Но та никак не могла придти в себя и как мантру повторяла:

– Теперь все будет хорошо.

В больницу Герда приехала на своей машине, так, что уже не нужно было думать, на чем придется добираться до Дюссельдорфа. Визит в банк я тоже отложил до приезда в Германию.

Когда мы садились в машину, дочь пристально оглядела меня.

– Знаешь, папа, ты изменился, – сообщила она.

– Неудивительно, – усмехнулся я. – Одиннадцать лет комы даром не проходят.

Герда смутилась.

– Папа. Я сейчас не об этом, просто ты как-то молодо выглядишь, мне казалось, что мужчины за пятьдесят выглядят старше.

– Это комплимент, или как? – поинтересовался я.

– Комплимент, конечно, – ответила дочь, садясь за руль.

По дороге мы обсудили много вопросов, Герда рассказывала о своей учебе, о Яне, ее муже и детях. Единственно, о ком она ничего не говорила, это о Лиде.

Ну, а не стал спрашивать. Понятно, что молодежь максималисты и Герда не желает прощать мать, за то, что та развелась с отцом. Хотя прошло уже четыре года с этого события.

– Ладно, – думал я. – Время лечит все, помирится она с матерью, никуда не денется.

Герда снимала небольшую однокомнатную квартиру в пригороде Дюссельдорфа, до университета добираться приходилось долго. Но зато квартплата была умеренной. Первые курсы, дочь жила в общежитии и только в последний год переехала на съемное жилье.

Естественно, я не собирался надоедать дочери своим присутствием, но когда мы подъехали к ее дому, искать место в гостинице не было никакого желания.

Все же за эти годы мы отвыкли друг от друга. Поэтому чувство неловкости не оставляло ни меня, ни ее.

Но в крохотной квартирке друг от друга деться было некуда. После быстрого ужина Герда хотела уступить мне свою кровать, но я отказался и лег на жесткий узкий диван, на нем, как рассказала дочь, иногда ночует ее подруга.

– Или друг, – добавил я про себя.

На следующий день, проворочавшись полночи на диване, я решительно заявил, что перебираюсь жить в гостиницу. Дочь попыталась меня отговорить, но делала это без фанатизма, видимо мое присутствие ее тоже напрягало, что меня нисколько не обидело.

После завтрака она отправилась на учебу, а я пошел на автобусную остановку, собираясь посетить Дойче банк.

В банке меня встретили приветливо. Увы, старого менеджера там уже не было, и я разговаривал с приятной молодой дамой.

На счету у меня с процентами оказалось тридцать шесть тысяч евро. Так, что вышел я из банка в неплохом настроении. В бумажнике лежала карта с десятью тысячами евро и, я первым делом отправился в магазин за сотовым телефоном, пейджер, отданным мне в больнице вместе с документами, ключами, я еще в Швейцарии выкинул в мусорный контейнер.

Надо было обзвонить всех своих бывших партнеров и узнать, кто, чем дышит в настоящее время. Учитывая преклонный возраст большинства из них, не исключено, что они все покоятся на кладбище.

Выбор в магазине был богатый, но мне все эти Нокии и Эрикссоны казались вчерашним днем, поэтому продавец с недоумением наблюдал за моей мрачной физиономией. Но так, до айфона ждать еще пару лет, пришлось удовлетвориться смартфоном финской фирмы. Ну, ладно, пока сойдет.

Достав свою роскошную записную книжку, начал аккуратно вбивать в телефон номера деловых партнеров. Набралось их прилично, почти сто штук.

Покончив с нудным делом, зашел в ближайший ресторан. Перед этим купил газету и пока ожидал заказ, начал знакомиться с новостями.

Машинально читая статью за статьей, остановился на рекламе. Некая фирма Николая Нойфельда продает землю в Парагвае по 2400 евро за гектар и расписывает все плюсы такого решения.

