Вадим Тихомиров: Скверное место. Время московское

© Тихомиров В., 2023

© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2024

В чем счастье?..
В жизненном пути,
Куда твой долг велит – идти,
Врагов не знать, преград не мерить,
Любить, надеяться и – верить.

Аполлон Майков

Посвящается живым и павшим сотрудникам УБОПа России

Глава первая

Городок был так себе. В него не хотелось вернуться.

Без красивой архитектуры, ровных дорог и знаменитых на всю страну жителей, столетие за столетием он только ветшал и в конце концов стал напоминать штопаное, пропахшее нафталином пальто, которое в бедной семье со вздохом безысходности передавалось от одного небогатого поколения к другому, еще более обездоленному…

Если в центре города кое-где сохранились дома восемнадцатого или девятнадцатого века с намеком на былой достаток и общественное положение, то все, что их окружало на километры вокруг, было построено много позже и представляло собой чехарду бетонных коробок разной высоты, но одного цвета. Серого. Серыми были и всевозможно чадящие заводы с фабриками, мосты, витрины магазинов и столовок, да что там – единственный на всю область кукольный театр, и тот был построен из того же самого бетона унылого мышиного цвета. Летом весь этот срам прикрывали деревья, зимой человеку со слабой психикой хотелось удавиться от безысходности. Чистый воздух тут напрямую зависел от направления ветра. Если он дул с севера, то люди еще дышали полной грудью. Иные ветры, особенно западный, лишь порождали тяжелый кашель и сокращали продолжительность жизни оказавшегося здесь волею судеб народонаселения.

Кто мог, тот уезжал. Навсегда.

Он уехал тоже? Или ему это только снится? То, что он жив и просто спит, его мозг еще как-то контролировал. Всего остального могло и не быть. Так, просто нереализованные мечты-мечтишки хотят выкарабкаться наружу, а выхода не находят: черепная коробка запаяна накрепко.

И, может, нет никакой Москвы, нет Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД России. Нет, все это где-то существует, но отдельно от него, а он никакой не оперуполномоченный по особо важным делам Андрей Казимирович Большаков, «важняк», а так, простой опер ОБХСС этого самого ненавидимого им населенного пункта. И скоро вставать, пить чай, ехать на трамвае до райотдела, а затем целый день сидеть в крошечном и дурно пахнущем кабинетике, в котором до него целые поколения ментов-пингвинов упорно высиживали себе пенсию, и писать, писать один протокол за другим, пока не заноет рука, пока не окаменеет его задница…

Нет, тогда лучше и не просыпаться. А проснувшись, тут же пустить себе пулю в висок.

– Ты чего стонешь?

Голос был очень знакомым, но начать разбираться, чей он, значило проснуться. И он заставил себя еще глубже скатиться в сон. И вот он уже видел себя посреди ледохода. Вокруг по вспененной воде ползли иссиня-желтые льдины. Они по-хозяйски резали и терзали воду, безобразно вскарабкивались друг на друга, ломались и крошились от взаимных ударов, но, уменьшаясь в размерах, плыли и плыли куда-то вниз, по течению бесконечного потока. И где-то рядом должны быть его друзья, но сколько ни смотрел он по сторонам, сколько ни взывал о помощи, он видел только колотый лед, стремнину воды и стегающее по глазам ослепительное солнце.

* * *

Капитан милиции Станислав Тропарев уже пятый час лежал в снегу, точнее, четыре часа пятнадцать минут он был частью сугроба на обочине трассы Москва – Санкт-Петербург. Кромешная темнота и невозможность пошевелиться остановили время. И минуты, и часы в какой-то момент потеряли смысл и возможность их осязать.

Связь была односторонней. Если в начале операции наушник, вставленный в ухо, еще что-то регулярно отпискивал, сообщая лежащим в снегу информацию о ходе операции, но затем стал делать это все реже и реже, пока однажды не затих совсем.

