– Никаких проблем, Карл, – легко отозвался я. – Так, действительно будет проще.

Минут десять мы говорили ни о чем, о погоде, последних новостях. Но вот Бремер принял озабоченный вид.

– Алекс, когда ко мне обратились из концерна Новартис с просьбой принять тебя на работу стажером, я был несколько озадачен. У нашей клиники имеется опыт повышения квалификации психиатров. Но у них пропуск в работе по профессии обычно был небольшим, год, два. Если же к нам приходил врач с целью получить новую специализацию, то это обычно был молодой человек.

А у тебя проблема, одиннадцать лет без практики, это серьезно. И возраст приличный.

Я улыбнулся.

– Карл, ты, как ни странно, упускаешь из вида одну вещь. Для меня этих одиннадцати лет не было. Для меня с момента попадания в автокатастрофу прошел всего лишь месяц. Я ничего не забыл, в моей голове это было, как вчера.

Бремер растерянно посмотрел на меня.

– Почему-то такое соображение мне в голову не пришло, – смущенно сообщил он. – Прошу прощения, Алекс, для меня, как специалиста это непростительно. Я должен был подумать о такой возможности. Кстати, ты не возражаешь, если за время работы в нашей клинике мы проведем некоторые исследования твоего организма? Тебя же наверно тоже интересуют эти данные?

Кстати, не будет ли нахальством с моей стороны попросить написать тебя небольшое эссе о лечении, ну хотя бы, вялотекущей болезни Блейлера. Просто хотелось бы посмотреть, как в твоей памяти сохранились профессиональные знания.

Меня данные обследования не интересовали. Тем более что перед выпиской мне сообщили результат компьютерной томографии головного мозга, по этим данным я уже должен был ослепнуть, оглохнуть и давным-давно умереть от опухоли гипофиза, Вот только я не умираю уже сорок лет с тех пор, как мне впервые поставили этот диагноз.

Зато предложение написать эссе мне понравилось. Видимо профессор желает чтобы я вышел из сухого изложения материала и раздвинул рамки «эссеизма» на медицинские темы. Ну что же, попробую его обрадовать, написав реферат в стиле эссе, если у меня, конечно, это получится.

Вслух же сообщил, что вполне понимаю интерес уважаемого профессора и согласен на обследование в его клинике. Желательно, правда, чтобы эти обследования не мешали моей работе. Что касается эссе, то попробую его написать, но за качество не отвечаю.

Конечно, Карл горячо заверил меня, что его клиника, известна на всю страну качеством подготовки специалистов и у меня будет возможность убедиться в этом самому. А мое эссе ему нужно, чтобы ретроспективно взглянуть на прошлое, ведь не каждый день встречаешь врача, для которого то, что было одиннадцать лет назад, всего лишь вчерашний день.

По окончанию беседы мы отправились знакомить меня с новым коллективом.

Коллектив встретил меня дружелюбно и с неким профессиональным интересом, ибо мою историю все прекрасно знали.

Знакомство много времени не заняло. Пришлось много улыбаться и пожимать руки, после чего доктора занялись своими делами. Поручив меня заботам старшего ординатора Магды Бернхайм, шеф удалился, а я начал вникать в работу клиники. Уже к вечеру чувствовал себя в родной стихии.

Через несколько дней, новизна схлынула полностью, и основное время заняла рутинная работа психиатра.

Сегодня день начался с приема амбулаторных больных. Их в клинике было большинство. Стационарные больные составляли весьма незначительное меньшинство. В отличие от российских больниц двери клиники всегда были открыты, и любой больной мог уйти домой, когда пожелает. Хотя единичные тяжелые больные присутствовали, и их приходилось держать в вязках, но об этом старались не говорить.

Первой в мой кабинет зашла фрау Эльза Коттин домохозяйка. Подозреваю, что Магда Бернхайм постаралась направить эту даму именно ко мне, по просьбе Бремера.

Эльза Коттин обладала неплохим физическим здоровьем, поэтому смогла достать терапевтов и хирургов клиники по самое нехочу, обнаруживая у себя каждый день, новые заболевания от меланомы под коленом до синдрома Титце в грудной клетке.

