Сирийский рубеж 5 (страница 8)
На посадку уже зашли наши товарищи, а мы ещё пока не закончили работу. В эфире пробивался чей-то голос, но у меня не получалось разобрать сообщение.
– 101-й, надо садиться и готовить вертолёт, – произнёс в эфир Занина.
– Понял, 104-й. Садимся, – ответил я.
Кеша снизился, однако мягко приземлить не получилось. Но стойки шасси не сломал.
После выключения, мы с Кешей передали вертолёт техсоставу, а сами направились в беседку. Подальше от солнца.
– Воды? – предложил я Иннокентию, и он взял у меня пластиковую флягу.
– Устал, Саныч. Как ты можешь столько времени управлять вертолётом? Я за 15 минут вспотел, как лошадь на свадьбе, – снял с себя куртку лётного комбинезона Кеша.
Футболка у него была мокрая насквозь, а рука слегка вздрагивала.
– Это всё с налётом приходит. Сначала и пять минут тяжело, потом проще. Зато я порой удивляюсь, как ты быстро всё считаешь. Подумать не успеваю, а у тебя уже весь маршрут проложен.
– Да тут ничего сложного. Нарисовал и лети.
Мы с Кешей посмеялись от такого простого решения проблем навигации. Только я убрал флягу, как в беседку буквально влетел старший испытательной бригады.
– Сан Саныч, у меня пренеприятное известие.
– Ревизор? – хором спросили мы с Кешей.
– Нет, президент.
Глава 6
За время службы мне доводилось несколько раз участвовать на встречах высокого начальства. Сценарий у всех один и тот же.
Сначала весь личный состав должен убрать территорию. Желательно несколько раз и как можно быстрее. Затем обязательно построить несколько зданий, которые потом никто не будет использовать. Вновь убрать территорию. Естественно подготовить форму одежды, которую проверят на строевых смотрах. И опять убрать территорию.
А потом, в день приезда высокого гостя, всем скажут свалить с глаз долой. Но перед этим, само собой, убрать территорию.
В случае с приездом президента Асада для моих товарищей всё было совсем не так. Приехал представитель штаба главного военного советника, а именно заместитель по политической работе в звании полковника. Он сразу начал «короткий» инструктаж с нами, и вот уже как два часа не получается его закончить.
В ангаре, где нас собрали, начинало становиться крайне тихо. Люди не выдерживали и засыпали. А замполит стоял у доски и продолжал. Глыба, а не человек!
– Говорить только на русском. Стараться не шутить, поскольку это президент Сирии, генерал, боевой лётчик! – продолжал рассказывать полковник. – На кону престиж нашей Родины!
Сидящий рядом со мной Кеша сначала даже записывал. Но с каждой минутой его почерк всё больше превращался в кардиограмму.
– Иннокентий, не спи, – толкал я Петрова.
– Сан Саныч, лучше пристрели. Не могу уже. Вон, палец до крови искусал, чтобы не уснуть, – показал он мне средний палец. – Надо будет его забинтовать завтра.
– И так заживёт, – сказал я, представив, что завтра Кеша будет размахивать рукой с перевязанным пальцем.
Люди могут неправильно понять.
Замполит в течение пяти минут закончил выступление и всех распустил. Оставил меня и лётчика-испытателя Василия Занина.
– Товарищи, у вас будет задача посерьёзнее. Президент Асад и представители военного руководства Сирии хотят лично осмотреть наши новые вертолёты Ми-28. Вам, по согласованию со старшим советником генералом Борисовым, доверено их представить.
Я и Занин согласно кивнули. И если у Василия вопросов не возникло, то у меня они были.
– Товарищ полковник, Ми-28 – вертолёт новый. Некоторое оборудование на нём имеет особую ценность. Осуществить показ для президента Асада – разумно. Для высшего военного руководства – логично. А вот кто будет с ним в делегации?
Заместитель по политической работе задумчиво посмотрел на меня, почесав подбородок.
– Думаете, в окружении Хафеза аль-Асада есть шпионы? Сомневаетесь в компетенции его мухабарата? – намекнул замполит на главное управление безопасности Сирии.
