Меланхолия ундины (страница 7)
И что только на меня нашло? Неужели я пыталась раздразнить этого зазнавшегося Витторио? Совсем спятила. С какой стати посторонний мужчина вмиг превратил меня в неадекватную особу? Надеюсь, действительно сказывается перегрев. Это бы всё объяснило. День и так выдался непростым, голова кружилась от новых откровений, от страсти и желаний, от обстоятельств, в которые меня так негаданно затянуло. Срочно необходим душ!
Колени подрагивали, низ живота ныл сладкой, почти болезненной тоской. В крошечной душевой кабинке я включила воду – сначала ледяную, чтобы сбить жар кожи, потом горячую, чтобы прогнать стыд. Струи били по плечам, по груди, стекали между бёдер, смывая соль и следы его языка. Я закрыла глаза и всё равно видела его: Илью, его губы на мне, его твёрдость, прижатую к моему телу.
Вышла из душа, вытерлась мягким полотенцем. Мокрый купальник остался лежать на платформе, я даже не вспомнила о нём. Пришлось натянуть только майку и короткие шорты – ткань сразу прилипла к влажной коже, очертания груди проступили под тонким хлопком. Я посмотрела на себя в маленькое зеркало: глаза блестят, губы распухли от поцелуев, дыхание казалось нервным. Но я выглядела… живой. Впервые за долгое время.
Спустилась Кира. Послышался знакомый рев гидроцикла.
– Витторио вспомнил о срочных делах и решил больше не мешать нашему отдыху, – сообщила девушка.
– Какая жалость, – сфальшивила я.
– Вы так быстро нашли общий язык, – хитрая улыбка мелькнула на её лице, – я думала, что ещё немного и между вами начнут проноситься смертоносные разряды.
– Прекрати, Кира. Это чувство называется неприязнь. Не скажу, что я обрадовалась этой невольной встрече.
– Ладно, тебе видней, – Кира кокетливо подмигнула и взъерошила свои короткие, почти белые пряди. – Солёная вода и солнце превращают мои волосы в солому. Сейчас бы хорошую маску для блонда, а ещё лучше – большую ванну с увлажняющей пеной. Ли, помнишь, как в детстве мы по два часа могли не вылезать из пенного царства, пока вода полностью не остывала? Твоя мама постоянно боялась, что мы заболеем и отпаивала нас горячим чаем. Бутылочки её дорогой пены от силы хватало на два раза. Какое расточительство.
– Ещё бы, мы строили пенные замки почти до потолка, – я неосознанно улыбнулась этим воспоминаниям. – Тогда мы были просто помешаны на барби-русалках, безжалостно топили кенов и затягивали их на вымышленное морское дно.
В те времена любимыми куклами мы делились не столь охотно. Не могло же всё настолько измениться? Что, если Кира переступает через себя, потакая желаниям Ильи? Мне бы этого очень не хотелось. Но эти мысли я оставила при себе.
Кира рассмеялась от упоминания жестоких сценариев наших детских игр и скрылась в душе, а я прошла дальше в каюту. Широкая кровать занимала носовую часть яхты, повторяя треугольную форму. Лучи летнего солнца падали на белые простыни сквозь такое же треугольное вытянутое окно-иллюминатор в потолке каюты. Я присела на край, притянув колени к груди, и ненадолго пропала в себе и в тех ощущениях, что ещё помнило моё тело. Возбуждение никак не хотело покидать меня, и это переживание, мысли и желания уже измучили моё нутро.
Дверь душевой открылась. Кира вышла, завёрнутая в большое белое полотенце, капли стекали по ключицам. Она присела рядом.
– Чего бы тебе сейчас хотелось? – озадачила меня девушка.
– В каком смысле? По-моему всё прекрасно.
– Да, но всегда может быть ещё лучше. Ладно. Давай поговорим о главном – о членах.
Я поперхнулась воздухом.
– Членах партии, надеюсь? Кир…ну что за вопросы такие? К чему они?
– Ну что ты. Мы же взрослые девочки. Скажи честно: тебе нравятся большие?
– Нравятся… уверенные, – выдохнула я. – Когда мужчина знает, что делает.
– Согласна. Но…?
– Но размер, что ни говори, имеет значение. А ещё… не будем забывать о толщине, – призналась я, искренне наслаждаясь такими дурацкими девчачьими сплетнями.
– В таком случае, ты по достоинству оценила бы член Витторио. Видела его однажды голым. Случайно, конечно… ну, почти. Честно говоря, я подсмотрела, когда они с Ильёй переодевались в водолазные костюмы.
– Опять Витторио! То ни слова о его существовании, то не отделаться от его незримого присутствия, – пробубнила я.
– Всё, ни слова больше о красавчике. Обещаю, – Кира изобразила, как застегивает свой рот на замок. – Твои плечи немного подгорели. Погоди, у меня есть лосьон.
Она достала из своей сумки баночку с белым молочком и кинула её мне. Я приспустила бретельки, прижав майку к груди, не позволяя ей упасть. Прохладный эликсир растёкся по покрасневшей коже. Быстро распределила его невесомыми осторожными движениями, ощущая неприятное жжение.
Скрипнули ступеньки трапа.
