Кадры нашей любви (страница 7)

Страница 7

– Мы планируем работать вместе, – перебивает меня Женя. – Инга будет писать сценарии, я буду снимать.

– Планируете, – повторяет его отец. – Молодо-зелено. В кино нужны не только планы, но и связи, и деньги, и понимание рынка.

– А еще нужен талант, – возражаю я. – И честность. И желание сказать что-то важное.

– Конечно, – соглашается Анастасия Ивановна с плохо скрываемой иронией. – Но сначала нужно выжить в этой индустрии. А для этого нужно понимать, кто есть кто.

Я чувствую, как во мне закипает раздражение. Они говорят о кино как о бизнесе, а для меня это искусство, способ познания мира.

– Простите, – говорю я, стараясь сохранить спокойствие, – но разве не для того мы снимаем фильмы, чтобы что-то сказать людям? Чтобы заставить их думать, чувствовать?

– Наивно, – качает головой Роман Григорьевич. – Зрители хотят развлекаться, а не думать. Кино – это коммерция.

– Не все кино, – настаиваю я. – Есть авторское кино, есть…

– Авторское кино смотрят десять человек, – перебивает он. – Остальные идут на блокбастеры.

– Тогда почему Тарковского до сих пор изучают? Почему его фильмы переживают время?

– Потому что это классика, – говорит Анастасия Ивановна. – Но Тарковский умер в нищете, помните?

Эти слова как пощечина. Они хотят, чтобы я отказалась от своих идеалов, приняла их прагматичный взгляд на искусство.

– Может быть, – говорю я тихо. – Но он оставил след в истории кино. А многие коммерчески успешные фильмы забываются через год.

– Инга права, – неожиданно поддерживает меня Олег. – Настоящее искусство всегда ценится со временем. Даже если при жизни автора его не понимают.

Я благодарно смотрю на него. Хотя бы один человек в этом доме меня понимает.

– Олег, ты всегда был романтиком, – усмехается Роман Григорьевич. – Но жизнь есть жизнь.

– Жизнь многогранна, – возражает Олег. – И в ней есть место не только для денег.

Разговор становится все более напряженным. Я чувствую, как Женя нервничает, как пытается сгладить ситуацию.

– Может быть, поговорим о чем-то более приятном? – предлагает он.

– Да, – соглашается мать. – Инга, расскажите о себе. Хобби, интересы… Что любите делать в свободное время?

Еще одна попытка найти во мне что-то, что можно осудить.

– Читаю, хожу в театры, по выставкам, – отвечаю я. – Иногда езжу в Петербург к маме.

– А путешествовать любите? – спрашивает Анастасия Ивановна.

– Да, но пока не было возможности, – честно отвечаю я.

– Понятно, – кивает она. – А спорт? Фитнес?

– Нет, не очень. Предпочитаю пешие прогулки.

– Ясно.

По ее тону понятно, что каждый мой ответ только подтверждает ее мнение: девочка не из их круга, не разделяет их интересы, не подходит для их сына.

Обед тянется мучительно долго. Я чувствую себя как подсудимая, которую обвиняют в преступлении, которого не совершала. Мое преступление в том, что я другая. Что я не богата, не связана с их миром, не играю по их правилам.

Наконец, мы заканчиваем есть. Анастасия Ивановна встает:

– Инга, помогите мне убрать посуду.

Это не просьба, а приказ. Я понимаю: она хочет поговорить со мной наедине.

Глава 13

Идем на кухню. Она молча ставит тарелки в посудомоечную машину, а я стою рядом, не зная, что делать.

– Инга, – говорит она наконец, не поворачиваясь ко мне. – Вы кажетесь милой девочкой.

– Спасибо.

– Но я должна быть откровенна с вами. Женя – мой единственный сын. Я хочу для него самого лучшего.

– Это понятно.

– Вы очень разные. Из разных миров. У вас разные цели, разные возможности.

Я молчу, понимая, к чему она ведет.

– Женя увлекающийся человек, – продолжает она. – Он легко влюбляется, особенно в творческих людей. Но увлечение проходит.

