София Устинова: Дневник жены: та, которая будет всегда со мной

ГЛАВА 1

РОМАН

Первое, что я видел каждое утро, было совершенство. И я ненавидел его каждой клеткой своего тела.

Она спала на своей половине нашей необъятной кровати, идеально ровно, на спине, словно фарфоровая статуэтка, которую заботливый коллекционер уложил в бархатный футляр. Длинные, цвета горького шоколада волосы были аккуратно откинуты на подушку, не спутавшись за ночь ни единым волоском. Тонкие руки с длинными пальцами пианистки лежали поверх шёлкового одеяла. Лицо, даже во сне, сохраняло выражение безмятежной, почти неземной покорности. Профиль, который мог бы украсить старинную камею: высокий лоб, прямой нос, мягкая, но упрямая линия подбородка. Ни единого изъяна. Ни единой морщинки от смеха или гнева. Идеальная, холодная, безупречная маска.

Моя жена. Алика Вересаева. Мой самый успешный и самый раздражающий актив.

Я выскользнул из-под одеяла, стараясь не производить ни малейшего шума. Не потому, что боялся её разбудить. А потому, что само присутствие этого тихого, безупречного создания в моём пространстве вызывало глухое, скребущее раздражение, похожее на звук песка на зубах. Она была живым укором. Укором чему? Я и сам не до конца понимал. Возможно, тому, что в моём мире, выстроенном по законам логики, цифр и просчитанных рисков, существовало нечто столь иррациональное, как она.

Босые ноги ступили на холодный мраморный пол. Наш дом – моя крепость, мой мавзолей. Я строил его как памятник собственному успеху. Огромные панорамные окна вместо стен, полированный бетон, стекло и хром. Минимум мебели, максимум пустоты. Дизайнер, которому я заплатил целое состояние, назвал это «интеллектуальным минимализмом». Я называл это стерильной операционной, где нет места микробам в виде лишних эмоций. Алика, со своей любовью к старым книгам, мягким пледам и живым цветам, была в этом интерьере чужеродным элементом. Она пыталась его «одомашнить» – вазочка там, подушка здесь. Я молча убирал всё это на следующий же день. Наша тихая, холодная война за территорию, в которой я всегда побеждал.

В ванной комнате зеркало от пола до потолка отразило меня. Высокий, поджарый. Тело, выточенное годами в спортзале, не для красоты – для выносливости. В бизнесе побеждает тот, кто дольше стоит на ногах. Коротко стриженные тёмные волосы, лицо с резкими чертами. И глаза. Цвета мокрого асфальта. Холодные, оценивающие. Глаза хищника, который всегда ищет слабое место в обороне противника. Сейчас противником была собственная жизнь, превратившаяся в идеально отлаженный, но бездушный механизм.

Ледяные струи душа привели мысли в порядок. Сегодня важный день. Финальный раунд переговоров с конкурентами по новому логистическому хабу. Я должен был их сожрать. Не просто победить – уничтожить, растоптать, чтобы они надолго забыли, как дышать в мою сторону. Эта мысль вызвала первый за утро прилив чего-то похожего на удовольствие. Адреналин. Власть. Вот что было настоящим. Всё остальное – лишь декорации.

Спустившись на первый этаж, в огромную, залитую утренним светом гостиную, я увидел его. Он сидел на спинке одного из кресел от Рош Бобуа, похожий на изваяние языческого божества. Огромный, дымчато-серый, с янтарно-зелёными глазами, в которых плескалось вселенское презрение ко всему сущему, и ко мне в частности. Тихон. Её кот. Чудовище весом под десять килограммов, которое она притащила с собой из отцовского дома.

Наши взгляды встретились. Я – хозяин этого дома, человек, чьё имя заставляет конкурентов пить валидол. Он – просто кот. Но в его взгляде читалось столько холодного превосходства, что на мгновение я почувствовал себя незваным гостем. Он медленно моргнул, словно отдавая мне некое снисходительное благословение, а затем демонстративно отвернулся и принялся вылизывать свою безупречную пушистую лапу. Я был для него чем-то менее интересным, чем пылинка на его аристократической шерсти. Кажется, в этом доме меня презирали все, кто не получал от меня зарплату.