– Я лишь предлагаю ограничить круг лиц, который может заглянуть в кабину. В воздухе нас и так уже вся провинция Эс-Сувейда видела.
Полковник кивнул и обещал передать моё предложение главному советнику. Полковник в сопровождении своих коллег направился на выход. Однако, у самых ворот, замполит неожиданно подозвал меня к себе.
– У меня ещё кое-что для вас. В целях открытости и подтверждения нашего пребывания здесь только в качестве советников, завтра с вами побеседует корреспондент одной из советских газет, – сказал замполит.
– Понятно.
– Не вижу энтузиазма, – улыбнулся полковник.
– Не считаю, что нам нужно показывать свои лица на весь мир.
– Вы можете думать что угодно. Ваша обязанность – выполнять приказы. Мы друг друга поняли?
– Так точно.
Полковник крепко пожал мне руку, пожелал успехов завтра и вышел из ангара.
Я вернулся к Занину, но тот явно не собирался со мной общаться. У меня сложилось впечатление, что Василий не особо рад моей компании.
– Всё нормально, Вась? – спросил я.
– Ага. Слушай, мне просто интересно, чем ты так хорош, Клюковкин? Без обид.
– Не знаю. На арабском чуть-чуть говорю, стихи знаю, летаю неплохо…
– Шутки шутишь. Рекомендации от Саши Клюковкина принимают инженеры охотнее, чем от меня. Знаний у тебя тоже не меньше. Почему ты ещё не в испытателях?
– Вася, я так узко не смотрю. Мне вот хочется своё собственное конструкторское бюро создать.
Мы с Заниным посмеялись. Но всё равно на лице Василия была нервозность.
– Сложно это всё.
– Что именно? – спросил я.
– Работа нашего конструкторского бюро. Его престиж! Ты ещё не понял всей проблемы?
– Говори уже прямо. Который день ходишь вокруг да около. Что за проблема?
Я подошёл ближе к Василию. Вижу, как он вспотел от напряжения и разговора на повышенных тонах. Его ноздри заметно расширялись и сужались с каждым вздохом.
– Воротник поправь… те, Василий, – сказал я, указывая на ворот песочного комбинезона Занина.
Вася выдохнул, вытер лоб от пота и поправил воротник.
– А теперь всё по порядку рассказывай. В чём проблема?
Со слов Занина в авиационной промышленности назревала «большая жопа». Новое руководство Министерства Авиапрома начало свою деятельность весьма смело, но бездумно.
В Авиапроме перемены, перераспределение финансов, поддержка не самых лучших проектов. Естественно, это всё зацепило и вертолётостроение.
Как по мне, так всё идёт как нельзя лучше. Вон, даже авианосец «Леонид Брежнев» уже в строю, а КБ МиГ, Сухого и Яковлева выполнили первые посадки на палубу.
– У самолётчиков не всё гладко. Что-то зарубают, что-то удаётся протолкнуть, но с каждым разом всё сложнее. Нашему КБ и вовсе предъявляют ультиматум: не будет контракта с сирийцами, о развитии линейки Ми-28 можно забыть. У «камовцев» есть более интересные проекты.
Об одном я знаю. В-80 или «изделие 800» в эти годы начинали создавать. Чуть позже весь мир будет знать эту легендарную машину под названием Ка-50 и прозвищем «Чёрная акула».
– И ты нервничаешь потому, что именно мы с тобой будем представлять Ми-28? Ты мне не доверяешь? – удивился я.
Василий достал пачку сигарет.
– Никому нельзя доверять. Машину нужно красиво представить. У тебя же нет опыта подготовки к авиационным выставкам.
– Пф! Зато у меня есть опыт общения с людьми. Если хочешь, будешь сам представлять свой вертолёт, а я рядом постою. И только попробуй мне запнись. Так что бросай курить и пошли в модуль, – вырвал я у Васи сигарету, похлопал по плечу и потянул за собой к выходу.
На следующее утро я и Занин, совместно с инженерной бригадой, выкатили один из Ми-28 на площадку перед арочным укрытием. Вертолёт находился в тени, как вся наша группа.
