От него разит спиртным, фу, меня сейчас вырвет!

– Пусти, больной! – бью ему коленом в пах и кусаю его за плечо.

– Ах ты тварь! – со всей дури бьет кулаком в подушку. Думала, меня по лицу ударит. – Что ты бережешь свою ватрушку, как будто она у тебя из золота сделана? Нихера она не золотая! Ты дешевка, Алка! Как и твоя мать. Только строите из себя королевен!

На удивление отчим скатывается с меня. Его спортивные штаны топорщатся в паху, волосы всклочены, жалкое зрелище.

Молчу в ответ, чтобы его не провоцировать.

Накрываю себя пледом и жду, когда он уберется из моей комнаты. Он, конечно, дебил, но насиловать не будет. Понимает, что я накатаю на него заяву. Ему всего тридцать пять, не хочет гнить в тюрьме. Только это его и останавливает.

– Ты только за бабки трахаешься, да? Будут тебе бабки, Алка. Я достану. Всю твою кровать усыплю баблом, и тогда не отвертишься. Раздвинешь ноги, как миленькая.

С этими словами Виктор убирается с моей территории. Сразу же встаю и запираюсь. Приваливаюсь спиной к двери и вытираю с шеи его слюну.

Собака противная!

Надо что-то думать. Здесь мне не будет жизни. Не будет.

Глава 3

Утром, когда я уходила в институт, Виктор еще спал, подложив под себя подушку. Вспоминать о том, чтобы было вчера, не хочется. Он просто напился, вот и полез. Вернется мать, и я ей все расскажу, как есть.

– Привет, Аллочка! – приветствует меня Самира во дворе ВУЗа.

Я чуть мимо нее не прошла, погруженная в свои мысли. Она как обычно в хиджабе, без косметики, в скромном      платье. Ее папаша конечно садист, раз заставляет ее носить эти вещи в современном городе. Так-то Самира умная и симпатичная девочка, но стала изгоем из-за своих традиций. В институте никто так, кроме нее, не ходит.

Около полугода назад они приехали в наш город с Кавказа. Как я поняла, профессора пригласили преподавать у нас, и он согласился сменить место жительства.

Матери у Самиры нет – умерла три года назад, несчастный случай, так что заступиться за нее некому. Но я хоты бы могу отбивать насмешки придурков в ее адрес!

– Эй, тебе не жарко? – спрашивает у Самиры один из задиристых одногруппников. – Мож разденешься? – хватает кончик ее платка и дергает, пытаясь сорвать его с головы.

– Ты охренел, Белов?! – воплю, набрасываясь за наглеца. – Ей прилюдно снять платок позор, идиот безмозглый! – наношу ему удары по плечу.

За Самиру, за себя!

Меня перемыкает, и я думаю, что это отчим, а не пацан безобидный. Бью в полную силу по лицу.

За Самиру, за себя!

– Ал, да ты чего? Я так, пошутил ведь…

– Алла, хватит! Хватит! – кричит Самира.

Прихожу в себя, перед глазами спадает пелена, и я вижу кровь на носу задиры Белова. Черт, я разбила ему нос…

Так разозлилась, что не соображала ничего. Перед глазами темнота образовалась.

– Еще раз полезешь к ней, будешь иметь дело со мной, – говорю хрипло.

Смотрю исподлобья, как вокруг собирается народ. Кто-то дает Белову салфетку.

– Алл, надо идти, – Самира тащит меня в здание.

Мы идем в туалет, где я умываюсь и с недоумением рассматриваю сбитые костяшки пальцев. Что на меня нашло? Я реально подумала, что дерусь с отчимом.

– Ничего себе, ты его избила.

– Я подумала, что он – другой человек. Которого я ненавижу.

– Кто это человек?

– Забей. Никто.

– Астахова, вас вызывают в деканат, – слышу по громкоговорителю из колонок. – Алла Астахова, срочно пройдите в деканат.

– Я пошла, – вытерев лицо, бросаю бумажное полотенце в мусорку.

– Пойти с тобой?

– Нет, что ты сделаешь?

– Мой папа – профессор. Ты забыла? Использую его связи и защищу тебя, как ты защитила меня, – Самира берет меня под руку.

– Ну, спасибо тебе. Пошли, коль не шутишь.

Заходим к декану, там, конечно, уже сидит Белов с ватными тампонами в ноздрях и страдающим взглядом.

Меня же не отчислят, нет?

