– Мда, наверно, ановуляция у девицы это симптом другого заболевания, возможно анемии, – подумал я в какой-то момент. И решил посчитать пульс.

Взяв худенькое запястье в свою руку, сразу почувствовал, что пульс немного частит.

– Что же у тебя такое? – подумал я, и тут меня накрыло.

В ушах раздался звон, перед глазами поплыло окружающее, а пальцы, которыми я считал пульс, стали горячими.

– Херр Циммерман, что с вами?! – сквозь звон до меня донесся далекий голос Элизы.

– Папа, что случилось! – в комнату ворвалась Герда.

Вдвоем с Элизой они подняли меня со стула и повели к кровати, я еле переставлял, ставшие ватными ноги, хорошо, что до кровати было всего два шага.

Рухнув лицом вниз на покрывало, трудом повернулся на бок и успокаивающе улыбнулся Герде.

– Дочка, не волнуйся, сейчас все пройдет, у меня после комы иногда бывают такие приступы.

– Папа, может тебе нужно какое-нибудь лекарство? – взволновано спросила та.

– Нет, лучше сделай чай покрепче и сахара ложки три положи, – попросил я.

Туман перед глазами рассеивался, и я ободряюще улыбнулся обеим перепуганным девчонкам.

После чая мое состояние улучшилось, я встал и снова уселся за стол.

– Ну, все девочки, я уже в порядке, сейчас еще немного приду в себя и поеду в гостиницу на такси.

– Может, останешься у меня? – робко спросила Герда, о своей просьбе посмотреть подругу, она уже не вспоминала.

Но я отказался и, посидев еще немного, засобирался в гостиницу.

Сидя в такси, размышлял о случившемся приступе слабости. Что же случилось в тот момент, когда, держа руку на пульсе девушки, я подумал о возможном диагнозе?

А, скорее всего, случилось то, что я вылечил Элизу без всяких лекарств.

Но это еще не факт. Нужно бы осторожно выяснить у Герды, как дела у подруги.

Однако выяснять ничего не пришлось.

Следующим утром, когда я еще лежал в постели, зазвонил телефон.

Поднеся его к уху, я услышал возбужденный голос Герды.

– Папа! Ты представляешь? У Элизы сегодня утром начались месячные!

– Во-первых, доброе утро. А во-вторых, что теперь? Мне нужно обрадоваться? – спросил я.

– Ой, папа! Ты с утра заторможенный какой-то! Неужели непонятно. Если у Элизы начались месячные, значит, у нее все в порядке со здоровьем.

– Ну, я очень рад, передавай ей мои поздравления по этому поводу.

– Папа, – в голосе Герды появились интригующие нотки. – Мне почему-то кажется, что без тебя в этом деле не обошлось. Это ведь ты её вылечил?

– Герда, не говори глупостей, я тут не при чем, – начал отказываться я от приписываемых заслуг.

Мы поговорили еще несколько минут, и дочь первой закончила разговор, сообщив, что они с подругой собираются на учебу.

– Надеюсь, Герда не будет убеждать Элизу в том, что её месячные – это моя заслуга. Мне только этого не хватает, – думал я, начиная выбираться из постели.

После утреннего моциона я отправился в соседнее кафе, где под непременную турецкую музыку неторопливо завтракая начал обдумывать, что же произошло вчера, когда я дотронулся до Элизы.

Сорок лет назад, когда Витька Гребнев получил тяжелую черепно-мозговую травму, он умер, и в его тело вселилась моя сущность. Приобретя при этом сверхъестественную способность улучшать свойства лекарств.

Одиннадцать лет назад я вновь попал в аварию, и это тело получило тяжелую травму, гораздо тяжелее, чем в первый раз. Но мое Я не погибло и осталось в этом теле.

Если считать, что я вчера вылечил девушку, сам не подозревая от чего, логично предположить, что за время пребывания в коме моя способность к лечению изменилась и теперь я могу лечить не опосредованно через лекарства, а своим прикосновением. Какая жуть!

Теперь осталось понять, чем эта жуть может грозить лично мне? На первый взгляд ничем хорошим. Да и на второй тоже.