Январские двадцать пять ниже нуля тоже перестали быть частью улицы. К каждой клеточке Тропарева приближался абсолютный ноль в двести семьдесят три с лишним градуса, и неуправляемый озноб колотил вытянувшееся по струнке тело. Все, что было надето шерстяного на нем, давно перестало греть и стало частью стужи. Бронежилет, тисками сжимавший грудь и живот, штурмовой автомат, стиснутый в онемевших руках, пистолет, больно прижатый к бедру, нож, прикрепленный к голени, работая сообща, отняли у тела последние способности генерировать тепло. Его правую ногу вдруг затрясло, как погремушку-маракас с Антильских островов. И тут Тропарев представил себя со стороны, и силы воображения хватило увидеть, что коленка его все сильнее выглядывает из-под тонкого слоя снежной каши…

И спросить не у кого, как он там, со стороны. Те, кто был с ним заодно, Шевелев и Гуляев, они в таком же положении, как и он, тоже дрожат, стиснув зубы. Ждут команды на захват и гонят от себя свои страхи. И если кому-то в голову взбредет мысль всадить в них по пуле, то они даже не поймут, в какой момент и откуда пришла смерть.

Возможно, в мире ином над ними даже посмеются. Что ж вы, братья, спецназовцами называетесь, а убили вас, как баранов!

И тут стало ему по-настоящему страшно.

Еще днем предстоящая операция казалась забавным приключением. Всего и надо-то взять с поличным явного идиота, который в своем письме в милицию пообещал устроить несколько взрывов большегрузов, если менты не подарят ему новенькую «ауди», сто тысяч долларов и автомат с патронами. Лишь после этого – он дал честное слово патриота – мир и спокойствие вновь воцарятся от Москвы до самого Питера.

Бред. Конечно, типичный бред.

В конце концов порешили, что действует одиночка. Но оставлять без внимания этот поток сознания никто бы не позволил. Были задействованы силы МВД и ФСБ. Команда подобралась крепкая. Почти пятнадцать человек готовы были по первому сигналу задержать кого угодно. Хоть одного, хоть нескольких. На все про все отводилось час-полтора. И кто-то очень рассудительный, в полковничьих погонах, не меньше, придумал уложить бойцов в снег. Чтобы быть поближе к месту действия. Ведь это только на улице дубняк, в снегу всегда теплее. И чем глубже, тем комфортнее. Так, по крайней мере, пишут в книгах.

Со стороны все бы выглядело так, словно кто-то снимал боевичок. Вот ленивые гаишники с двух сторон трассы, в паре километров друг от друга, светящимися жезлами блокируют движение, пропуская вперед лишь грейдер, который огромным отвалом не спеша сдвигает снег к краю дороги. Вот под прикрытием темноты из леса через поле выбегают шесть хорошо вооруженных людей в камуфляже и с масками на головах и начинают остервенело рыть лопатами в снегу три ямы, очень похожие на могилы. Затем они делятся поровну. На тех, кого зарывают, и тех, кто зарывает. Люди с лопатами, сделав свое дело, бесшумно исчезают с дороги в лес, грейдер теряется за поворотом, и гаишники снова открывают движение и якобы укатывают в разные стороны по своим делам.

А вскоре прямо напротив от затаившихся в снегу людей должны будут остановиться две новенькие «ауди». Из них выйдут двое хорошо одетых мужчин. Они выкурят по сигарете и уедут, но уедут на одной машине, оставив другую стоять незапертой на оживленной трассе с ключом в замке зажигания, на заднем сиденье которой лежит заказанный «гостинец»: «калаш» с патронами в цинковом ящике и плотный пакет валюты.

Сценарий был отработан до мелочей. Все, кому положено было что-то изображать этой ночью: собровец на грейдере, собровцы в форме гаишников, собровцы в форме собровцев, собровцы в дорогих костюмах, – все они отработали свои роли без сучка и задоринки. Осталось всего ничего: группе Тропарева мощно отыграть финальную сцену, взять пришедшего к «ауди» адресата. Одного или нескольких. Взвиться, словно из небытия, в полный рост из снежного плена, пустить очередь из автоматов в сторону луны и заорать страшными голосами что-то очень грубое, а затем уложить хоть одного, хоть целую сотню бандитов мордой в пол. Ну, в этом конкретном случае, в грязный снег.

