– Я даю вам шанс, капитан, – прошептал Сервилий, – закрыть этот файл. Раз и навсегда. Вы летите на Ягеллон. Официально – как глава наблюдательной миссии. Вы будете следить. Фиксировать. И ждать, когда он ошибётся. А он ошибётся, капитан. Он ведь инженер, а не святой. Одно нарушение, одна пролитая капля топлива в это заповедное озеро, и вы нажимаете на кнопку. А дальше… дальше вы вольны исполнять свой долг. И свой приговор. Империя даст вам полную свободу действий в отношении предателя Торецкого. Ваше дело на Визире будет закрыто. Ваша честь – восстановлена.

Это была дьявольская сделка. Ему предлагали не просто миссию. Ему предлагали санкционированную вендетту. Шанс посмотреть в глаза человеку, который разрушил его веру в порядок, и самому стать этим порядком.

Кейн медленно поднял руку и положил её на папку. Бумага была прохладной и гладкой.

– Я хочу видеть полный состав его команды, – сказал он. Голос прозвучал чужим, глухим.

Сервилий снова улыбнулся своей треснувшей улыбкой. Он победил.

– Разумеется, капитан. Всё, что вам нужно. Считайте Ягеллон вашей личной операционной. Проведите процедуру чисто. Без лишней крови. Если получится.

Он откинулся в кресле, давая понять, что аудиенция окончена. Кейн поднялся, взял папку и, не говоря ни слова, развернулся и пошёл к выходу. Спиной он чувствовал взгляд Сервилия – взгляд энтомолога, только что приколовшего к бархату очередную редкую бабочку.

И уже в дверях он понял, что его не просто использовали. Ему дали то, чего он хотел больше всего на свете. И от этого было противнее всего.

* * *

Напиток мягко горчил, приводя в порядок взбудораженные признанием чувства. Брахма ощущал лёгкость и подъём. Напряжение, только что висевшее в кают-компании, не лопнуло – оно просто растворилось, словно кубик сахара в его горячем кофе, оставив после себя плотную, рабочую суету. «Гвозди» вернулись к своим делам, в их словах и взглядах сквозило новое, радостное понимание и энтузиазм.

А Торецкий был рад их энтузиазму. Он и сам его чувствовал – где-то глубоко, под слоем усталости и тревоги. Проект на Ягеллоне был квинтэссенцией инженерной мысли. Построить пять добывающих платформ в условиях, где привычные законы физики могут перестать работать, – такая задача выпадает раз в жизни. Он уже набросал несколько безумных, но теоретически возможных решений. Эта работа пьянила, манила своей сложностью.

Но была и другая сторона.

Он вспомнил день подписания контракта в сияющем офисе Дома Стрегов. Глава Дома, патриарх с глазами хищной птицы, источал силу и уверенность. Но его дочь, Лера, сидела рядом с каменным лицом. После Визира он никак не мог привыкнуть к её новому образу. Решительная, умная, энергичная, как боевой пехотный дрон, – она смотрелась очень органично возле Грома, возле своих шахтёров, в мрачных штольнях Прометея. Не побоявшаяся когда-то перечеркнуть своё блистательное будущее и пойти против воли отца, теперь она сидела неподвижно, как бездушный кибер-секретарь. Как дорогое, бессловесное украшение. И в тот день в её глазах он увидел то, чего никогда не видел раньше, – страх, почти отчаяние. Когда они остались наедине на пару секунд, она лишь успела шепнуть:

«Будь осторожен, Брахма. Это озеро… оно не всё, чего стоит опасаться».

Теперь у тревоги Брахмы было много слоёв. Первым был сам Дом Стрегов. Вторым – Империя, которая дышала ему в затылок обвинениями. Третьим – озеро состоящее сплошь из аномалии. А четвёртым, самым главным, был его собственный опыт.

Корпорация «Вальграйв» на Фолиуме. Дом Гаэтано на Визире. Дважды он брался за работу, веря в её созидательную цель. И дважды его предавали, пытаясь использовать его и его команду как расходный материал.

Один раз – случайность. Два раза – закономерность. Что будет в третий?

