Симпати Тауэр Токио (страница 2)
Было время, когда я каждый раз отвечала такой метафорой всем, кто пытался у меня выяснить, чем рисунки отличаются от архитектуры. Без малейшего кокетства или позы я честно и откровенно выражала свои мысли и полагала, что это максимально простой и легкий способ объяснить людям свои работы. Однако этот пассаж всегда вырезали из статей, поэтому пять лет я об этом не говорила. Может, редакторы считали его «неважным», «неподходящим» или «неинтересным». Или секретарь в офисе просил его вырезать, заботясь об имидже Сары Макины. Наверняка они решили, что другим не стоит знать, как видит свой труд архитектор Сара Макина.
Высушив волосы феном того же бренда, что и душ, снабженным разрекламированной функцией увлажнения, я расстилаю на полу свой коврик для йоги. На нем я выполняю длинную утреннюю программу упражнений перед работой: пилатес → йога → пение песни Come to me! от начала до конца → безумные эротические фантазии в позе для медитации → три раунда поклонения Солнцу для подавления безумных эротических фантазий → повторение восемь раз оригинальной аффирмации: «Я слабый человек. Я осознаю свою слабость. Я полностью контролирую свои желания. Я знаю, что мной движет только моя воля. Я несу всю ответственность за свои слова и движения». Затем я выдыхаю и раскрываю скетчбук, чтобы приступить к работе. Всеми силами я концентрируюсь на белом листе.
Однако в моей голове по-прежнему всплывают слова. Я начинаю писать, чтобы вымести весь мусор из головы. Abuse = насилие. Bulling = травля. Victim-blaming = обвинение жертвы. Neglect = пренебрежение. Harassment = домогательство. Shaming = унижение.
Homeless = бездомный. Neglect = брошенный ребенок. Vegan = тот, кто не ест мяса. Minority = меньшинство. Sexual minority = сексуальное меньшинство. Я не могу поверить, что эти буквы написаны моей рукой, и это ставит меня в тупик.
Я знаю, что рисую лучше, чем многие, и я быстрее всего заучивала иероглифы в школе. Но катакана давалась мне хуже всего, сколько я ни старалась. Даже младшеклассники, даже иностранцы пишут лучше. Один из сотрудников бюро даже сказал, что мой почерк «как у сумасшедшего маньяка – серийного убийцы». Я бы не пошла в бар с тем, кто придумал катакану. Я не могу полюбить структуру, которая превратится в груду палок, если убрать хотя бы одну из них, я не могу полюбить эти унылые, лишенные красоты и гордости линии без какого-либо содержания, которым все же хватает наглости выражать слова любого иностранного языка. Знаки катаканы у меня выходят кривыми из-за физического отвращения. Когда я открыла бюро в Токио, чтобы название было доступней для понимания на международных конкурсах, мне советовали назвать его Sarah Machina Architects, но оно называется просто: «Сара Макина Сэккэй Дзимусё» – «Бюро Сары Макины». Я не хочу плодить возможности для использования катаканы.
Single mother = мать-одиночка. Partner = супруг. Minority = меньшинство. Ageism = дискриминация по возрасту. Toxic = нездоровый. Foreign workers = иностранные рабочие. Differently abled = инвалид. Homo miserabilis = преступник… Я опускаю эти буквы, похожие на кривые модульные дома, в охлажденную минеральную воду и перекатываю во рту.
В одних случаях заимствования используют для простоты произношения или сокращения, в других – чтобы избежать ощущения неравенства или дискриминации, а еще потому, что такие слова звучат мягче, уклончивей, помогают избежать острых углов в разговоре. Не знаешь, что выбрать – заимствуй. Во многих случаях это помогает чудесным образом все уладить.
Я вспомнила концертный зал, который проектировала в Сайтаме. Когда мы обсуждали размещение объектов, я отметила общий туалет как «М/Ж», но сразу после того, как я поделилась файлом, название было исправлено на «гендерно-нейтральный туалет». Самая молодая ассистентка – тогда еще ассистент – исправила план и написала в мессенджер Slack: «Какой-то отстой: ни актуалки, ни вайба, ни эмпатии». Я подсознательно написала «М/Ж», чтобы избежать катаканы, в параллель обозначениям отдельно мужского и отдельно женского туалета – и, как получилось, его заменили на «гендерно-нейтральный». Разумеется, когда места немного, приходится писать помельче, чтобы все влезло, однако, конечно, страдания тех, кто терпеть не может катакану и заботится о размере букв и о месте, ничто по сравнению со страданиями агендеров, которым приходится идти в кабинку с надписью «м/ж» из-за тех, у кого гендер есть. Да и «страданиями» это называть не следует. Я никогда не задумывалась над вопросом, в какой туалет идти, поэтому неважно, какую подпись я бы оставила на схеме. Меня ничего не должно задевать.
…а как же «Симпати Тауэр Токио»?
Я ложусь на кровать, которая отдалена от маленького гостиничного столика, на котором даже не уместится скетчбук. Я делаю глубокий выдох, одновременно похожий на вздох. Экран ноутбука на кровати слегка покачивается от дыхания, я вызываю внутреннего цензора, и в голове начинается совещание по названию. Я не сяду за работу, пока не разберусь с этим.
Может быть, оно актуальней, вайбовее и эмпатичнее, чем название «Кэймуто»? («Башня-тюрьма», мой кандидат в названия.) С точки зрения толерантности для меня они оба одинаковы. Простота произношения? В «Кэймуто» меньше слогов и оно звучит проще, но это тоже вопрос ощущений. Вероятно, ряд иероглифов ощущается сухо и формально, недостаточно дружелюбно для достопримечательности. Тем не менее если вспомнить о назначении здания, то разве название не должно быть «жестковатым», а также «серьезным» и «суровым»? Таковы ощущения человека, родившегося в эпоху Сёва. Вероятно, люди, рожденные в эпоху Мэйдзи или Тайсё, ощущали схожий дискомфорт, когда слышали о «Токио Тауэр» в 1958 году. В таком случае я еще недостаточно вижу будущее.
Странно, почему название настолько меня занимает. Я не эксперт-лингвист, не копирайтер и не националистка. У меня нет знакомых, которые отбывают срок. К счастью – и сейчас я могу назвать это счастьем без малейшей запинки, – я веду спокойную жизнь, не связанную ни с преступлениями, ни с преступниками. У меня нет единого мнения относительно проекта башни. Я не интеллектуал, не культурный деятель – уместно ли так говорить? или как лучше сказать? – который обязан выражать свое мнение в «Твиттере» – как он сейчас там называется? – по этому вопросу.
В любом случае я думаю только об оболочке. О ее форме, структуре, материалах, бюджете, сроках постройки. Что туда положат, какую идею поместят – решают другие. Это социальный вопрос. Я же архитектор. Это не мое дело.