Сабин Дюран: Солнечный ожог

Sabine Durrant

SUN DAMAGE

Перевод с английского Л. Винокуровой

Печатается с разрешения литературных агентств Greene and Heaton Ltd. и Andrew Nurnberg.

© TPC & G Ltd, 2022

© Перевод. Л. Винокурова, 2024

© Издание на русском языке AST Publishers, 2025

* * *

Посвящается Мейбл

Выпороть дурака – невелика честь; черт возьми, дураки ведь созданы для порки! Но провести профессионала, даже если потом придется за это расплачиваться, – это ли не повод для гордости.

Джим Томпсон, «Кидалы»

Полагаю, вы бы сочли ее тихоней.

Уинстон Грэм, «Марни»

Глава первая

Наше внимание привлек английский акцент – кто-то на плохом школьном французском пытался заказать бокал пива. Мы, как обычно, держались поближе к бару: там, как правило, лучше всего клюет. Она совершила типичную ошибку новичка, устроившись за столиком на открытом солнце, – ее плечо уже начинало краснеть. Только что с самолета – это всегда плюс. На кожаных ручках ее бледно-голубой сумки «Лонгчамп» (оригинальная, я проверила) болталась бирка «Британских авиалиний», а лежащая перед ней книга в бумажной обложке, с корешком без заломов, была куплена в аэропорту по акции «Три по цене двух».

Так, что еще? Свежий маникюр-педикюр – неоновый розовый, популярный в этом году у всех гламурных британок, и новенький, перевязанный упаковочной лентой саронг, лежащий на песке у ее ног. Также налицо небольшое возбуждение, свойственное людям в первый день отпуска, энтузиазм в сочетании с пугающим ощущением пустоты, которую необходимо заполнить. Шон отошел в туалет, а я не выпускала девушку из поля зрения: покопавшись в телефоне, она подняла его и, сложив губы трубочкой, сделала селфи.

– Банковская карточка на имя Л. Флетчер Дэвис, – негромко сказал Шон, усаживаясь обратно на стул, ножки которого тут же слегка погрузились в песок. – Адрес на багажной бирке: «11а, Стэнли-Террас, В11».

– Лулу, – парировала я, не в силах совладать с собой. Эти четыре буквы, отлитые в золоте, болтались на цепочке у нее на шее.

Шон улыбнулся, довольный мной, затем кивком указал на мой телефон, давая понять, что пора закидывать удочку.

Я посмотрела на него: «Серьезно?»

Хотела бы я сказать, что муки совести или, по меньшей мере, дурное предчувствие удерживали меня от этого шага. Но это было бы враньем. Быть здесь нам вообще не полагалось. Мы успешно провернули номер с «картиной Пикассо» и должны были уехать из Сент-Сесиль-сюр-Мер два дня назад, но я заболела – какой-то вирус сразил меня наповал и приковал к постели в гостиничном номере.

Погода стояла невыносимо жаркая. Приглушенные разговоры и шелест волн накладывались на тихую джазовую музыку. Наморщив нос, я неохотно пожала плечами. Но это было ошибкой. Шон перестал улыбаться.

– Али, – сказал он, и я ощутила на щеке его холодное, как сталь, прикосновение.

Дело было не в деньгах. В гостиничном сейфе лежало достаточно, чтобы мы могли уехать куда пожелаем и даже – мне в голову пришла новая, дерзкая мысль – разойтись в разные стороны. Нет, проблема была в моей нерешительности – он принял ее на свой счет. Ему нравилось, когда мы действовали сообща. Как две детали одной идеально отлаженной машины.

Возможно, он прав, и Лулу – идеальный объект. Как большинство туристов. Юг Франции, может, и не Индия, где маленькие и большие суммы с легкостью переходят из рук в руки и где, можно сказать, я и стала той, кем сейчас являюсь. Но выброшенная на берег рыба – это выброшенная на берег рыба, независимо от того, из какого водоема ее выбросило. В изоляции мы все глупеем. Мы все принимаем наихудшие решения, когда наш мозг перегружен.