Декан зол, аж вена на лбу вздулась.

– Шерханова, вы свободны, – пытается сбагрить Самиру.

– Нет, я хочу рассказать, как было! – отвечают она. – Алла ни в чем не виновата.

– Как же не виновата? – кривится декан. – Мальчишке нос разбила. Махала кулаками, дралась, это видели десятки студентов. Есть видеодоказательство.

Гребанный Виктор, это все из-за него. Я думала, что бью его! Проклятье!

– Простите, я… – бормочу.

– Белов пытался сорвать с меня хиджаб, – объясняет подруга. – А Алла, она встала на мою защиту и объяснила, что для кавказской девушки остаться без платка на людях – это смерти подобно.

– Ну и нравы, – буркает себе под нос декан. – То, что она защитила вас, не снимает с нее вины за разбитый нос.

– Прошу вас, не отчисляйте меня, – смотрю на злющего декана жалобно.

Я готова унижаться перед ним, лишь бы не вылететь из ВУЗа. На колени даже встать могу перед этим дедом, если поможет.

В кабинет входит профессор Шерханов, смотрит на дочь, потом на меня, наконец, на несчастного Белова.

– И что здесь происходит? – интересуется он вкрадчиво. – Что опять натворила Астахова?

Ч-черт, вот сейчас он расскажет про вчерашний алкоголь, и меня точно попрут. Такие студентки, как я, позорят институт, значит им здесь не место.

Шерханов, миленький молчи…

Я сделаю всё, чтобы он не сдал меня. Даже встану перед ним на колени и…

В голове появляется пошлейшая отвратительная картинка, которая заставляет меня покраснеть лицом.

Я зачем-то представила, что отсасываю Булату Муратовичу в обмен на молчание.

Какая глупость! Какая дурь!

Этот каменный человек не берет натурой. А те девушки, что осмелились предложить ему себя в обмен на запись «зачтено», уже учатся в другом институте. Без вариантов.

– Видите, как ей стыдно?! Она больше не будет, – Самира обращает внимание присутствующих на цвет моего лица. Знали бы они, из-за чего мне стыдно – точно бы выперли!

Профессор Шерханов усмехается, явно думая, что я играю, но пока молчит, не топит меня окончательно.

Пока я фантазировала о том, как куплю молчание профессора ртом, дочь ему рассказала, как я мужественно защищала ее честь. Видимо, только это меня и спасло.

Он вступился за меня.

Пообещал декану, что обратит пристальное внимание на мое поведение и, если я что-то совершу порочащее, то он сразу оповестит деда.

Я извиняюсь перед Беловым и хлопаю его по плечу – дело вроде бы замято. Пока еще учусь.

Фух, это было очень нервно!

Выходим из кабинета, расходимся. Профессор Шерханов открывает рот, чтобы что-то мне сказать, но почему-то передумывает, грозит мне пальцем и уходит.

Смотрю ему в спину. Темно-синий костюм сшит на заказ, массивное золото висит на шее. Высокий, стройный и крепкий. А он хорош собой! Необычный… Ни на кого не похожий.

Знаю, что многие девчонки заглядываются на Булата Муратовича, но все знают, какой у него дикий нрав.

Он не крутит романы со студентками. Это не в его правилах.

Ощущаю в желудке сосущую пустоту. Я не позавтракала утром, сбегала от Виктора. Принимаю решение купить булочку в столовке и пропустить десять минут занятия.

В очереди на меня оглядываются, обсуждают. Мда уж, заработала себе репутацию драчуньи. Никогда не доводила конфликты до драк. Никогда! А тут с катух слетела. Понятно из-за кого.

Я ночью плохо спала, боялась проснуться и увидеть на себе пыхтящего отчима. Замок-то на двери есть, но вдруг этот гад сможет открыть его ножичком?

Надо валить из дома! Только куда? Куда?!

– С тебя шестьдесят рублей, – говорит кассирша.

– Картой можно оплатить?

– Плати.

Прикладываю карту, и, о черт, недостаточно средств.

Блин, я же сняла бабки и забыла. Вот растяпа!

Надеюсь, отчим не станет лазить по моим вещать и воровать.

– Извините, – отхожу от кассы с пустыми руками.

Те, кто это видел, будут думать, что я нищебродка. Неловко вышло.

– Алла!

Оборачиваюсь и вижу профессора Шерханова с булочкой на тарелке.

