистер Талльяферро со сдержанной страстью ей поддакивал.

– Почему она как вы? – повторил Гордон.

Она невпопад ответила:

– Почему у нее тут ничего нет? – Ее смуглая рука гибко обмахнула высокую плоскость мраморной груди.

– Да и у вас тоже. – (Она бестрепетно встретила его бестрепетный взгляд.) – Почему у нее там должно что-то быть? – спросил он.

– Вы правы, – отвечала она, бесстрастно и любезно, как равному. – Теперь вижу. Конечно не должно. Я не сразу… не сразу поняла.

Гордон с растущим интересом оглядел ее плоскую грудь, плоский живот, ее мальчишеское тело, с которым не вязались ни поза, ни тонкость рук. Бесполая, и, однако, смутно бередит. Может, просто молода – как теленок, жеребенок.

– Сколько вам лет? – обронил он.

– Не то чтобы вас это касалось, но восемнадцать, – без досады откликнулась она, рассматривая статую. И вдруг подняла взгляд на него. – Я хочу ее себе, – внезапно сказала она, искренне и пылко, вылитая четырехлетка.

– Спасибо, – сказал он. – И ведь вы это искренне, да? Но вам она, конечно, не достанется. Вы же и сами понимаете, правда?

Она помолчала. Было ясно, что она не понимает, отчего бы ей не заполучить статую.

– Видимо, – в конце концов согласилась она. – Я просто подумала – а вдруг?

– На всякий случай?

– Ну, завтра мне ее уже, наверное, не захочется… А если захочется, найду что-нибудь не хуже.

– Вы хотели сказать, – поправил он, – что, если захочется и завтра, вы ее получите. Да?

Ее рука, словно отдельный от нее организм, медленно потянулась, погладила мрамор.

– Вы почему такой черный? – спросила она.

– Черный?

– Не волосы и борода. Рыжие волосы, борода – мне нравится. А вы. Вы черный. То есть… – Голос ее умолк, и Гордон подсказал: «Душа?» – Я не знаю, что это такое, – тихо сообщила она.

– Да и я. Но можете спросить у тети. Она, похоже, с душами на короткой ноге.

Племянница обернулась, показав ему другой неравный профиль:

– Сами спрашивайте. Она идет.

Миссис Морье всей своей пухлой благоуханной тушей влилась между ними.

– Чудесно, чудесно! – в искреннем изумлении восклицала она. – А это…

Голос ее заглох, и она ошеломленно уставилась на статую. Мистер Талльяферро подхватил безупречно, присвоив антрепренерские лавры.

– Вы видите, что́ Гордон тут уловил? – мелодично протрубил он. – Видите? Дух юности – тонкой, твердой, чистой материи этого мира, которой желаем мы все, пока уста наши не засыплет прах^[5].

Для мистера Талльяферро желание давным-давно стало неутоленной привычкой, конкретного предмета уже не требующей.

– Да, – согласилась миссис Морье. – Какая красота. А что… в чем ее смысл, мистер Гордон?

– Смысла нет,^[6] – огрызнулась племянница. – Она не обязана иметь смысл.

– Однако же…

– Какого вам смысла? Допустим, это означает… ну, собаку или крем-соду – какая разница? Она ведь и так хороша.

– В самом деле, миссис Морье, – поспешил примирительно согласиться мистер Талльяферро, – у нее необязательно есть объективный смысл. Нам надлежит принять ее как есть – чистую форму, вовсе не обремененную связями со знакомым или утилитарным объектом.

– О да, необремененную. – Это слово миссис Морье знала. – Ничем не обремененный дух, вольный полет орла.

– Теть Пэт, помолчите, – велела ей племянница. – Не валяйте дурочку.

– Но у нее есть, как выражается мистер Талльяферро, объективный смысл, – безжалостно вмешался Гордон. – Это мой женский идеал: девственница без ног – не уйдет от меня, без рук – не удержит меня, без головы – не заговорит со мной.

