Джанлуиджи Буффон: Падать и подниматься

Перевод оригинального издания

Gianluigi Buffon

CADERE, RIALZARSI, CADERE, RIALZARSI

Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается

© Mondadori Libri S.p.A., Milano, 2024

© Яшина М. А., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Моим сыновьям

Шагайте по жизни смело

Вторник, 30 мая 2023 года, примерно 21:30. Я умер.

Стадион «Кальяри». Я иду в раздевалку. И понимаю: все кончено. Арбитр только что дал свисток на перерыв в полуфинале плей-офф, где разыгрывается последняя путевка в Серию А. Моя «Парма» ведет 2:0. Первый тайм мы отыграли хорошо, но я получил травму и на второй не выйду. Тренер уже отправил разминаться запасного вратаря.

Трибуны гудят, играет музыка. Спускаясь по ступенькам, я чувствую то, чего никогда раньше не чувствовал. Сейчас я сниму перчатки в последний раз. Все кончено, Джиджи.

Но перчатки не поддаются, словно приклеились к коже. Обычно я помогаю себе зубами. «Видишь, они не хотят, чтобы ты уходил. Мы выигрываем 2:0, еще немного, и ты вернешь “Парму” в Серию А. Джиджи, не думай о плохом. Это просто травма – ничего, залечишь, сколько их у тебя было».

Нет. Внутри меня что-то умерло. В конце концов я срываю перчатки: покрасневшие костяшки, мокрые от пота, блестят в неоновом свете. Все кончено. Как больно. Несколько месяцев без игры, придется восстанавливаться, а потом снова набирать форму… Я больше не могу. Я умер. Мне 45, парни из нашей команды, которые сейчас идут в раздевалку мимо меня, годятся мне в сыновья. Шипы стучат по полу – сколько самых разных эмоций связано с этим звуком: страх, волнение, азарт, злость и даже ярость… А порой я слышу в нем мелодию уходящего времени, которая напоминает о том, что эти чувства, и без того утратившие свою яркость, я, скорее всего, больше никогда не испытаю.

«Ты сможешь без этого жить, Джиджи?» Нет, не смогу. Это больно, мне 45 лет, наверное, я выгляжу бледным и растерянным. Почему туннель такой длинный? Сейчас я приду в раздевалку, переоденусь, сменю бутсы на кроссовки и оставлю там перчатки, которые так упорно цеплялись за мои руки.

«Да нет, прекрати, Джиджи, не горячись. Подожди до утра. Может, завтра ты поймешь, что все не так страшно? Бывает, за ночь боль проходит. Слушай, Джиджи, это еще не конец».

Чувствую, как кто-то дергает меня за свитер. Парень из нашей команды, совсем мальчишка. Эдоардо Корви, третий вратарь «Пармы».

– Ты в порядке? – спрашивает он меня.

Эдоардо что-то заподозрил. «Да все нормально», – говорю я и думаю о том, что он еще не родился, а я уже начал играть в Серии А и сборной. Был таким же мальчишкой, когда Паоло Мальдини напутствовал меня перед моим дебютным матчем в Серии А. Сколько же времени прошло с тех пор…

И вот я стою здесь, в подтрибунке стадиона «Кальяри», мертвый. Говорят, у кошек семь жизней. Думаю, у людей тоже. Ну может, немного меньше, и все они – внутри одной-единственной. Взять хотя бы мою – жизнь профессионального футболиста: ты проводишь на поле лучшие годы, свою молодость, полный сил и уверенности, что можешь почти все, но время берет свое, мышцы и суставы изнашиваются, рефлексы ослабевают. Ведь это почти как смерть.

Да, я умер между первым и вторым таймами решающего матча Серии В между «Кальяри» и «Пармой». Но никто об этом не знает, даже не подозревает. Вот и Эдоардо поверил, что у меня все в порядке.

Игра продолжается. Начинается второй тайм. Дела идут неважно, «Кальяри» отыгрывается.

Я думаю о духе этого стадиона, ведь, в конце концов, мы в городе, который видел победы Джиджи Ривы, моего учителя, моего духовного отца, величайшего итальянского нападающего и самого человечного футбольного функционера из всех, кого я знаю.

