Еще раз провожу помадой по нижней губе, когда с тихим щелчком открывается входная дверь – на этот раз я ждала его.

Нет, это не он. Снова вижу эту женщину. Ее взгляд направлен на мои ноги.

– Ты не надела туфли, которые я для тебя выбрала.

– Нет. – С вызовом смотрю на нее. – Не надела.

На мне мои черные балетки, которые невесть как оказались в этой комнате.

Она усмехается, показывает мне рукой на дверь и молча ведет меня по коридору.

В этой части особняка я редко бывала. На окнах – гобеленовые шторы, на стенах картины. Все безвкусное, и такое ощущение, что и то и другое повесили, чтобы создать видимость, будто дом обитаем. Причем повесили в доисторическую эпоху. Вероятно, все это было здесь, когда Фикиле купил особняк, и он не слишком заботился, чтобы что-то изменить.

И все же, несмотря на пыльный хлам, эта часть дома еще более пустая, чем крыло, в котором я обитала в прошлый раз.

Мы проходим гигантских размеров комнату – совершенно пустую. Единственным признаком обитаемости являются легкие отпечатки обуви на полу. Не те, что бывают от грязи, а оттого, что кто-то прошелся по свеженатертому воском мрамору.

Для особняка криминального босса здесь тихо до жути – слышно только, как каблуки женщины, идущей на шаг впереди меня, цокают по полу. Ни охранников, ни персонала, никого.

Наконец в конце очередного коридора мы поворачиваем налево и останавливаемся перед двустворчатой дверью из красного дерева.

Сначала я думаю, что мадам ждет, пока я их открою, но потом они открываются сами по себе, и я тут же вскидываю голову в поисках камеры.

Ага, в углу мигает маленький красный огонек. Он не спрятан – на виду у всех. Хотя тут никого и нет из чужих, если на то пошло. У моей сестры похожие камеры в «Энтерпрайзе», подпольном клубе, которым она управляет, но они скрыты.

Думаю, Энцо хочет, чтобы все знали: он за всем наблюдает.

Наблюдает ли?

Внезапно юбка-миди с высокой талией и длинным разрезом, которую выбрала для меня эта женщина, кажется слишком тесной.

Из ниоткуда появляются несколько официантов с подносами в руках. Они опережают нас и первыми заходят в обеденный зал. Так же быстро они выходят, вышколенные до автоматизма. До меня доносится запах свежего ананаса.

Мадам издает долгий раздраженный вздох, я жду еще две секунды, а затем вхожу. Мои глаза мгновенно бросаются влево, и ноги подкашиваются. Честно говоря, я не была готова.

Во главе стола сидит Энцо, перед ним планшет и чашка с кофе. Он подстригся. Не могу понять, почему я это заметила. Я только краем глаза взглянула на него в тот день, когда он похитил меня и привез обратно, но уверена, волосы были немного длиннее.

Сейчас они коротко пострижены на висках, а надо лбом зачесаны назад и немного влево, как будто он вышел из душа и небрежно провел по шевелюре рукой. На лице – легкая щетина. На нем расстегнутая рубашка, а под ней тонкая белая майка. Мой взгляд падает на золотую цепочку с круглым кулоном. Почему-то мне кажется, что эта вещица дорога для него. Мужчины не склонны носить драгоценности как побрякушки.

– Сядь.

Я смотрю на него, но он продолжает набирать текст на своем планшете. За его спиной стоит мужчина во всем черном, с небольшой папкой в руках. Он похож на персонажа из какого-то ужастика – стоит и смотрит на стену напротив, как будто я пустое место.

Ничего удивительного. Здесь никто не смотрел в мою сторону. Ни в течение тех гребаных трех месяцев в начале года, когда я была здесь, чтобы «узнать своего будущего мужа» – который все это время был в отъезде по делам, – ни, по-видимому, сейчас.

Медленно делаю шаг вправо, собираясь направиться к своему месту в самом дальнем конце стола, но меня останавливает скрежет ножек по мрамору. Энцо, собираясь выдвинуть стул, роняет его.