Сама делегация и президент уже находились на базе и проводили совещание в штабе. Пока к нам ещё никто не пришёл, можно было медленно поморгать, лёжа на ящике из-под запасного имущества. Вася же в это время отрабатывал речь, которую мы с ним вчера написали.
– Вертолёт Ми-8… тьфу! Ми-28 является ударным вертолётом… самолётом… тьфу! Опять сбился, – нервничал Занин.
– Вася, у тебя правая рука не болит?
– Нет.
– Подними её вверх. Да повыше! Поднял? – спросил я, посмотрев на взмокшего в новом светлом комбинезоне Васю.
– Да.
– А теперь резко опусти и скажи: пошло все на хрен! И успокойся.
Идея Занину не понравилась, но хотя бы он перестал мельтешить перед глазами. Тут на горизонте возникли несколько человек.
Двое в военной полевой форме – сирийской и советской. А ещё один человек был одет в гражданскую одежду.
Группа быстро приближалась, но я не торопился вставать с ящика. Судя по возрасту нашего советского военнослужащего, он был буквально вчерашним выпускником военного училища. Как только эта маленькая «делегация» подошла к вертолёту, тут же начались вопросы.
– Чего лежишь? Президент и генералы ходят! – наехал на меня офицер из советского советнического штаба.
Просто неоткуда больше ему взяться.
– Чего кричишь? Майор Клюковкин. Нахожусь на задании советского руководства, – ответил я.
– Эм… товарищ майор, а что за задание такое?
– Тебя как зовут? – я встал с ящика, чтобы поздороваться с парнем.
– Старший лейтенант Балдин, переводчик.
– Вот что, старлей, ящик очень важный. Мне приходится его сторожить буквально своим телом. Поэтому садись и не вставай, пока я не вернусь.
Усадив Балдина и уговорив сделать тоже самое его сирийского коллегу, я подошёл к гражданскому, который пришёл по мою душу.
Парень достал из нагрудного кармана блокнот и приготовил ручку для записи. На нём была одета рубашка песчаного цвета с коротким рукавом, а из-под воротника виднелась белая майка. Телосложение прям мускулистое. Лицо обветренное, с лёгкой щетиной. Карие глаза внимательные, цепкие, с прищуром человека, привыкшего замечать детали.
И самая интересная деталь у этого журналиста – на левом локте два шрама от пули, прошедших по касательной. Достаточно свежие.
Парень вытянулся и протянул мне руку.
– Алексей Карелин, корреспондент газеты «Правда», – представился он.
Голос у военкора был низкий, с лёгкой хрипотцой. Я пожал его руку, почувствовал зарубцевавшиеся ожоги на ладони.
– Майор Клюковкин, – коротко представился я.
Меня сразу удивило то, как он держался: слишком расслабленно, и в то же время уверенно. Мне казалось, что столь молодые журналисты суетятся. Либо стараются держаться в тени, а этот выглядел так, словно тут командовал он.
– Вы давно в Сирии? – спросил я, пристально разглядывая Карелина.
Вопрос был с намёком. Ну не во время же подготовки репортажа про работу сборщиков хлопка он такие раны получил.
– Достаточно, чтобы быть в курсе всех событий, – спокойно ответил Алексей. – Работаю с нашими военными советниками. Бывал и в Ливане, и во всех областях Сирии. Как видите, и в переделках тоже побывал.
Я только кивнул, но внутри уже закралось подозрение. И ранения, и выправка, и крепкие мышцы. Откуда у него такая свобода передвижения? Почему он оказался здесь, да ещё и с доступом на такое мероприятие?
– Значит, и с сирийскими, и с ливанскими группами населения на короткой ноге? – продолжил я спрашивать, не скрывая скепсиса.
Карелин чуть усмехнулся.
– Война – штука сложная, Александр Александрович. Если хочешь выжить и делать своё дело, надо уметь находить общий язык с разными людьми. А ещё иметь профессиональное везение, как у вас. В вашем возрасте и такой послужной список… То ли вы гений, то ли сорвиголова. Но это две крайности одной и той же сущности. Может перейдём к делу? Я вас не задержу. Совещание у президента закончилось. Скоро придут к вам.