Поэтому терапевты, хирурги и другие окулисты с большим удовольствием сплавили ее нам, поставив диагноз ларвированной депрессии.

Диагноз подтвердил сам шеф, у которого сразу разгорелся спор с нашим штатным психологом. Та, с пеной у рта, требовала, чтобы фрау Коттин назначили групповую психотерапию, так как тяжесть депрессии минимальна, мыслей о суициде у больной не появляется, поэтому в назначении нейролептиков и антидепрессантов нет никакого смысла.

А вот упоминать нейролептики ей не стоило. Мария Ривкин посмела вторгнуться своими руками в сферу деятельности психиатров, считающуюся их прерогативой. И если до этого момента Карл Бремер добродушно кивал головой, как бы соглашаясь с предложением психолога, то после намека на бессмысленность лекарственной терапии он довольно резко заметил, что Фрау Коттин вполне обойдется в ближайшее время без психологической поддержки, а лечить ее будут психиатры. В дальнейшем вполне возможно психологи тоже смогут сказать свое слово, но сейчас будет так, как он сказал.

Поэтому уже после консилиума Магда Бернхайм с улыбкой вручила мне карту фрау Коттин, сообщив на всю ординаторскую, что надеется, что доктор из России с успехом справится с такой больной.

После чего до вечера мне выносила мозги психолог Мария Ривкин, рассказывая, как ее не ценят в клинике и ей давно пора уйти на вольные хлеба, а не мучиться, работая с таким непробиваемым ретроградом, как наш шеф, не понимающим, что психиатрия – это прошлый век, и будущее принадлежит психологии.

– Представляешь, Алекс, наш шеф никак не может понять, что холистический подход к лечению, то есть внимание не только к симптомам болезни, но и социальному окружению – это путь к излечению больного! Я долгое время пытаюсь расширить возможность применения когнитивно-поведенческой терапии в нашей клинике и все бесполезно.

Вспоминая сейчас, глядя на больную, слова Марии я мысленно улыбался.

– Просто признайтесь, что нет денег на развитие науки, – думалось мне. – В Штатах, особо не заморачиваются когнитивной терапией, а вкладывают миллиарды в исследования биохимии мозга, создание новых препаратов и методов воздействия на мозг. А в Европе, как и в России из-за отсутствия денег пытаются лечить словами. Конечно, кое-что можно вылечить ими, но далеко не все.

Внимательно слушая фрау Коттин, я успокаивающе дотронулся до ее предплечья.

На приеме у меня она появилась во второй раз. Изменения в состоянии прослеживались невооруженным глазом. Женщина увлеченно рассказывала, что за последние дни ей стало намного легче, перестали беспокоить боли в области сердца, ушла слабость, да и выглядела бодрей. Короче, лечением она была довольна. Поэтому я вновь предложил ей пройти тест Гамильтона.

Пациентка в этот раз заполнила его намного быстрее, чем первый.

– Представляете, господин Циммерман, – поделилась она, – Сегодня я совсем по-другому оцениваю вопросы теста, это значит, что лечение идет успешно?

– Совершенно верно, фрау Коттин, вы с нашей помощью побеждаете свою болезнь, уверен, что в ближайшее время вы полностью поправитесь, – заверил я собеседницу.

Мысленно я уже готовился к беседе с шефом. Представляю его реакцию, когда он увидит повторный тест Гамильтона, улучшенный на двенадцать пунктов, в результате лечения обычными антидепрессантами, притом, что уже пять пунктов являются довольно значимым результатом, за более продолжительное лечение.

Скорее всего, в следующее появление больной на приеме он явится сам проверять этот тест.

Посмеявшись про себя, я продолжил прием. На сегодня подобных пациентов я больше не ожидал. Зато завтра ко мне должен был придти больной с малопрогредиентной формой шизофрении, которого тоже пытался лечить по-своему. Хотя понимал прекрасно, что подобные «успехи» привлекут ко мне особое внимание, но удержаться от экспериментов не смог. Рассчитывал, что улучшение состояния парочки больных сильного ажиотажа не вызовет.

