Однако за дверью царила тишина. Точно так же не открылись соседние двери. На первом этаже все-таки одна дверь отворилась. Оттуда на меня испуганными глазенками снизу вверх смотрели двое детей мальчик лет четырех и девочка немногим старше.

Они сразу сообщили, что дома никого кроме них нет. Сказав им, чтобы никому чужим дверь не открывали, я вышел на улицу.

Выйдя на дорогу, я остановился, думая, куда податься сейчас. И тут увидел грузного пузатого мужчину, идущего навстречу, и насвистывающего песенку Олега Анофриева.

Он прошел мимо меня, затем замедлил шаг и обернулся.

– Витька? Гребнев? – спросил он неуверенно.

Теперь и я узнал своего соседа. Валера Лебедев за эти годы здорово сдал. Ему сейчас должно быть ближе к шестидесяти, но выглядел он на все семьдесят. Годы ему прибавляла седина и морщины.

– Привет Валера, куда торопишься? – в ответ спросил я.

– Да, вот, заходил к приятелю, кое-что отнес, сейчас домой поеду. – Ответил тот, растерянно. И уже чуть не на всю улицу закричал:

– Витек! Неужели ты? Я ведь тебя сразу не узнал, думал, что молодой мужик здесь торчит. Откуда ты взялся, мать, твою!

Через полчаса мы с Лебедевым сидели в полутемном пивбаре и он, колотя сухой воблой о край стола, расспрашивал, откуда я такой красивый появился.

– Слушай, Валера, тут такое дело. В общем, сразу после окончания института познакомился в Питере с девушкой. Вроде все нормально, но оказалось, что на нее глаз положил местный пахан.

Я конечно, никуда не хотел уезжать, но девушка так была напугана, что сорвались мы и уехали в Дальнегорск, на другой конец Союза.

Валерка наморщил лоб.

– Дальнегорск, это где?

– На Дальнем Востоке, приятель.

– Да, далеко вас занесло, однако, – вздохнул собеседник. – Я припоминаю, тогда тебя менты разыскивали, к нам в дом приходили. Мамаша мне рассказывала. Я, правда, ей особо не верил, она трезвой практически не бывала. А здесь-то, как оказался?

Я печально улыбнулся.

– Все просто, жена в прошлом году умерла. Этой весной вышел на пенсию, решил приехать, на пару дней узнать, как тут дела,

– О, так ты пенсионер, – сразу переключился на новую тему Валера. – Я ведь тоже уже три года на пенсии, пять пятьсот получаю, нехило?

– Нехило, – согласился я, лихорадочно соображая, какую сумму наврать. – Ну, у нас тоже северные накрутки, так, что шесть тысяч с копейками имею.

Так, а теперь ты давай рассказывай, как тут дела обстоят. Моя Танюха все эти годы письма писать не разрешала, поэтому о родне не знаю ничего.

– Мда, – задумчиво высказался Валера. – Крепко тебя жена в руках держала. Ну, ты тютя был известный, так что нисколько не удивляюсь.

Короче, ничем тебя обрадовать не могу. Мама твоя умерла лет пять назад. Точнее сказать не могу, просто не помню. Муж ее, Костян, умер еще раньше, вышел на пенсию, а через неделю инфаркт. О братане твоем ничего не знаю. Моя мама умерла в восьмидесятых годах. Похоронил ее на Бесовецком кладбище. Сеструха моя, вышла замуж, уехала в Мурманск.

Вот такие дела. А я последние годы работал учителем музыки в школе.

Я не удержал серьезное лицо и засмеялся.

– Чего смеешься, – обиделся Валера, – я же окончил музыкальное училище.

Так, что на пенсию из школы уходил. Сам понимаешь, в девяностых у нас в городе все заводы приказали долго жить, вот я и устроился учителем. Конечно, копейки получал, но стаж то шел. А пенсию по среднему заработку на заводе назначили, там то у меня с заплатой все в порядке было.

Проговорили мы с Валерой долго, заказывали еще пару раз пива. После настоящего немецкого оно здорово кислило, но под вяленую рыбу сошло.

Лебедев в гости меня не звал, а я и не напрашивался. Собственно, все, что мне нужно узнал. И сейчас сидел, слушал треп слегка закосевшего приятеля юности и думал, что зря поддался эмоциям и приехал ворошить прошлое. Ничего в этом нет хорошего.