– Вот гаденыш! – возмущенно подумал я. Почему-то из первой жизни хорошо помнил, как мой коллега по работе, переехавший в Германию в начале двухтысячных годов, попался на удочку и купил у фирмы Нойфельда десять гектаров земли и уехал в Парагвай выращивать австралийский орех макадамию. Естественно, ничего у него не получилось, вернулся он с семьей в Германию и отправился на учебу, чтобы работать врачом, как и рассчитывал с самого начала. Казахский немец Нойфельд таким образом облапошил не одну сотню русскоязычных немцев.

И хотя через шесть лет его посадят в тюрьму, деньги пострадавшим никто не вернет.

Я не дон Кихот и с ветряными мельницами бороться не собираюсь, но эта статья навела на мысль о переезде в Южную Америку, и возможно, даже в Парагвай, только не в колонию Коли Нойфельда.

Что меня держит в Германии? Да ничего. Девушки вполне самостоятельные, Лида замужем. Так, что для начала съезжу в Россию, узнаю, жива ли еще мама, другие родственники. А затем махну через океан в Аргентину, или Парагвай.

Отложив газету, взял в руки телефон. Утром специально спросил у Герды, когда ей можно позвонить.

Вроде бы сейчас как раз то время.

– Пап, ты уже с телефоном? – обрадовалась дочь.

– Поэтому и звоню, доча. Продиктуй мне мамин номер, пожалуйста.

В трубке повисло молчание.

– Папа, может, пока не будешь ей звонить? – нарушила молчание Герда.

– Очень даже буду, – сообщил я. – Не бойся, никаких претензий к маме я предъявлять не собираюсь. Просто поговорим, пожалуемся друг другу на жизнь.

– Ну, ладно, записывай, – нехотя согласилась дочь.

В обеденное время звонить бывшей жене не хотелось, скорее всего, она на работе, не буду отрывать от дела, позвоню ближе к вечеру. Надо, кстати посмотреть, как удобнее звонить в Калифорнию, чтобы не будить Яну ночным звонком.

Выйдя из ресторана, отправился на поиск недорогой гостиницы. Снял номер, естественно без изысков, увы, деньги нынче не зарабатываю, надо экономить.

По дороге набрал еще прессы, и, улегшись на кровать начал знакомиться мировыми новостями.

Ничего такого, о чем бы не знал, не случилось. Все вокруг были озабочены мировым кризисом. Корпорации подсчитывали убытки, а народ снижал расходы.

Покончив с новостями, принялся за рекламу туристических агентств. Интересовали меня поездки в Ленинград. Извиняюсь, в Санкт-Петербург.

Нашел несколько агентств и начал методично их обзванивать.

Вскоре нашел подходящий вариант, прямой рейс Люфганзы из Дюссельдорфа в Санкт-Петербург, Недельное проживание в гостинице Прибалтийская и экскурсии по достопримечательностям города. И стоило все это удовольствие меньше тысячи евро.

Валяться в постели быстро надоело, поэтому я вновь отправился на прогулку.

Увидев по дороге офис Люфганзы, решил туда зайти, уточнить, действительна ли моя карта лояльности после одиннадцатилетнего перерыва.

Дама неопределенного возраста сидевшая за стойкой, удивленно воззрилась на меня и попросила документы.

– О, так это вы херр Циммерман! – воскликнула она. – Я только вчера читала о вашем выходе из комы. Даже не думала, что увижу вас на следующий день. Это так волнительно. К сожалению, в настоящий момент у меня нет ответа на ваше обращение. Но, сегодня же сделаю запрос вышестоящему руководству, надеюсь, долго ответа вам ждать не придется. Запишите мой номер телефона, звонить можно в рабочие часы.

– Может, вы дадите мне автограф, – спросила она несмело. – Я буду очень благодарна.

Расписавшись на рекламном буклете и поблагодарив фрау Геллер, я вышел на улицу. Зная немецкую бюрократию на быстрый ответ рассчитывать, не приходилось. Но мой поступок полностью укладывался в немецкий менталитет и никого не удивлял. Если можно платить меньше, то надо платить меньше.

Несколько раз заходил в аптеки и разглядывал лекарства на полках. Увы, о моих чудодейственных средствах все уже позабыли.

Хотя, не все, не сомневаюсь, что вскоре ко мне начнется паломничество заинтересованных лиц. Тех, кто четко заметил связь между исчезновением наших лекарств и автокатастрофой.