– Мистер Гордон! – Миссис Морье воззрилась на него поверх туго упакованной груди. А затем ей на ум пришел предмет, который объективным смыслом безусловно обладал. – Чуть не забыла, зачем мы так поздно зашли. Не то чтобы, – торопливо прибавила она, – нам требовалась иная причина, чтобы… чтобы… Мистер Талльяферро, как там раньше старики говорили – задержаться на запруженном тракте Жизни, дабы на миг преклонить колена перед Господом?.. – Ее голос затих, а на лице нарисовалось легкое беспокойство. – Или это я Библию вспомнила? Ну, не важно; мы заглянули пригласить вас на яхту, несколько дней на озере…

– Да. Талльяферро мне сказал. Простите, не смогу.

Глаза у миссис Морье весьма округлились. Она обернулась к мистеру Талльяферро:

– Мистер Талльяферро! А мне вы сказали, что не передали ему!

Мистера Талльяферро отчетливо покорежило.

– Прошу извинить, если создал у вас такое впечатление. Совершенно не намеревался. Я лишь хотел, чтобы вы поговорили с ним сами и побудили его передумать. Без него общество будет неполным, согласитесь.

– Абсолютно согласна. Ну в самом деле, мистер Гордон, может, вы передумаете? Вы же не хотите нас огорчить. – Она скрипуче наклонилась и шлепнула себя по лодыжке. – Прошу прощения.

– Нет. Извините. Работа.

Миссис Морье обратила свою гримасу удрученного изумления к мистеру Талльяферро:

– Не может быть, чтобы он не хотел поехать. Наверняка есть другая причина. Мистер Талльяферро, ну скажите же ему. Он нам решительно необходим. Мистер Фэрчайлд поедет, и Ева с Дороти тоже; без скульптора нам просто не обойтись. Переубедите же его, мистер Талльяферро.

– Я уверен, что его решение не окончательное; наверняка он не лишит нас своего общества. Несколько дней на воде принесут ему много пользы; освежат, как тоник. А, Гордон?

Соколиное лицо угрюмо маячило над ними, отрешенное, невыносимо надменное. Племянница отвернулась и теперь медленно дрейфовала по мастерской, серьезная, тихая, любопытная, стройная, как тополек. Миссис Морье молила Гордона взглядом, как собака, на миг умолкнув. Затем ее вдруг посетило вдохновение.

– Давайте, люди, все ко мне на ужин. Обсудим спокойно.

Мистер Талльяферро замялся.

– Я, знаете ли, на вечер ангажирован, – напомнил он ей.

– Ой, мистер Талльяферро. – Она возложила ладонь ему на рукав. – Хоть вы-то меня не подводите. Когда люди меня подводят, я всегда полагаюсь на вас. Вы не можете отложить ваше обязательство?

– Боюсь, право, что не смогу. Не в этом случае, – самодовольно ответствовал мистер Талльяферро. – Хотя я и сам сокрушаюсь…

Миссис Морье вздохнула:

– Ох уж эти женщины! Мистер Талльяферро – просто-таки гроза женщин, – уведомила она Гордона. – Но вы-то придете?

Племянница придрейфовала к ним и теперь стояла, терла икру одной ноги о голень другой. Гордон повернулся к ней:

– А вы там будете?

Будь прокляты их душонки, прошептала она, втягивая в себя воздух. И зевнула:

– О да. Я тоже нуждаюсь в пище. Но после этого пойду в постель чертовски рано.

Она снова зевнула, смуглыми пальцами похлопывая широкий и бледный овал рта.

– Патриция! – возопила ее тетка в потрясенном изумлении. – Разумеется, ничего подобного. Надо же, что удумала! Пойдемте, мистер Гордон.

– Нет, спасибо. Я и сам ангажирован, – чопорно ответил он. – Может, как-нибудь в другой раз.

– Я просто-напросто не желаю слышать отказа. Ну помогите же мне, мистер Талльяферро. Он просто обязан прийти.

– Вы хотите, чтобы он пришел прямо так? – спросила племянница.