И – по домам! Отогреваться и спать. Долго спать. А потом запись эффектного задержания откроет новостные выпуски всех крупных телеканалов страны, и ты будешь знать, что вон тот, длинный, в камуфляже и автоматом в руках, это и есть ты сутки назад. Пустячок, а приятно. Словно ты масляной краской по трафарету набиваешь маленькую звездочку на фюзеляже боевого истребителя, имя которому Стас Тропарев.

По заранее утвержденному плану «спектакль» должен был закончиться часа три назад, но… Красивый проект взял и развалился по собственному усмотрению, без всякого на то указания. Обложенный со всех сторон участок трассы никого, кроме ментов и фээсбэшников, не интересовал. Лишь грузовики, один больше другого, да малолитражки, по цене очень разные, пролетали мимо «ауди» и зарытых рядом с ней собровцев, но главного действующего лица не было. Не явился, паскуда!

Операцию отменили через четыре с половиной часа после ее начала, когда казалось, что вот-вот – и мочевой пузырь просто лопнет. Но нет, бог миловал. В ухе ожил наушник, и голос, забиваемый шумами помех, озвучил отбой. Снова трасса была перекрыта, снова зашумел грейдер, и, как только он поравнялся с группой Тропарева, три человека, словно три оживших покойника, медленно приподнялись из своих ям. Тела их, промерзшие насквозь, перестали быть быстрыми и мгновенно управляемыми. Бойцы отряхнулись от снега, сняли одубевшие маски и, вместо того чтобы резво побежать сторону леса, туда, где в полутора километрах на проселочной дороге их ждали теплые УАЗы, долго выливали из себя лишнее. А потом и вовсе сели в «ауди» и с наслаждением втянули в себя сигаретный дым.

– Мужики, а сколько времени-то?

– Почти четыре.

– Умные люди седьмые сны смотрят.

– Так то умные…

Через полчаса, когда они вернулись к точке сбора, встречать их вышел лично начальник УВД. После приветствия и короткого доклада каждого он похлопал по плечу и приказал следовать за ним в уазик и пазик, где был расположен штаб операции. Добрый, как Дед Мороз, он налил им по полному стакану коньяка и приказал пить. При нем. Бойцы молча чокнулись и запрокинули в глотки что-то очень дорогое и непохожее на все, что они до этой ночи употребили в своей жизни. «Конфискат», – подумали все разом и, поставив стаканы на столик, чему-то заулыбались.

Но что-то не заладилось у Стаса. Накативший кашель до самого города разрывал грудь и жег горло.

– Сегодня же днем – в санчасть, – приказал генерал и на прощание крепко пожал его горячую руку. – А сейчас всем приказываю спать.

* * *

Андрей Большаков в любом состоянии всегда просыпался сам. Его рука успевала накрыть кнопку будильника за пару секунд до звонка. Сегодняшнее утро не было исключением. Как только пузатый китайский хронометр получил по макушке, Андрей сначала резко сел на кровати, затем пружинисто выпрямился во весь рост. И только после этого широко открыл глаза. Так было проще возвращаться к жизни из любого сладкого сна.

– Уже?

Светлана приподняла голову над подушкой, пытаясь разглядеть его в темноте.

– Да, пора. А ты спи, еще часа три можешь спокойно спать.

Так он говорил каждый раз, когда уезжал из дома.

– Нет, я встану.

Так всегда отвечала она, когда он перед отъездом в Москву просыпался ни свет ни заря.

– Не надо, спи.

– Ага, я тебя целую неделю не увижу.

– Не неделю, а пять дней.

– Все равно долго.

Они говорили таким шепотом, что в метре от них даже собака не повела бы ухом, но обе дочки-погодки тут же зашевелились в своих кроватках. И их голоса стали еще тише, перейдя на какой-то ультразвуковой уровень общения.

– А как же ты? Без меня…

– Я взрослый дядя. Уж как-нибудь кофе с бутербродами сумею приготовить. Спи!