– Вы думаете, что для него это просто увлечение?

Она поворачивается ко мне:

– Думаю, что вы оба слишком молоды, чтобы понимать серьезность отношений. У Жени впереди карьера, ему нужна спутница, которая сможет его поддержать в этом мире. Которая поймет, как все устроено.

– А я не пойму?

– Милая, посмотрите правде в глаза. У вас нет связей, нет опыта, нет даже элементарного понимания того, как работает киноиндустрия. Женя может увлечься вашей… искренностью, но рано или поздно ему понадобится партнер по жизни, а не просто муза.

Эти слова бьют точно в цель. Все мои страхи, все сомнения, которые я пыталась заглушить, выходят на поверхность.

– Но разве любовь не важнее всего этого?

Анастасия Ивановна усмехается, но не зло, а скорее снисходительно:

– Любовь, конечно, прекрасна. Но семья строится не только на чувствах. Нужна совместимость интересов, целей, образа жизни. Представьте: Женя получит предложение снимать в Европе, а вы даже загранпаспорта не имеете. Он будет общаться с продюсерами и инвесторами, а вы не поймете, о чем они говорят.

– Но я могу научиться…

– Милая девочка, – голос ее становится почти ласковым, – некоторые вещи нельзя выучить. Их нужно впитать с детства. Умение держаться в обществе, понимание негласных правил, чувство стиля… Извините за прямоту, но сегодня за столом было видно, что вы не в своей тарелке.

Щеки горят от стыда. Она права: я действительно чувствовала себя белой вороной, не знала, как вести себя, что говорить.

– Я не хочу причинить вам боль, – продолжает Анастасия Ивановна. – Просто прошу подумать: а будете ли вы счастливы в мире, который вам чужд? Не лучше ли найти человека из своей среды, с которым у вас больше общего?

Возвращаемся в гостиную, где мужчины обсуждают какой-то проект. Женя сразу видит, что я расстроена, подходит ко мне:

– Все в порядке?

– Да, конечно, – отвечаю я, стараясь улыбнуться.

Олег внимательно смотрит на меня, и кажется, понимает, что произошло.

– Инга, – обращается он ко мне, – а не хотели бы вы показать нам свои стихи? Женя говорил, что вы талантливо пишете.

Я достаю из сумки блокнот. Руки дрожат, после разговора с Анастасией Ивановной мне трудно сосредоточиться.

– Это недавнее, – говорю я, открывая страницу. – Называется "Октябрь в чужом городе".

Читаю тихо, стараясь не смотреть на слушателей:

«Октябрь рассыпал листья, как монеты,

На мостовую чужого мне города.

Я собираю их в карманы света,

Не зная, что с богатством делать.

Здесь все не мое – дома, улицы, лица,

Даже собственное отражение в витринах

Кажется актрисой, играющей роль

Девочки, которая знает, чего хочет.

А я не знаю. Я только ищу

Среди чужих окон – свое,

Среди чужих голосов – понимание,

Среди чужой любви – настоящую».

Молчание. Потом Олег тихо говорит:

– Это прекрасно. Очень честно и глубоко.

– Действительно талантливо, – соглашается Женя, беря меня за руку.

Родители молчат. Анастасия Ивановна смотрит в окно, Роман Григорьевич листает какие-то бумаги.

– Простите, – говорю я, вставая, – мне пора домой. Спасибо за обед.

– Я провожу тебя, – сразу говорит Женя.

– Не надо, я сама доберусь.

– Инга, я провожу тебя, – настаивает он.

Прощаемся с его родителями. Холодные рукопожатия, дежурные фразы о том, что было приятно познакомиться. Только Олег жмет мне руку тепло и говорит:

– Очень надеюсь увидеть вас еще. И продолжайте писать – у вас настоящий дар.

Выходим на улицу. Дождь усилился, и я поднимаю воротник пальто.

– Инга, что случилось? – спрашивает Женя, когда мы идем к метро. – После разговора с мамой ты какая-то странная.