Харви и Амен-анх всё ещё склонялись над голограммой буровой, обсуждая варианты взятия проб грунта. Денис, пританцовывая, отошёл от них и прошагал к видеопанели, транслирующей обстановку за бортом. Отбивая пальцами по армированной стене замысловатый ритм, он тихонько забормотал, подбирая слова для нового трека:

– Йоу… Был он не корабль, но ковчег, чек,
Плыл по звёздной реке, чёрной, как Тартар, на век.
Дом Стрегов щедрой рукой дал его не в дар, а в дело,
Как царь даёт меч и рать для покоренья предела.
Имя – не хищное, а трудовое, как клеймо на слитке,
«Artifex Nexus» – зацени, если шаришь в читке.
Не резал пустоту носом истребителя,
А раздвигал плечами, как исполин-победитель.
Силуэт – скат, застывший в камне, сечёшь, братан?
По бокам – два термоядерных сердца – титан!
Брюхо – соты, шлюзы, дронов рой,
Это наш единственный и истинный строй. Еее!

Харви слегка двинул рукой, сменяя картинку на голографическом дисплее. Вместо платформы над столом вспыхнула удивительная и чарующая панорама озера.

– Красота-то какая… Лепота! – с чувством выдохнул Денис. – Даже жаль такую портить нашими железяками.

– Мы не портим, мы украшаем, – пробасил Харви, поправляя на плече сумку с инструментами. – Добавляем функциональности. Что толку в красоте, если с неё нет навара? Ты давай, поэт, не останавливайся! Читай дальше свою рэпчину!

Брахма лишь покачал головой.

– Иногда, мой друг, сама красота и есть главный навар.

Речитатив Дениса вернул Артёма на несколько недель назад, в тот день, когда они впервые увидели свой «ковчег» в орбитальном доке над Церерой. После потрёпанных транспортников, носивших их к Фолиуму и Визиру, новый корабль казался чудовищным и прекрасным одновременно. Он стоял в исполинском ангаре, залитый холодным светом сервисных ламп, и его размеры подавляли. «Artifex Nexus» – «Мастер Сцепления» или «Творец узлов». Латынь – древний язык людей, некогда живших на Земле и заложивших одну из первых империй, – допускала разные варианты перевода. В названии была вся суть Дома Стрегов – прагматизм, возведённый в абсолют.

– Пока это служебный транспорт, – пояснил тогда Казимир Ростин, вгоняя в Артёма ещё один „крючок“, – однако, Ваш успех в этом проекте сделает Вас его обладателем.

Брахма помнил, как они гуськом поднялись по рампе, и даже Харви, вечный скептик, присвистнул. Внутреннее пространство было впечатляющим. Грузовой отсек мог вместить лёгкий десантный челнок. Жилые модули на тридцать человек были спартанскими, но удобными. Но главное ждало их дальше.

– Матерь Божья… – выдохнул Денис, когда они вошли в электронную мастерскую. Это была не просто мастерская. Это был научный центр в миниатюре: голографические верстаки, квантовые анализаторы, калибровочные стенды для самых сложных сенсоров и, в центре всего, – защищённый серверный кластер с прямым доступом к нейроинтерфейсам. – Это же… это студия звукозаписи и серверная CERN в одном флаконе! Я могу здесь не только дронов прошивать, я могу симульнуть новую вселенную!

Харви и Амен-анх застыли на пороге механического цеха. Парк оборудования ошеломлял. Промышленные 3D-принтеры, способные печатать детали из тугоплавких сплавов, автоматизированные станки, плазменные резаки и, венец творения, – компактная литейная камера.

– Ну, ни хрена себе, – с уважением протянул Харви, проводя рукой по станине гигантского пресса. – Можно будет отлить мне новую ногу, если эта надоест. Полегче и с открывашкой для пива.

Амен-анх молча провёл своими огромными пальцами по холодному металлу. В его глазах Брахма увидел узнавание – встречу мастера со своим идеальным инструментом.

Герда нашла свой рай в медицинском модуле. Это был не просто лазарет, а полноценная хирургическая станция с криокамерой, тремя медкапсулами и биопринтером для выращивания кожных трансплантатов.

– С таким оборудованием я могу не только латать, но и собирать вас заново, идиоты, – сказала она с суровым удовлетворением. – Так что теперь у вас на одно оправдание меньше, чтобы подыхать.