На кухне, совмещённой с гостиной, уже колдовала Алика. Она двигалась бесшумно, плавно, словно тень. На ней был простой кашемировый свитер пастельного оттенка и строгая юбка. Волосы собраны в тугой, идеальный пучок на затылке. Ни единого выбившегося локона. Она никогда не позволяла себе быть небрежной. Даже дома. Даже наедине со мной. Или, вернее, особенно наедине со мной.

На столе уже стоял завтрак. Мой завтрак. Овсянка на воде без сахара, сваренная до идеальной консистенции. Свежевыжатый апельсиново-грейпфрутовый сок. Чашка чёрного кофе, сваренного в турке. Всё, как я любил. Она знала все мои привычки, все мои предпочтения. Она была идеальной женой. Идеальной, как механизм швейцарских часов. Такой же точной, безотказной и абсолютно бездушной.

– Доброе утро, – её голос прозвучал тихо, почти неслышно, растворяясь в огромном пространстве.

Я молча кивнул, усаживаясь за стол. Взял ложку. Тишина в нашем доме была почти материальной. Густой, вязкой, она заполняла собой всё пространство, давила на барабанные перепонки. Мы могли молчать часами. Завтрак, ужин. Иногда мне казалось, что если я сейчас закричу, звук просто утонет в этой тишине, не достигнув противоположной стены.

Я ел, сосредоточенно глядя в тарелку. Она пила свой зелёный чай, глядя в панорамное окно на наш идеальный, выстриженный под линейку газон. Мы были двумя незнакомцами, волею судеб запертыми в одном роскошном склепе. Её отец, Руслан Ибрагимович, думал, что отдаёт свою единственную дочь под защиту сильного мужчины. Я думал, что получаю доступ к его неограниченным ресурсам и связям. Сделка века. Win-win. Оба просчитались. Я получил неиссякаемый источник глухого раздражения, а он… Он, кажется, до сих пор верил, что его дочь счастлива. Алика была хорошей актрисой.

– Роман… – снова подала голос она, и я внутренне напрягся. Разговоры по утрам не входили в условия нашего негласного контракта.

Я медленно поднял на неё глаза. В её огромных, светло-серых, почти прозрачных глазах плескалась какая-то отчаянная решимость. Она сделала глубокий вдох, словно ныряльщик перед прыжком в ледяную воду.

– Я подумала… Может быть, на этих выходных мы могли бы съездить за город? В тот пансионат у озера, помнишь, мы как-то проезжали мимо. Там очень красиво сейчас, осень…

Я отложил ложку. Внимательно посмотрел на неё. Она что, серьёзно? Пансионат? Озеро? Осень? Какие банальности. Какая отчаянная, жалкая попытка изобразить то, чего между нами никогда не было и быть не могло. Семью. Близость.

Внутри что-то злобно шевельнулось. Желание уколоть. Поставить на место. Вернуть её в рамки нашего бизнес-проекта, где не предусмотрены графы «чувства» и «совместные выходные». Она видела мой взгляд и слегка съёжилась, но не отвела глаз. В этой тихой женщине был стальной стержень, который я с наслаждением гнул раз за разом, проверяя на прочность.

– Алика, – ледяным тоном отчеканил я, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Давай без этого.

В её прозрачных глазах что-то дрогнуло. Тонкая, почти невидимая трещинка пробежала по идеальной ледяной поверхности.

– Без чего? – прошептала она.

– Без этих… иллюзий. Без попыток превратить наши отношения в то, чем они не являются, – я сделал паузу, давая словам впитаться в тишину, стать ядом, который медленно проникает в кровь. – Наш брак – это бизнес-проект. Весьма успешный, надо признать. И он, к счастью, не предполагает совместных поездок за город любоваться осенними листиками. У меня работа. У тебя… – я обвёл взглядом наш идеальный дом, – у тебя есть всё это. Думаю, этого более чем достаточно.

Я видел, как она побледнела. Как её пальцы, лежавшие на столе, сжались так, что костяшки побелели. Как в глубине её глаз погас тот крошечный, отчаянный огонёк надежды, который она зажгла этим утром. Она молча опустила ресницы, пряча взгляд. Всё. Раунд окончен. Я победил. Снова.