Увы, игра, которая казалась нашей, заканчивается 3:2 в пользу «Кальяри». Может, родина Ривы – как раз то место, где стоит закончить карьеру? Но я пока никому об этом не скажу. Промолчу, подожду до утра. Завтра посмотрим, правда ли я умер или смогу возродиться. Посмотрим, удастся ли спастись.

1. Умение падать

Возвращаясь мыслями в прошлое, я вспоминаю четырехлетнего загорелого мальчишку с короткими черными волосами, который сидит верхом на перилах террасы последнего этажа дома на улице Пинете. Везде висят флаги. Сборная Италии выиграла чемпионат мира, люди распевают национальный гимн и украшают дома полотнищами, сшитыми из зелено-бело-красных кусков ткани.

Тот мальчишка раскачивается на перилах и не думает, что может упасть. В это время в гостиной играют две его сестры, а по радио Дайана Росс поет «Upside Down». Мальчишка болтает ногами в воздухе.

Лето 1982-го; ветер приносит запах соленой воды вместе с песком. Асфальтированный язычок Пинете лижет воду Тирренского моря. У неба и моря – ни конца ни края; домики маленькие, все друг друга знают – не жизнь, а бесконечные каникулы. Именно здесь четырехлетний мальчишка рискует вот-вот упасть с перил, как вдруг происходит первый поворот судьбы в его жизни.

Тот мальчишка – я, Джанлуиджи Буффон, родом из Марина-ди-Каррара, сын Марии Стеллы и Адриано, брат Гвендалины и Вероники.

Марии Стелле Мазокко в 1982-м 34 года, она трехкратная чемпионка Италии в метании диска. Именно моя мать замечает, что ее сын раскачивается на перилах. И успевает схватить меня в объятия, прежде чем я полечу вниз и разобьюсь.

Мне захотелось начать с этого воспоминания.

Рассказать о моменте, когда я впервые мог упасть – и то падение стоило бы мне дорого. Если бы не мама, которая схватила меня и держала крепко, как диск на своих соревнованиях. Тогда я впервые понял, что у мира есть границы.

Мама не ругала меня и вообще ничего не сказала.

Это стало нашим секретом.

Но не все секреты хранятся вечно, и я открыл его вам, чтобы начать свою историю с воспоминания о том дне, когда я понял, что не стоит ничего бояться.

Меня зовут Джанлуиджи Буффон, я играл в футбол до 45 лет, 28 из которых – профессионально, и за это время падал, наверное, миллиарды раз. Я знаю, как и когда падать. Этому учишься, начиная пинать мяч, иначе просто не сможешь быть вратарем. И еще я падал, как любой другой человек. Потери близких, поражения, переезды, расставания. Люди падают, но поднимается не каждый.

Способность держать удар, стойко переживать неприятности и оправляться от травм, веря, что все будет хорошо, сейчас называют стрессоустойчивостью.

В спорте умение собраться после неудачи – качество очень важное. Чего скрывать: стрессоустойчивым я стал во многом благодаря маме – чемпионке-легкоатлетке. Метание диска – одна из старейших дисциплин, существующая со времен олимпиад в Древней Греции, а при слове «спортсмен» сразу представляешь атлета с гармонично развитым телом – скульптуру «Дискобол» работы Мирона.

Моя мать Мария Стелла учила меня быть терпеливым, ведь человек идет к мастерству маленькими, порой незаметными шагами. Учила не впадать в отчаяние, даже когда заветная цель кажется недостижимой, – это только мешает добиться успеха. Дорогая мама, я так и делал: никогда не сдавался и поднимался много раз – за сезон, за матч, а порой и за один игровой момент. Падать и подниматься, несмотря на ободранные колени, – вот смысл всей этой жизни.

Я был вратарем, хотя начинал как полузащитник. Адриано Буффон тогда работал учителем физкультуры и тренировал футбольную команду; в футболе он разбирается. Я стал тем, кем стал, благодаря его интуиции.