Увы, ожидания не оправдались. Посмотрев на тест, Бремер обвинил меня в том, что я выдаю желаемое за действительность. В ответ я предложил, чтобы вопросами тестов с больной занялась Мария Ривкин.

Но Карл пожелал сам присутствовать на очередном приеме.

После беседы с пациенткой и просмотров результатов теста, он задумчиво посмотрел на меня.

– Я все думал, с чего бы это Новартис так в тебе заинтересован, теперь это становиться понятней. Признавайся, что ты добавлял к лечению больной.

Я улыбнулся.

– Карл, ничего, кроме указанных в карте препаратов фрау Коттин не получала. Наверно ей помогла психодинамическая терапия доктора Ривкин.

Бремер в ответ молчать не стал.

– Алекс, я понимаю ваше немного скептическое отношение к нашим коллегам, признаюсь, меня тоже иногда пугает тот энтузиазм, с которым они пытаются лечить психические заболевания. Но нельзя не признать, что психологи освободили нас от массы рутинной работы со всевозможными комплексами человеческой психики, поддающимися воздействию на уровне второй сигнальной системы.

– Карл, не надо меня агитировать, – прервал я речь собеседника. – Я же просто пошутил. Конечно, мы должны работать в тесном контакте. Но должен заметить психотический эпизод шубообразной шизофрении психологи купировать не в силах, при всем своем желании.

– Наш разговор ушел куда-то в сторону, – заметил Бремер. – Поставлю вопрос конкретней, выскажи свое мнение, почему твоя пациентка за несколько дней практически вышла из депрессии.

– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Получала она антидепрессанты в малых дозах. Я даже не успел их увеличить, как состояние фрау Коттин начало улучшаться. И сейчас остаюсь в сомнениях, стоит ли выходить на общетерапевтические дозы, или оставить все, как есть.

Шеф задумался.

– Может, действительно, оставим все, как есть, – неуверенно сообщил он, глядя на меня

– Ну, что же, – констатировал я. – Так и запишем, при осмотре больной профессор Бремер рекомендовал оставить терапию малыми дозами антидепрессантов и направить фрау Коттин на групповую психотерапию.

Когда провожал остающегося в задумчивости шефа, то подумал:

– Хорошо, что мой однофамилец Циммерман болен малопрогредиентной шизофренией и то, что он выздоровел, так сразу не поймешь. Пожалуй, с экспериментами я завяжу. Нечего лишний раз привлекать к себе внимание.

Закончив с приемом, я начал собираться в сторону дома. Неожиданно в кабинет зашла Магда Бернхайм.

Все-таки решилась, – обреченно подумал я. Уже несколько дней, как я заметил ее странный задумчивый взгляд в мою сторону. Знакомы мне такие взгляды были еще с первой жизни. И предвещали обычно неприятности.

Ведь правило не… где живешь, и не живи где… придумано не так просто.

– Алекс, какие у тебя планы на вечер? – немного смущенно поинтересовалась женщина.

Посмотрев на симпатичную, полногрудую даму лет сорока, я вдруг подумал:

– А почему бы и нет. Ведь мне осталось пробыть в стажерах еще полтора месяца, старший ординатор Магда Бернхайм взрослая самостоятельная женщина, так, что никто не посмеет бросить в нее камень.

Вслух же спросил:

– Магда, ты что-то хотела предложить?

– Ну, да, – она резко оживилась после моего вопроса. – Если ты не против, мы можем посидеть в баре, очень приличное место, я туда изредка захожу.

– Отлично! – слегка фальшивя, воскликнул я. – Давно хотел развеяться, сразу туда отправимся, или тебе нужно зайди домой?

Дама, не раздумывая, сообщила, что ей никуда не нужно, и мы уже может идти отдыхать от трудового дня.

Я не очень высок, не дотягиваю до ста восьмидесяти сантиметров, так, что Магда на каблуках оказалась немного выше меня. После того, как мы вышли из больницы, она ловко подхватила меня под руку и, похоже, не собиралась отпускать до самого заведения.