Мое сердце бешено колотится, и я бросаю взгляд на женщину позади меня в поисках помощи. Она кивает, и я делаю глубокий вдох, вспомнив, что я, в конце концов, Ревено и мне приходилось завтракать за одним столом с убийцами с тех пор, как стала достаточно взрослой.

Иду к торцу стола. Как только я начинаю наклоняться, чтобы поднять опрокинутый стул, Энцо вскакивает.

Его карие глаза буквально впиваются в мои, заманивая меня и удерживая в плену на долгое напряженное мгновение.

Глаза у него темные, но не такие, какими запомнились мне. В них есть медовый оттенок, истекающий кровью и смягчающийся, когда его поглощает цвет горького шоколада. Любые мысли о том, что он мягкий и добрый, – это обман. Он совсем не такой.

Адские глубины улыбнулись Энцо Фикиле, при рождении одарив его божественно длинными черными ресницами и волевым подбородком, вырезанным в совершенстве.

Энцо о-о-очень высокий, почти на полторы головы выше меня, и он использует это в своих интересах, когда подходит достаточно близко, чтобы заставить меня посмотреть на него, будто он король, а я просто девушка, которую он милостиво допустил до себя.

Именно так он и думает.

Маленькая складка образуется в уголках его глаз, когда он молча требует, чтобы мой взгляд не покидал его, потом наклоняется и поднимает стул красного дерева. Так же молча он предлагает мне сесть, подталкивая стул, пока край сиденья не упирается мне в ноги.

Моя задница не успевает плюхнуться на мягкую обивку, когда он снова садится и подтягивает мой стул поближе к своему. Так близко, что я едва не задеваю его руку, когда тянусь за стаканом с водой, которую он мне налил.

Энцо закрывает планшет, чтобы скрыть текст, и делает знак официанту. Тот ставит перед нами блюдо с фруктами. Другой приносит дымящийся кофе, и я мгновение смотрю на Энцо, размышляя, стоит ли мне спросить, можно ли приготовить кофе так, как мне нравится, или это выставит меня избалованным ребенком, каким он, вероятно, меня и так считает. Пока я раздумываю, рядом со мной ставят жидкую карамель и металлический сифон со сливками.

Я удивленно моргаю – официант принес именно то, что бы я попросила.

Чувствую взгляд Энцо. Он наблюдает за мной, но я не хочу смотреть на него. Беру сифон и покрываю свой кофе взбитыми сливками. Теперь бы надо добавить немного карамели. Ставлю на место сифон, и Энцо тут же вливает в мою чашку свежую карамель, и она перемешивается со сливками.

Он умеет читать мысли? Мой взгляд все же устремляется на него, и, честно говоря, все это так неловко. Не говоря уже о том, что странно.

Для всех я была помолвлена с его сыном, с которым, по сути, не виделась и не общалась. Мое общение с Энцо-старшим тоже не было бурным, но все же оно было. Добавим сюда встречи с юристами для составления контракта. Последнее, что он слышал от меня, – это то, что я передумала и вышла из сделки. Потом он появился и притащил меня в свой дом – чтобы запереть в комнате на неделю без связи с внешним миром. И вот мы мирно завтракаем вместе.

Странно, как я и сказала.

Прочистив горло, обхватываю руками чашку с кофе, наслаждаясь тем, как она согревает мои ладони.

– Спасибо, – говорю я и делаю маленький сладкий глоток.

– Не стоит благодарности. – Он кладет на свою тарелку сосиски и яйца, игнорируя фрукты и вафли. – Если хочешь чего-то, бери. Не жди, пока кто-то тебе предложит.

– Это то, что ты надеялся предложить моей сестре?

– Разве она здесь? – ухмыляется он.

Мои глаза сужаются, и он поднимает взгляд, медленно пережевывая сосиску.

– Разве она здесь? – повторяет он.

– Я… Я не знаю… – Поднимаю светлую бровь. – Здесь?

Энцо держит в руке нож. Он делает им движение в мою сторону, вероятно, гадая, отпряну ли я. Но нет. Он же не убьет меня прямо здесь, прямо сейчас. Столовым ножом.

Правда?