Не знаю, что ответить. Рассказать правду? Но тогда он поссорится с родителями из-за меня. Промолчать? Но от этого легче не станет.

– Женя, – говорю я наконец, – а ты не думаешь, что мы слишком разные?

Он останавливается посреди тротуара:

– О чем ты говоришь?

– Посмотри правде в глаза. Я – дочь бухгалтера из Петербурга, снимаю однокомнатную квартиру, подрабатываю, чтобы сводить концы с концами. А ты – из семьи продюсеров, со связями, с деньгами, с совершенно другими возможностями.

– И что с того?

– А то, что твои родители правы. Я не вписываюсь в ваш мир. Сегодня это было очевидно.

Женя берет меня за плечи:

– Инга, послушай меня внимательно. Мне плевать на их мир, если в нем нет места тебе. Мне плевать на связи и деньги, если из-за них я потеряю самое дорогое.

– Но они твои родители…

– И они поймут. Может быть, не сразу, но поймут. Потому что поймут, что ты делаешь меня лучше. Что с тобой я чувствую себя настоящим.

Мы дошли до метро и остановились у входа. Людской поток обтекает нас, но мы стоим близко друг к другу и говорим о самом важном.

– Знаешь, что я понял сегодня? – продолжает Женя. – Что все эти люди с их правильными манерами и связями скучны до ужаса. Они говорят правильные слова, но не чувствуют ничего. А ты живая. Настоящая. И именно это мне в тебе дорого.

– Но твоя мама сказала, что увлечение пройдет…

– Моя мама не знает, что я чувствую. Инга, посмотри на меня.

Поднимаю глаза. Он смотрит серьезно.

– Это не увлечение. Это как будто я всю жизнь искал тебя, не зная, что именно ищу. А теперь нашел и понимаю: вот она, моя судьба.

– Женя…

– Нет, дай мне сказать. Я не собираюсь тебя терять из-за того, что родители пока не понимают, какое ты сокровище. Они поймут. Обязательно поймут, когда увидят твои работы, когда узнают тебя лучше.

– А если не поймут?

– Тогда это их проблема. Инга, я взрослый человек. Я сам выбираю, с кем мне быть. И я выбираю тебя.

Глава 14

Он целует меня прямо здесь, у входа в метро, и мне наплевать на косые взгляды прохожих. В этом поцелуе вся его уверенность, вся его любовь, и я таю, как октябрьский снег на теплом асфальте.

– Знаешь, что смешно? – говорю я, отстраняясь и глядя на его серьезное лицо. – Твоя мама переживает, что я не впишусь в ваш мир. А я переживаю, что ты слишком хорош для моего.

Женя смеется искренне, с облегчением:

– Вот видишь? Мы оба идиоты. Наверное, поэтому мы и подходим друг другу.

Дождь стучит по козырьку метро, люди торопятся мимо нас, и я вдруг понимаю – это и есть наша жизнь. Не глянцевая, не идеальная, но настоящая. Мы с Женей как два персонажа из разных фильмов, которые вдруг оказались в одном кадре. И это не ошибка монтажа, это – магия кино.

– Ладно, – говорю я, поправляя промокший под дождем шарф. – Допустим, твои родители когда-нибудь поймут, что я не охотница за богатыми женихами, а просто странная девочка, которая влюбилась в их сына. Но что, если я сама не справлюсь?

– С чем не справишься?

– С твоим миром. С ожиданиями. Женя, я сегодня за ужином чувствовала себя как персонаж Алисы в Стране чудес – все знают правила игры, кроме меня.

Он задумчиво смотрит на меня, потом неожиданно улыбается:

– А знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? То, что ты не играешь. Все эти люди с их правилами и манерами, они постоянно играют роли. А ты просто живешь.

– Это звучит красиво, но…

– Никаких "но", – перебивает он, беря меня за руки. – Инга, послушай. Когда ты сегодня говорила об Антониони, когда читала стихи, знаешь, что происходило? Даже мой отец слушал внимательно. Даже мама на секунду забыла про свою маску. А Олег был просто очарован.