В итоге всех размышлений я пришел к выводу, что вчерашний случай ничего не доказывает. Все может быть чистой случайностью. И внезапное ухудшение самочувствия, и месячные Элизы. Так, что эти выводы требуют проверки, причем неоднократной. Главное, делать это так, чтобы на попасться на глаза слишком наблюдательным очевидцам.

При том, придется, видимо, учиться, как-то контролировать этот процесс. Вчера ведь все произошло спонтанно. Я начал считать пульс и подумал… А что я собственно подумал? Ведь именно эта мысль явилась триггером начавшегося лечения.

Долго ждать звонка Блюменталя не пришлось. Но три дня, проведенные в ожидании меня изрядно напрягли. Хотелось чего-то определенного, а безделье здорово утомляло. В какой-то момент я даже пожалел, что не отказался от предложения фармацевтического концерна. И даже начал вновь просматривать объявления о работе, пытаясь найти что-нибудь подходящее.

Поэтому, когда долгожданный звонок прозвучал, я почувствовал некое удовлетворение.

Беседа оказалась непродолжительной и плодотворной. После нее я собрал свои немногие вещи, сдал ключи от номера и отправился на автовокзал. Завтра меня ожидали в Базеле в штаб-квартире Новартиса.

Посмотрев расписание, решил ехать на автобусе, На нем успевал приехать в город к десяти вечера. А гостиницу мне уже забронировали.

Выйдя из автобуса, в темноте особой разницы между Базелем и Дюссельдорфом не заметил, взял такси и через пятнадцать минут уже устраивался в небольшой гостинице неподалеку от штаб-квартиры Новартиса.

Прохладным туманным утром я не спеша, шел к зданию фармацевтического концерна. Как ни странно, особого волнения не испытывал. Видимо атрофировалось с годами такое чувство. Или просто я не предчувствовал неожиданностей. Из намеков Блюменталя я понял, что отправлюсь на стажировку в одну из психиатрических клиник Швейцарии. Притом мне даже не придется ее оплачивать.

Подойдя к своей цели, я несколько растерялся. Хотя мне и сообщили, в какое здание нужно попасть, его еще надо было найти. Но, как говорят, язык до Киева доведет, поэтому, пройдясь по аллее в дубовой роще, я нашел молодую француженку, с удовольствием доведшую меня до нужного адреса. По дороге она ненавязчиво выведывала цель моего появления. Чем немало удивила. Списал это любопытство на особенность французского менталитета, вряд ли коренной швейцарец, или немец, стали задавать лишние вопросы.

Слушая ее невинную болтовню, я вдруг понял, что она кокетничает со мной.

И в первый раз за время, что прошло с момента выхода из комы, подумал, что мой возраст, оказывается не помеха и у меня вполне могут быть романы с женщинами. Долго задумываться об этом не пришлось, потому, что мы подошли к нужным дверям. Подавив желание предложить даме встретиться сегодня в кафе, поблагодарил ее и зашел вовнутрь.

После холодного тумана в вестибюле было неожиданно тепло. Чего от экономных швейцарцев я не ожидал. В моей гостинице было ненамного теплей, чем на улице.

Добравшись до нужного кабинета, обнаружил в нем несколько сотрудников сидящих за компьютерами.

Услышав мою фамилию, один из них пригласил меня к себе.

В отличие об Блюменталя Фабиан Шнайдер был сух и сдержан. Беседа наша была непродолжительной.

Во время разговора меня не отпускало чувство, что молодой мужчина лет тридцати хочет что-то у меня спросить, но стесняется. Поэтому в конце беседы на его обширной покрасневшей лысине появились даже капельки пота.

И все-таки он не выдержал, когда мы обговорили все вопросы, и я подписал необходимые документы он тихо, чтобы не услышали коллеги, уткнувшиеся в компьютеры, спросил:

– Херр Циммерман, я помню, что лет десять назад у нас в аптеках продавалось ваше гомеопатическое средство от облысения. Моему старшему брату оно помогло, до сих пор у него нет проблем с выпадением волос.

К сожалению, когда такая проблема возникла у меня, вашего средства в продаже уже не было. Могли бы вы что-то мне сказать по этому поводу?