В роли полузащитника я был неплох, но папа почувствовал, что из меня может выйти хороший вратарь. Я согласился – сначала из-за желания выпендриться, стать не таким, как все. Носить другую форму, да еще и перчатки, быть последним бастионом крепости, последней надеждой для 10 обезумевших, которые носятся за мячом. Со временем я понял: вратарь отличается от других игроков не тем, что одет иначе (а порой и круче остальных), – просто на поле он самый храбрый, иногда даже до безрассудства.

Мои первые перчатки были фирмы Uhlsport, винного цвета, с частыми маленькими дырочками. Хотя на тренировках я пользовался простыми – белыми хозяйственными, для работы в саду. С черными точками. А те, винного цвета, берег. По вечерам у себя в комнате я любовался ими, надеясь, что когда-нибудь надену на игру в чемпионате. Иногда разговаривал с перчатками или бутсами – своими сокровищами, идолами, богами, воплощением самых заветных желаний каждого ребенка, мечтающего стать футболистом.

В те годы я начал понимать жизненные принципы отца и матери. Мой папа Адриано обладал обостренным чувством справедливости и был уверен, что праведники, какими бы уязвимыми ни казались, в конце концов восторжествуют, потому что живут, не изменяя своим убеждениям; мать воплощение идеалов находила в католицизме. Не раз я заставал ее одну на кухне, когда она перед завтраком молилась с розарием в руках. Образ матери, в уединении погруженной в разговор с Богом, навсегда останется у меня в памяти.

Розарий – это в том числе и перечень молитв, читаемых в определенном порядке, благодаря чему человек настраивается на особую волну, позволяющую душе приблизиться к Богу. Можно сказать, очень сильный способ сконцентрироваться. Видя, как усердно молится моя мать, я понял, насколько это важно. Молитва, как любая форма медитации, помогает сосредоточиться и собраться, оставшись наедине с самим собой. Именно поэтому в критической ситуации многие начинают молиться.

Мои родители – мамина нежность и отцовская строгость – отчасти виноваты в том, что я захотел играть в воротах. Роль, которую выбирают реже всего. Немного находится смельчаков, готовых играть на этой позиции, ведь каждый пропущенный гол – твоя вина.

Да… Быть вратарем – это что-то особенное: ты одиночка, ты видишь и слышишь то, чего другие 10 игроков не видят и не слышат. Ты совершаешь великолепный сейв, спасая свою команду от гола, – вот оно, счастье, ради которого я играл.

В общем, мое жгучее желание принять этот вызов возникло из-за того, что воспитывали меня двое, казалось бы, совершенно разных людей. Мама, спасшая меня от неминуемого падения с перил, учила чувствовать музыку молитвы; ей я обязан тем, что в моем характере есть место для нежности и мягкости. Адриано научил никогда не останавливаться на достигнутом и не поддаваться порокам. Папа, надеюсь, я не очень тебя разочарую, если скажу, что курю и курил даже в годы карьеры. Ты всегда говорил, что моим лучшим матчем был самый первый в Серии А. Знаю, так ты мотивируешь меня идти вперед, не слушая ничьи похвалы. Два взгляда на жизнь – мягкость и бескомпромиссность – уживаются в моей душе.

На моей тумбочке уже лет 10 лежит книга Орианы Фаллачи «Человек» об Александросе Панагулисе, греческом революционере и поэте, восставшем против диктатуры «черных полковников»^[1]. Она заставила меня о многом задуматься. Фаллачи пишет, что человек, почти не имеющий средств для борьбы с режимом, неминуемо потерпит поражение. Ориана и Александрос любят друг друга, и это еще одна важная деталь. Но больше всего меня впечатлило то, как в книге раскрывается понятие «героизм». После объявления амнистии Александрос выходит из тюрьмы и всего через три года погибает из-за несчастного случая, возможно подстроенного. Получается, революционер должен быть безумцем, готовым защищать свои ценности чего бы это ни стоило. Книга показала мне, что история человечества вовсе не похожа на древние мифы, которые любил читать нам отец. В истории человечества герой чаще всего проигрывает.