Надо тщательно продумать, как с ними вести беседу и стоит ли вообще открывать свои способности посторонним людям.

Остаток дня я бродил по осеннему городу, наслаждаясь последним теплом. Почему – то на душе было спокойно и радостно.

Пытался анализировать свое состояние, но потом плюнул на это дело, и просто неторопливо прогуливался вдоль Рейна, пока на улице не стало смеркаться.

В гостинице ресторана не было, но напротив располагалась закусочная, откуда соблазнительно несло восточными приправами.

Так, что я провел там, около часа, расправляясь с огромным стейком. Тарелку нарезанных овощей я тоже умял под песни Таркана. Одна только Шикидим повторялась раз пять. Похоже, хозяину закусочной эта песня запомнилась со времен юности. Потому, как никаких записей других певцов он не включал.

Придя в гостиницу, с удовольствием встал под душ, смывая все еще держащийся больничный запах.

Выйдя из душа, с вздохом облегчения улегся на кровать. Все же для человека, пролежавшего в коме много лет, я сегодня слишком много болтался по улице.

Позвонив портье, чтобы мне принесли бутылочку швепса, я взялся за телефон.

Пару минут задумчиво смотрел на темный экран, но потом начал набирать номер Лиды.

После набора пошли гудки.

– Один, два, три, – мысленно считал я. – Еще один и положу трубку.

Но все откладывал этот момент.

Трубку моя бывшая жена взяла на шестой гудок.

– Лида, добрый вечер, это я, узнаешь?

– Узнаю, – донесся из Копенгагена ее такой родной и знакомый голос. Сейчас в нем ясно чувствовалось волнение.

– Вот, приехал в Дюссельдорф, ночевал у Герды, а сейчас решил тебе позвонить.

– Я знаю, мне Герда уже позвонила, рассказывала, как вы с ней ехали из Цюриха. Саша, ты сможешь простить меня? я ведь тебя не дождалась! – по голосу чувствовалось, что она сейчас заплачет.

– Не надо милая, не плачь. У меня в мыслях не было винить тебя в чем-то, поэтому и прощать не за что. Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело пришлось после той аварии. Так, что могу только сказать, что ты умница, справилась со всеми проблемами. Я рад, что ты смогла найти себе достойного мужчину и желаю вам счастья.

– Погоди! – голос Лиды изменился, слезливые нотки в нем исчезли. – Ты хочешь сказать, что совсем меня не ревнуешь, и даже не попробуешь вернуть!

Мысленно я себе зааплодировал. Надо знать, что говорить, если хочешь прекратить слезотечение у женщины. Сейчас из виноватой предательницы, она перешла в категорию обиженной жены, которую бывший муж так легко может отпустить из своей жизни.

– Ну, хорошо, давай попробуем, – согласился я. – Приезжай ко мне, я пока из гостиницы никуда не съезжаю. Приедешь, снимем квартиру и начнем все сначала. Развод со своим мужем оформишь позже. Думаю, особых проблем, учитывая все обстоятельства, не предвидится.

В телефоне некоторое время царило молчание.

А затем раздался крик души.

– Ты, бездушная скотина! Как ты можешь так спокойно об этом говорить? Никуда я не поеду, можешь не надеяться. Прощай!

На этом наше общение завершилось.

Мда, не так я представлял, наш разговор. Но что поделаешь. Женщина, чувствующая себя виноватой, таковой быть не желает и выстраивает линию психологической защиты, где виноватым во всем является ее супруг.

Наверно, я позвонил слишком рано. Лида еще не успела осознать в полной мере то, что я вышел из комы. Возможно через месяц – другой, наше общение прошло без таких обвинений.

Положив телефон на тумбочку, улегся спать, правда, сразу заснуть не удалось, я все же не железный и слова Лиды даром не прошли. Однако, насчитав пару тысяч овец, я ухитрился заснуть.

Утром, я встал довольно рано и отправился на завтрак в закусочную. Когда допивал остатки кофе, неожиданно пришел к жизни мой телефон. На нем высветился номер вчерашней собеседницы из Люфганзы.