Улыбнувшись, я пожал плечами.

– Увы, господин Шнайдер, на сегодняшний день, помочь вам ничем не могу.

По крайней мере, в ближайшие месяцы.

В глазах собеседника зажегся огонек надежды.

– То есть вы, господин Циммерман, не исключаете возобновления производства ваших лекарств? – спросил он.

– Все возможно, – туманно ответил я и распрощался с молодым человеком, весьма озабоченным увеличивающейся лысиной.

Итак, сегодня мне давался день на обустройство, тем более что к документам прилагался еще небольшой список арендуемого жилья с умеренной квартплатой в шаговой доступности от психиатрической клиники.

– Мелочь, а приятно.

С этой мыслью я отправился искать себе жилье на ближайшие два месяца. Именно столько времени мне будет нужно, чтобы ознакомиться с изменениями в лечении и диагностике психиатрических болезней случившимися за последние одиннадцать лет.

Так решил руководитель клиники профессор Карл Бремер, думаю, немалую роль в согласии на мое обучение под его руководством сыграла моя длительная кома, и возможность самому оценить с какими потерями вышел человек из подобного состояния.

Карты в моем телефоне еще не было, поэтому купил схему города в ближайшем киоске и пешком отправился по первому адресу, предварительно позвонив риэлтору. Когда я добрался до небольшого четырехэтажного здания, риэлтор уже нетерпеливо прохаживалась по двору. Понятия не имею, как она догадалась, что я именно тот, кто ей нужен, но полная высокая дама уже энергично шагала ко мне, протягивая руку, ее рукопожатие оказалось крепким, как мужское, сразу стало понятно, такая женщина не отступит ни перед какими трудностями.

И Ноа Дит оказалась именно такой. Под ее напором я даже не заметил, как мы прошли все этажи и оказались в мансарде. Мне вообще-то никогда не хотелось жить на чердаке.

Однако небольшая студия, тем не менее, понравилась, несмотря на косую крышу и окно, практически над головой.

– Ночью можно будет смотреть на звезды, – мелькнула смешная мысль.

Разумно решив, что добро от добра не ищут, я согласился снять эту квартиру и подписал предложенный договор.

По ходу разговора фрау Дит узнав, что я врач, начала разговаривать с еще большим уважением.

Расплатившись наличными, я вместе с риэлтором пока оставил свое временное место жительства. Фрау отправилась окучивать следующего клиента, а я закупать кое-какие мелочи для жизни.

Бродил я по городу очень долго. Знакомился с окрестностями. Надо сказать, что прием собственноручно сделанных тонизирующих напитков, весьма благоприятно повлиял на мое здоровье. Наверно поэтому я особо не утомился за время прогулки, не то, что было сразу после выписки из пансионата, когда одышка появлялась, стоило лишь немного ускорить шаг.

Перекусив в ближайшем бистро, я вернулся с покупками в свою квартиру и приступил к обустройству. Пока я планировал прожить здесь всего пару месяцев, но, кто его знает, что взбредет в голову моим работодателям, думать об этом лишний раз не хотелось, поэтому я включил телевизор и бездумно пялился полтора часа в экран, пока не потянуло в сон.

Психиатрическое отделение университетской клиники Базеля располагалось в отдельном трехэтажном здании, среди небольшого парка.

Как психиатра, проработавшего много лет в Советском Союзе, а потом в России меня удивило полное отсутствие охраны и закрытых дверей на входе. В коридоре за столом сидела миловидная девушка в цветастом платье.

Кроме нее вокруг никого не наблюдалось.

Узнав цель моего появления, она приветливо улыбнулась и подробно объяснила, как попасть к шефу, профессору Бремеру.

Сам профессор, когда я зашел в кабинет, бодро поднялся из-за стола и радостно поздоровался, как клещами схватив мою кисть.

– Натренировался на больных? – насмешливо подумал я.

Отпустив, наконец, мою руку, Бремер предложил мне сесть в удобное кресло и начал беседу. Сломал дистанцию он моментально, сказав:

– Алекс будем проще, отбросим эти ненужные церемонии, в нашей клинике, мы обращаемся друг к другу по именам.