Я поправила купальник, завязав веревочки так туго, что узел впился мне в шею. Полотенце, которое я подстелила на деревянное сиденье, было влажным после купания. На губах ощущался привкус соли, и я чувствовала, что теряю остаток этого жаркого дня. Я умоляла Шона провести на пляже еще один, последний денек. После заточения в гостиничном номере мне хотелось выбраться на солнце. Может, развести кого-нибудь на катание на водных лыжах. А может, даже почитать найденную в поезде книгу об осаде Трои с точки зрения женщин. Я заставила себя улыбнуться, глядя ему прямо в глаза. С его стороны это было очередной проверкой. Через несколько долгих секунд его лицо расслабилось, и он коротко кивнул. И неужели даже подмигнул? Меня накрыло волной облегчения. Я заметила, как дрожат мои руки.

Взяв телефон, я принялась за работу. Фейсбук, Инстаграм^[1]. Я быстро нашла то, что нужно. Двойная фамилия – настоящий подарок.

Шон распахнул свою газету, «Сандей таймс» четырехдневной давности. Я поднялась на ноги, ощущая его взгляд, направленный на меня поверх страниц.

«У Рауля» – один из нескольких рядовых баров, рассыпанных по берегу этого небольшого залива в форме полумесяца: песок под ногами, складные парусиновые кресла и зонтики от солнца. Здесь подают салат с козьим сыром и рубленый бифштекс, разнося их по залу на овальных подносах, поднятых над головой. Время шло к обеду, и бар заполнялся посетителями – ошалевшими от солнца. Они брели с пляжа, таща за собой полотенца и маленьких детей. Яхты теперь стояли на приколе, а их обитатели плыли или вприпрыжку бежали к берегу, толкая перед собой сухую одежду на надувных матрасах. Все эти сияющие, счастливые люди, существа с другой планеты. Суматошный час пик был в самом разгаре. К четырем часам все опять стихнет.

Я сощурила глаза, выйдя из тени на яркий свет и пробираясь между столиками по направлению к девушке. Поравнявшись со спинкой ее стула, я присела на корточки. На подошве одной из ее полосатых тряпочных сандалий еще красовался ценник. От песка поднимался жар. Я чувствовала кокосовый запах ее солнцезащитного крема.

– Мадемуазель? – говорю я, выпрямляясь. – Je viens trouver… – Я помахала перед ней ниткой с нанизанными на нее стеклянными бусинами и металлическими шармами. – Mademoiselle, est-ce que c’est à vous?^[2]

Она повернулась ко мне лицом, и вблизи мне показалось, что я ее знаю.

– О боже, – вспыхнув, сказала она. – Я не понимаю.

Голос я слышала впервые, но ее лицо – форма, черты и облик в целом – казались мне знакомыми. Мы были похожи – у обеих блеклые зелено-серо-голубые глаза, бледная кожа, тонкие прямые волосы.

– Я не говорю по-французски, – сказала она.

Она ничего не заметила. Впрочем, меня никогда особо не замечают. Поэтому Шон меня и выбрал: я брожу по миру никем не замеченная и никому не нужная.

– А, так вы англичанка! – Я издаю вздох облегчения. – Я тоже. Я только что нашла это – не вы уронили?

Она посмотрела на браслет, потом на свое запястье.

– Э-э, я не…

И снова посмотрела на браслет, уже более задумчиво.

– Ах да!..

Она протянула руку:

– Спасибо!

Тогда я перестала ее жалеть. Неправда, что честного человека нельзя развести на деньги, но морально легче надуть человека нечестного. Черт, Шон был прав. Упустить ее было бы ошибкой. Как и все остальные, она думала только о себе.

– Позвольте, – сказала я, раскрывая крохотную застежку и поднося браслет к ее запястью.

– Спасибо, – сказала она, и пока я, склонившись, застегивала браслет, она скользнула взглядом по моей голове. Теперь, когда я работала и снова была спокойна, я разглядывала ее руки: ожог в форме камешка на внутренней стороне запястья, довольно свежий, еще красный, мозоли на сгибах пальцев с внутренней стороны, на левом указательном – несколько белых шрамов, расположенных параллельно друг другу.

«Не смотри – наблюдай» – так учил меня Шон.

– Ну вот, – сказала я, справившись со своей задачей, – больше не теряйте.

Она взмахнула рукой, чтобы полюбоваться блеском дешевой бижутерии.

– Не буду.

Я распрямилась, все сильнее напрягаясь по мере приближения его шагов, легкой дрожью отдававшихся на песке.