– Если бы я хотел твою сестру… – Он подцепляет вилкой треугольную вафлю и швыряет мне в тарелку, затем добавляет к ней более толстую, квадратную. Кладет и кладет, пока моя тарелка не оказывается завалена таким количеством углеводов, что я бы и за месяц не осилила. – Она уже была бы моей, – заканчивает он фразу.

– Ты довольно уверен в себе для человека, который не смог, а точнее, не захотел удержать невесту сына, а потом сделал так, чтобы сливки достались тебе.

Его вилка застывает на полпути ко рту, глаза скользят по моим.

Я не съеживаюсь, смотрю прямо на него, и он щурит глаза, прежде чем отводит их. Он продолжает есть свои сосиски, только на этот раз медленнее.

Глупо об этом говорить. Мы оба знаем, что, если бы он хотел заполучить меня в роли невестки, он мог бы запросто это сделать.

Факт в том, что он не захотел, потому что у него был другой план, и я была посвящена в него, хотя от всех скрывала это. И у меня появились сомнения.

Может, ему было все равно, а может, он никуда не торопился.

А тут еще отец со своим предложением.

Делаю еще несколько маленьких глотков своего волшебного кофе, затем отрезаю кусок дыни и подношу к губам. Ту тарелку, которую он заполнил вафлями, я отодвигаю.

Энцо возвращает ее на место, его глаза сверлят мои. Теперь они непроглядно темные, раздраженные.

После третьего кусочка дыни он качает головой и пододвигает ко мне планшет.

– Прочитай это, – говорит он и берет свою чашку в руки.

Слегка наклонившись вперед, смотрю на экран. Дохожу до третьего слова, когда понимаю, что это такое, и останавливаюсь.

Он серьезно?

Видимо, да, поскольку Энцо Фикиле-старший не удосуживается встретиться со мной взглядом, и его следующее требование звучит уверенно и жестко:

– Вслух.

Сопротивляясь желанию закатить глаза, снова смотрю на экран.

– Я беру этого мужчину в мужья и обещаю чтить его и подчиняться ему до конца времен, – читаю быстро и без выражения, качая головой. – Что?..

– Я беру эту женщину в жены, обещая чтить ее и заботиться о ней до конца времен.

Моргаю, глядя на Энцо, и от меня не ускользает, что в своей версии он пропускает слово «подчиняться», но… Он что, хочет поиграть в обеты? Но мы даже не обсудили нарушение контракта с моей стороны, как и то, что мой отец предложил ему другой вариант – мою сестру.

Энцо оглядывается через плечо, и я, следуя за его взглядом, смотрю на человека во всем черном.

– Этого достаточно? – спрашивает мой потенциальный муж.

– Этого достаточно, мистер Фикиле. – Мужчина склоняет голову и выходит.

Энцо возвращается к еде – съедает все до последнего кусочка на своей тарелке.

Мой рот открывается, закрывается и снова открывается, но из него по-прежнему не вылетает ни звука. Даже когда он встает. Я молча наблюдаю, как он допивает то, что осталось в чашке, и вытирает рот платком. Его длинные пальцы скользят по пуговицам рубашки, застегивая ее.

– Кстати, это было твое официальное согласие, – наконец говорит Энцо, заправляя рубашку в брюки угольного цвета. – Через пару часов будет готово свидетельство о браке. – Он надевает пиджак, висевший на спинке стула, и направляется к двери напротив той, через которую вошла я. На секунду он останавливается, положив руку на тяжелое дерево створки. Его глаза находят мои. – Завтра к этому времени мисс Бостон Ревено перестанет существовать.

Подождите.

Что?

Глава третья
Бостон

Смотрю на дверь, в которую вышел Энцо, не менее пяти минут, пытаясь разобраться, что значит этот странный завтрак. Несмотря на то что мы довольно давно знаем друг друга, несмотря на то что я некоторое время жила в его доме, и прочее-прочее-прочее, это был самый длинный разговор, который у нас когда-либо происходил. Сказать по правде, все это выглядит как-то нелепо.

Заявление о согласии?

Я перестану существовать?

Что, черт возьми, это вообще значит?