В общем, после бара мы разошлись, как в море корабли. Адрес в Дальнегорске я ему назвал, улица Ленина, дом 3 квартира 25. Говорил и прекрасно понимал, что никогда он мне по этому адресу не напишет. Просто алкоголь в крови все еще поддерживает иллюзию дружеских связей.

До гостиницы я добрался пешком. За это время легкое пивное опьянение прошло, оставив после себя головную боль.

В номере было пусто, видимо моя группа все еще не вернулась с экскурсии в Кижи.

– Тем лучше, – подумал я, достав из своей сумки конволюту анальгина, купленную в аптечном киоске.

Привычным движением взял ее в руку и ощутил лишь легкое тепло. Нет, определенно, моя способность значительно усилилась, понял я, проглотив таблетку. Головная боль прошла через пару минут.

До моего одиннадцатилетнего пребывания в коме я, естественно, пытался воздействовать и на этот препарат, но эффект тогда был намного слабее.

Головная боль прошла, самочувствие улучшилось, только хандра никуда не ушла. Но, что поделаешь, попытка не удалась. Прошлое не вернешь, оно остается только в твоей памяти

– Сон, лучшее лекарство, – с этой мыслью я разделся и лег в кровать. Как ни странно заснул почти сразу.

Проснулся от шума открывшейся двери. Вернулся мой сосед. Увидев, что я сплю, он постарался вести себя тише, но поезд ушел, я окончательно проснулся.

Мимоходом поинтересовавшись моим самочувствием, старик уселся за стол и вывалил на него содержимое своего рюкзачка. После чего начал перебирать горку матрешек, березовых дощечек с изображением Кижей и прочих карельских пейзажей.

Его кайф нарушила наша гид.

Она без стука влетела в номер и сразу приступила к допросу, как я себя чувствую и не нужно ли вызвать врача.

Я заверил ее, что чувствую себя намного лучше и во врачебной помощи не нуждаюсь.

– Херр Циммерман, – обратилась она ко мне смущенно. – Чтобы не чувствовали себя обделенным, я взяла на себя смелость купить для вас сувенир.

После чего протянула мне дощечку из карельской березы с выжженным на ней Кижским собором.

После этого мы с ней несколько минут препирались. Я хотел отдать ей деньги за подарок, она категорически отказывалась. Дед даже прекратил разглядывать свои покупки и с интересом следил за нашим разговором.

В итоге победила дружба. Я отказался от платы за сувенир, решив, что подарю девушке, какую-нибудь безделушку по приезду в Петербург.

Ничем больше особым моя туристическая поездка не запомнилась. Вернувшись в Петербург, я вместе с группой посетил Эрмитаж, послонялся по Дворцовой площади и даже съездил посмотреть на дом, в котором прожил пять лет во время учебы в институте. Дом, как и гараж, стояли в целости и сохранности, только жили в нем совсем другие люди. Печально.

Поэтому, когда наш Боинг оторвался от посадочной полосы аэропорта Пулково, я испытал некое облегчение, оттого, что эта поездка завершена.

По прилету в Дюссельдорф, я отправился в гостиницу, где у меня был забронирован номер.

Прощание с прошлым завершено, надо думать о будущем. Мне пятьдесят шесть лет. Если верить геронтологам, по биологическим часам сорок пять, то есть я нисколько не состарился за время пребывания в коме. Хотелось бы надеяться, что и дальше будет сохраняться такой разрыв, но уж больно ненадежная это надежда.

Но все равно, впереди еще не один десяток лет жизни, и надо в ней как-то устраиваться.

Как бы в унисон с этими мыслями раздался телефонный звонок. На экране высветился знакомый номер.

– Вы, что следите за мной? – первым делом спросил я, после того, как Герхард Блюменталь поздоровался со мной.

– Ну, что вы, херр Циммерман, – укоризненно произнес собеседник. – У нас нет таких возможностей, просто увидел в ежедневнике, что вы должны прилететь в ближайшее время, вот, и решил напомнить вам, о нашем разговоре. Из вашего вопроса, я понял, что вы уже в Германии?