– Надеюсь, вы принимали душ не вместе? Иначе у меня сейчас будет инфаркт, – слишком восторженно как для сердечника произнес Илья, остановившись в метре от кровати.
Я дёрнулась, мгновенно поправив свою одежду.
– Ты путаешь инфаркт с эрекцией, дорогой, – парировала Кира. – Кстати о членах. Этот экземпляр тоже может впечатлить, будь ты чуточку посмелее.
Её слова обрушились на меня лавиной тяжёлых камней. Это просто глупая шутка, брошенная между делом, или предложение? Предложение, которое она не хотела бы озвучивать? От кома в горле не смогла вымолвить ни слова, я застыла от всепоглощающего ужаса, от того, что мой короткий ответ может предрешить самое ближайшее будущее.
– Теперь я просто член, – хмыкнул мужчина. – Ну что ж, не буду жаловаться. Ли, почему ты вновь смутилась? Мне уйти?
– Я… не знаю, – сорвалось с губ.
Илья подошёл ближе. Не к своей жене, а ко мне. Мои глаза устремились вниз. Голова сама отвернулась в сторону, щека почти коснулась плеча, словно я могла спрятаться за собственными волосами. Приторный озноб разливался волнами по коже от мужского взгляда. Только бы он не коснулся меня. Я не выдержу, я наверняка поддамся этому сумасшедшему вожделению… и не будет пути назад. Моё тело было согласно, но моё сознание протестовало.
Илья молчал, а потом повернулся к Кире, и я услышала звук их страстного поцелуя. Всё правильно, вот кого он должен любить. Они – пара, а я – случайная гостья из прошлого, которая бесцеремонно увлеклась этой странной, щедрой игрой.
– Ли…– выдохнул он моё имя, и это было так тихо, так интимно, что меня обдало кипятком.
– Я… пока не готова, – ответила ровно, почти спокойно, даже выдавила лёгкую, вежливую улыбку. – Подышу воздухом.
– Если передумаешь…
– Я понимаю…– не дала ему договорить.
Я отодвинулась в сторону, так и не посмотрев на него. Поднялась, и на ватных ногах пошла к выходу. Взгляд невольно зацепил их силуэты, как Илья наклоняет голову Киры к своему паху, как его плавки падают на тёмный пол.
Солёный морской воздух ударил в лицо. Рухнула в ближайшее кресло у штурвала. Ветер трепал длинные волосы, но не охлаждал – наоборот, будто раздувал огонь внутри. Каждый звук из каюты вонзался в меня острыми лезвиями.
Приглушённые стоны Киры – надломленные, будто она задыхалась от удовольствия. Низкий рык Ильи, почти звериный. Его голос, хриплый и властный: «Вот так… ещё… не останавливайся…».
Я зажмурилась, прижала ладони к ушам, но звуки просачивались сквозь пальцы, сквозь кожу, сквозь кровь. Там, внизу, они сливались в одно дыхание, одно тело, один огонь. А я сидела наверху и горела чужим пламенем. Я сжала колени, и пустота внутри стала ещё острее, ещё больнее. Пустота, которую он мог бы заполнить одним движением, одним взглядом, одним «иди ко мне».
Я презирала себя. За то, что слушаю, за каждую вспышку желания, за каждый вздох, который вырывался в такт их движениям.
Шорох ткани, скрип кровати. Короткий вскрик, потом тише, потом снова – резкий, сладкий. И вновь этот шёпот: «Моя хорошая… давай…». Толчок и ритм. Быстрый, несдержанный. Казалось, что палуба подо мной скрипит, что яхту качают не тихие волны, а напористые движения его бёдер.
Я сидела, вцепившись пальцами в подлокотники кресла, до боли в суставах. Болезненно прикусила губу. Невозможно! Хватит! Рванулась подальше от трапа к термобоксу, стоящему под столом, захватывая подрагивающей рукой жменю льда, прикладывая его к лицу, к шее, к груди. Лёд таял мгновенно, стекал под майку, обжигая холодом.
На белых сиденьях лежал смартфон Киры и наушники, в которых всё ещё тихо играла музыка. Вероятно, она забыла выключить её из-за внезапного визита Витторио, когда оставила меня в руках Ильи и ушла. Сейчас я была на её месте. На своём месте. Теперь всё правильно.
Я втиснула наушники в уши, как фильтры от реальности, и вывернула громкость до звона в висках. Пусть хоть что-то заглушит эти стоны. Пусть хоть что-то удержит меня от того, чтобы сорваться. Свернулась на диване, как подстреленная птица, закрыла глаза.
Музыка ревела.
Мы вернулись на закате. Тело всё ещё гудело от напряжения, от солнца, от соли, от страсти, которую я так и не приняла.
Я почти бежала по стремительно темнеющим улочкам в гостевой домик. Макс не звонил мне с тех пор, как я ушла, и это меня беспокоило. Я оставила его одного, повинуясь своим желаниям, следуя за своими капризами и призраками прошлого. И теперь я несла ему всё, что горело во мне: возбуждение, которое не нашло выхода, жар, который не остыл, жизнь, которая вдруг проснулась под чужими руками и чужими губами. Я хотела упасть к нему в постель, прижаться всем телом, отдать ему этот огонь.