Допив кофе одним глотком, я поднялся из-за стола.

– Спасибо за завтрак. Был идеален. Как и всегда.

Последние слова я произнёс с лёгкой, едва уловимой усмешкой. Она не ответила. Просто сидела, глядя в свою так и не тронутую чашку с чаем, идеально ровная, идеально неподвижная. Статуэтка.

Накинув пиджак и подхватив с консоли в прихожей портфель, я бросил последний взгляд вглубь дома. Она всё так же сидела за столом. А у её ног, положив свою огромную голову ей на колени и подняв хвост трубой, устроился Тихон. Он смотрел прямо на меня. И в его янтарно-зелёных глазах я отчётливо прочитал приговор. Этот пушистый ублюдок меня ненавидел. И, кажется, впервые в жизни я столкнулся с эмоцией, которая была мне абсолютно неподвластна.

Впрочем, какая разница.

Я вышел из дома, и автоматические ворота бесшумно закрылись за моей спиной, отсекая меня от моего идеального склепа. Впереди был день, полный битв, адреналина и настоящей жизни. Я завёл мотор своего «Бентли», и хищный рёв двигателя заглушил все посторонние мысли. В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Даши. Три слова и смайлик с чёртиком: «Жду. Скучаю. Голая».

Я усмехнулся. Вот это – понятные, простые отношения. Никаких поездок за город. Никаких иллюзий. Только чистая, животная страсть и взаимная выгода. Она получала дорогие подарки и доступ в высший свет. Я – идеальное тело и полное отсутствие эмоциональных терзаний.

Нажав на газ, я вылетел на дорогу, оставляя позади свой холодный, безупречный дом, свою холодную, безупречную жену и её чудовищного кота. Я чувствовал себя свободным. Победителем. Я ещё не знал, что только что проиграл самую важную битву в своей жизни. Проиграл, даже не поняв, что она началась. Я просто нанёс последний удар, который разрушил всё. И скоро обломки этой идеальной жизни похоронят меня под собой.

ГЛАВА 2

РОМАН

– Вы потеете, Марк Арнольдович.

Человек напротив меня вздрогнул, словно я ударил его под столом. Его пухлые, холёные пальцы судорожно сжали ручку «Паркер», оставив на полированной поверхности стола влажный след. Он и впрямь потел. Мелкие бисеринки пота выступили на его лысеющем лбу и над верхней губой, пропитывая воротничок белоснежной рубашки, которая теперь казалась не такой уж и белоснежной. Жалкое зрелище.

– В переговорной немного душно, Роман Андреевич, – пролепетал он, пытаясь изобразить непринуждённую улыбку, но вышло нечто похожее на гримасу человека, страдающего от острой зубной боли.

Я медленно откинулся в своём кресле, которое стоило как его годовая зарплата, и позволил себе лёгкую, едва заметную усмешку. В моей переговорной на сороковом этаже башни «Империя» никогда не было душно. Система климат-контроля здесь была умнее большинства людей, с которыми мне приходилось иметь дело, включая Марка Арнольдовича. Воздух был прохладным, разреженным, пах озоном, дорогим деревом и властью. Моей властью.

– Возможно, – протянул я, постукивая по столу дорогим перьевым стилусом. Тихий, мерный стук в абсолютной тишине действовал на нервы лучше любой угрозы. Цок. Цок. Цок. Словно отсчёт секунд до взрыва. – А возможно, дело в том, что вы пытаетесь продать мне воздух, упакованный в красивые графики. И ваше тело, в отличие от вашего языка, врать не умеет. Оно чувствует, что я это знаю.

Марк Арнольдович побледнел ещё сильнее, если это вообще было возможно. Его компания, занимавшаяся логистикой, была последним препятствием на моём пути к полной монополии в порту. Он держался три месяца, хорохорился, раздавал интервью о независимости и честной конкуренции. А теперь сидел передо мной, мокрый от страха, и пытался всучить мне свой тонущий корабль по цене круизного лайнера.

– Роман Андреевич, наши активы… наши прогнозы роста… – начал он свой заученный речитатив.