Мысленно я улыбнулся.

– Ну, прямо детский сад, не следят они. Видимо, заинтересованы во мне по полной программе.

Вслух этого, естественно, говорить не стал.

Блюменталь же продолжил разговор.

– Херр Циммерман, как смотрите на то, чтобы встретиться в ближайшие день-два, хотелось бы обговорить многие вопросы.

– Смотрю положительно, – суховато ответил я.

В общем, мы договорились встретиться послезавтра в представительстве Новартис в Дюссельдорфе.

Попрощавшись, я убрал телефон. Улегся на кровать и задумался.

Нет сомнений, швейцарской фирме нужны мои лекарства. Ну и я, как их создатель. Интересно, их умные аналитики уже догадались, что мои препараты не получить технологическими способами, или все еще считают, что я обладаю секретными видами обработки аптечного сырья?

– Собственно, чего, гадать, послезавтра мне все будет рассказано, – думал я, но никак не мог уйти с этой темы.

В конце концов, взял в руки газету с объявлениями об аренде жилья и начал подыскивать себе недорогую квартиру. И все равно, мысли опять возвращались к будущему разговору.

– Поговорим, может, придем к согласию, тогда, скорее всего, придется переезжать в Швейцарию, или еще куда, концерн то международный, – думал я. – А мне сейчас, в принципе, все равно, где жить, главное, чтобы неплохо. Так, что об аренде будем думать не сейчас.

А вот женщина бы мне не сегодняшний вечер не помешала. Я ведь, как Карлсон, мужчина в самом расцвете сил.

Несколько минут в сомнении держал телефон, но потом все же решил, что лучше стоит отдохнуть после перелета, а не заниматься ерундой. Наверно не хотел признаться самому себе, что просто боюсь иметь близость с другой, незнакомой женщиной. Казалось, что этим предам свою бывшую жену. Посмеявшись над своими страхами, отложил телефон в сторону и включил телевизор.

Через день, я около десяти часов утра уже подходил к представительству концерна Новартис.

Клерк на входе даже не спросил, кто я такой, а, поздоровавшись, сразу предложил пройти в нужный кабинет.

– Однако у них даже моя фотография имеется, – понял я.

В кабинете, обставленном без роскоши, с претензиями на минимализм меня уже ожидал Герхард Блюменталь. Какое-то отдаленное сходство с дядей у него имелось, так, что узнал я его сразу.

– О! Херр Циммерман, весьма рад вас видеть! – воскликнул он, вставая из-за стола.

Рукопожатие его сухой кисти было энергичным и крепким.

– Быстрота и натиск, – насмешливо подумал я.

– Присаживайтесь, ближе, разговор у нас будет долгий, – предложил он, указывая на ближайший стул.

Когда я примостил свой зад на стуле, вышедшем из недр Икеи, собеседник продолжил.

– Вы ведь вчера приехали из России? Может, в двух словах расскажете о поездке? Какое впечатление сложилось у вас о современной России?

Я пожал плечами.

– Что могу сказать, очень многое изменилось по сравнению с началом девяностых годов, когда мы уезжали из Советского Союза в Германию. Совсем другая страна и другие люди.

– Мда, наверно, – задумчиво произнес Блюменталь и неожиданно спросил. – А почему вы выбрали такой странный маршрут? Неужели не хотелось побывать в Казахстане, все-таки там ваша Родина.

– Хм, он, что не знает, что я не немец по национальности и в Казахстан приехал уже достаточно взрослым, – удивился я. – Оказывается, за деньги не всегда можно получить все сведения. Хотя одна беседа с Лидой, или дочерьми, сразу бы все прояснили. Но смысла скрывать мое прошлое, нет никакого. Захотят все равно выяснят.

Поэтому я улыбнулся и сообщил:

– К вашему сведению, херр Блюменталь, в Казахстан я переехал в первой половине восьмидесятых годов прошлого века, а до этого жил не очень далеко от Ленинграда, то есть сегодняшнего Санкт-Петербурга. Поэтому совместил полезное с приятным, посмотрел на места, где жил в юности, а заодно походил по музеям и другим достопримечательностям города.

– Понятно, – кивнул собеседник и принял деловой вид. Наверно хотел перейти к основной части нашей беседы.