– Лулу? – его голос прозвучал удивленно и настороженно, словно он мягко журил маленького ребенка. – Вы ведь Лулу?

Когда я обернулась, он как раз появился в поле зрения, представ перед нами во всей красе: еще влажные, спутанные темные волосы и загар, подчеркивающий голубизну его глаз. Его щетина была ровно такой длины, как нужно (еще чуть-чуть, и он бы походил на бандита), а расслабленная походка позволяла ему казаться выше и шире в плечах. Он скрывал свой возраст. По моим предположениям, ему было около сорока, но можно было дать лет на десять меньше. Очки-авиаторы от «Рэй-Бен», висящие на вырезе белой футболки, открывали взору треугольный участок гладкой, мускулистой груди.

– Или… – Теперь он сделал шаг назад. – Я ошибся? Извините. Я подумал, мы знакомы.

Он посмотрел на меня, потом снова на нее и улыбнулся – криво, застенчиво, по-мальчишески.

Она развернулась к нему всем телом, чтобы получше рассмотреть, теребя буквы на своей цепочке. Из-под ее короткой маечки выбилась бретелька кружевного розового бюстгальтера.

– Нет. Нет. Да… Я Лулу… А вы кто? Мы…

Интересно, заметил ли Шон наше сходство. Возможно. Чем больше кто-то походит на тебя, тем менее объективно ты его оцениваешь. Наверное, он знал, что это даст нам фору.

Он прикусил нижнюю губу.

– Валь-д’Изер? – нерешительно сказал он. – Я Джон Доун.

– Валь-д’Изер? – Она всматривалась в его лицо. – Вы гостили в шале? Нет. Я бы запомнила. «Бар д’Альпин»? Эм… О боже! «Ле пти Дануа»! Вечеринка Кэрри Боуман в последний вечер?

Он коротко и выразительно постучал себе пальцем по лбу – точь-в-точь как фокусник, достающий из рукава букет цветов.

– Прощальная вечеринка Кэрри Боуман!

– Боже, вот так встреча! Откуда вы знаете Кэрри? Вы вместе были в Мальборо?

– Ага. Обожаю Кэрри.

Шон обошел вокруг стола, чтобы ей не приходилось вытягивать шею, глядя на него. Теперь он улыбался во весь рот – заинтересованно, вдохновленно. Он еще не растерял манеры, привитые ему в детстве. Но дело было не только в этом. В лучах его внимания становилось тепло, я ощущала себя любимой.

– Джон Доун. – Она вглядывалась в его лицо, словно пытаясь восстановить его в памяти. – Ну конечно. Боже. Прости, это был конец вечеринки. В тот вечер я была без сил.

– Да мы все валились с ног! – сказал он.

Я закатила глаза:

– Джон. Ну честное слово!

Она перевела взгляд с Шона на меня, потом снова на него. Помолчав, она продолжила:

– Так вы двое проводите здесь отпуск?

– Да, наверное, можно назвать это отпуском. – Он обнял меня рукой за шею, стиснув ее. – Элли направляется домой после курсов во Флоренции, а я приехал, чтобы немного отдохнуть вместе с ней. – Он ткнул меня пальцем в ребра. – Она страшно обрадовалась возможности побыть со своим старшим братом, который вечно ее смущает.

Я наблюдала за подергиванием ее большой скуловой мышцы – она расположена сбоку от рта, и ее невозможно контролировать. От этого непроизвольного движения у нее едва заметно дрогнула нижняя губа, выдавая ее радость и удовлетворение от того, что она оказалась права. Да, Шон был старше меня, но она видела в нем птицу более высокого полета. Я боком привалилась к нему, к его крепкой, надежной груди. Он обвил меня рукой за плечо. Мой старший брат. Я подвисла на мгновение, наслаждаясь чувством защищенности.

– А что за курсы? – спросила она.

Я почувствовала, как Шон напрягся. Я знала, что после аферы с «Пикассо» он подумает об истории искусств. Но я видела ее страничку в социальной сети – хлеб со шлейфом из фондю, жертвенные агнцы, торжественно возлежащие на блюдах, невероятно колоритные безе. И я трогала пальцем шрамы.

– Кулинарные, – сказала я, – итальянская паста.

– Не Манзаро, случайно? – спросила она.