– Возьми, поешь, – говорит он. – Я оплатил.

– Спасибо. Блин, правда, спасибо, – засунув свою гордость подальше, забираю тарелку из его рук и усаживаюсь за стол.

Жду, когда он отойдет подальше, и вгрызаюсь в мякоть зубами. Кайф… Еще бы стаканчик кофе, но это уже роскошь. Обойдусь и так.

А профессор Паскуда не такой уж и паскуда, думаю. Промолчал о вине, булку купил. Есть в нем что-то человеческое все-таки.

Доедаю все до последней крошки, беру тарелку, чтобы отнести ее в окошко для мойки. Прохожу мимо Шерханова, пьющего кофе и прокручивающего какой-то скучный документ на смартфоне.

Он поднимает на меня глаза, наши взгляды встречаются. И вдруг я чувствую что-то такое, чего раньше при встрече с ним никогда не чувствовала. Как будто после того, как я покаталась в его машине, между нами образовалась какая-то тонкая ниточка.

– Я перед вами в долгу, – говорю тихо. – Если что-то будет нужно…. – неожиданно краснею, – то обращайтесь.

Глава 4

Надеюсь, Шерханов не подумал, что я предлагаю ему себя, иначе у меня будут проблемы. По какому поводу он может ко мне обратиться, блин? Зачем я это сказала?

Стараясь не шуметь, захожу домой. Возьму вещи, деньги и поживу где-нибудь, пока мать не вернется.

Захожу в свою комнату и вижу на постели… купюры номиналом в сто-пятьсот рублей, разбросанные по покрывалу.

Это не мои. Значит… Отчим исполнил свою гадкую угрозу и притащил бабки, чтобы меня купить!

Лицо краснеет от гнева, мне становится жарко и противно.

Начинаю собирать деньги, чтобы швырнуть их засранцу в лицо. Сколько тут – три-четыре тысячи? Как же дешево он меня оценил!

Думает, что я сплю с мужиками, урод. Один поцелуй в губы с третьекурсником на вечеринке – это и всё, чем я могу похвастать. Вот и все мои любовные подвиги!

– Что ты делаешь? – спрашивает Виктор, подкрадываясь ко мне со спины.

Вздрагиваю и резко оборачиваюсь.

Вашу ж…

Даже икаю от неожиданности.

Виктор голый, абсолютно голый. На нем ничего нет. Ни носков, ни трусов. Еще и весь одеколоном облит. Фу!

– Забери свое бабло, – пихаю ему в руки то, что удалось собрать. – И оденься. Мне смотреть на тебя стыдно.

– Это твои деньги. Бери.

– Я от тебя ничего не возьму.

– Нет, возьмешь, – снова рассыпает их веером на кровати. – Я трахну тебя, Алка, прямо на бабках. Как самую конченую шлюху.

– Я не шлюха. Я сейчас соберу вещи и уйду. Мы вдвоём не уживемся здесь.

– Я не пущу. Останешься дома.

– Я спрашивать не буду. Поставила перед фактом – и всё, – начинаю собирать вещи.

Виктор грубо вырывает у меня из рук толстовку и валит на кровать.

– Пусти, сволочь! – начинаю отбиваться.

– Сразу трахнуть или сначала отсосешь? – врезается стоячим членом в мое бедро.

– Пошел на хрен! Только тронь! Я на тебя заяву накатаю. Будешь за решеткой гнить!

– Не накатаешь. Я буду давать тебе деньги, каждый раз.

– Засунь себе их в …!

– За что я люблю тебя, Алка, так это за твой длинный язык. И за него же накажу! – пытается сорвать с меня джинсы.

Раньше они с меня спадали, но пока я жила одна, немного поправилась. И сейчас они крепко сидят на мне, мои спасители.

Но что-то надо придумать!

Как отвадить раз и навсегда этого похотливого урода?!

Знаю!

Под подушкой у меня есть сюрприз для него. Надо как-то исхитриться и забрать эту штуку.

– Подожди, Вить. Подожди, не спеши!

Он чувствует перемену в моем голосе и притормаживает с раздеванием.

– Не так быстро. Ладно? И не так грубо…

– Ладно. Что ты предлагаешь? – спрашивает насторожено.

– Давай, я тебе сначала… Ну, это самое.

– Что это самое? – переспрашивает хрипло.

– Ты ложись, ляг, – скидываю его в себя, и он без сопротивления оказывается лежащим на спине.