Эстебан же, осмотрев мобильные атомные генераторы, задумчиво произнёс:

– Они дают нам инструмент для созидания. Или для тотального разрушения. Грань очень тонкая. Это не просто корабль, это большая ответственность.

И только Войтек был странно тих. Он ходил по идеальному, пахнущему заводской смазкой цеху, касался холодного металла станков, но в его глазах не было радости. Брахма видел, как его взгляд скользнул по рядам инструментов, идеально развешанных на магнитных панелях, и на долю секунды в его глазах промелькнула такая мука, что Брахма невольно отвёл взгляд. Никто не знал, что этот стерильный Эдем напомнил Войтеку о его потерянном рае – о его собственной мастерской в Праге. О жизни, которая рухнула в пропасть, унеся с собой всё, чем он дорожил. В тот день он ничего не сказал, просто ушёл в свою новую каюту и долго не выходил.

Мысли Брахмы вернулись в настоящее.

Вышедшая из своего медотсека Герда подошла и положила руку ему на плечо. Она всегда чувствовала его состояние лучше других.

– Не пытайся всё предусмотреть в одиночку, босс, – тихо сказала она. – Мы команда. Разберёмся.

– Не сомневаюсь… – улыбнулся он. – Просто нужно ничего не упустить. Этот проект… Он другой. Слишком много игроков. Стреговы, Империя, местные… Дом Гаэтано, который точит зуб на Стрегов. И само озеро. Это не стройплощадка. Это минное поле. Нельзя расслабляться.

– Мы и не по таким полям ходили, – уверенно сказал Харви. – Главное, чтобы наш наниматель не оказался очередной миной.

И в этой фразе была вся суть. Утренний кошмар напомнил ему, что любое творение можно обратить во зло. Что самый прочный мост может стать самой большой братской могилой.

– Босс, ты говорил, что какие-то ребята уже пробовали на Лехии свои силы? – спросил Денис.

– Да, – Брахма помрачнел, – Казимир Ростин, рассказывал, что их Дом, как обычно, обратился в Гильдию Строителей в поиске подрядчиков для возведения платформ. Гильдия направила сюда поочередно две организации, из числа своих фаворитов. Когда те поняли, что это не один из тех вкусных заказов, к которым они привыкли, работая на Дом, то быстро ретировались.

– Так запросто сдались? – удивился Эстебан, – фавориты Гильдии? У них же обычно куча профи в штате и оборудование по последнему слову техники…

– Именно, – кивнул Артем, – вот эту кучу профи и оборудования они здесь сперва и потеряли. Потом прикинули что к чему и упаковали чемоданы. Гильдия быстро теряет интерес ко всему что пахнет геморроем.

– А у них какие-то наработки остались по этому месту? – наивно поинтересовался Денис, – они же должны поделиться с коллегами? Ну, в уставе Гильдии, кажется, есть такая статья…

Брахмы печально усмехнулся.

– Гильдия – очень старая организация. Когда я начинал свое дело, решил кое с кем пообщаться, чуть глубже, чем формально, и очень быстро понял: там давно живут по понятиям, а не по уставу. «Рука руку моет», как говорится. Мы для них щенки, такие же не интересные, как и это место. Общаться с нами – терять лицо…

– Ну и черт с ними, с этой Гильдией! – рыкнул американец, – они такие же гнилые, как и все эти корпорации! Летят только на запах денег! А мы другие! Мы справимся сами! У нас теперь вон сколько всяких шикарных хреновин от этих Стрегов!

Торецкий взглянул на видео панель фронтальных камер «Artifex». Там клубилась не свет и не тьма, а сама скорость, вывернутая на изнанку – спрессованные в струящиеся молнии миры и шепот далеких солнц. Ягеллон приближался. Его дело уже не отменить и не отсрочить. А значит: «К черту все эти сомнения! Это балласт, которому место за бортом! Никакой «надежды на лучшее», только точный расчет, уверенность и упорная, четкая работа».

За его спиной, на стене висел их девиз, который они приняли после Визира: «Facta, non verba». Дела, а не слова.

Он должен был построить эти платформы. Должен был доказать – себе, команде, всему миру, – что он может пройти по этому минному полю и создать что-то прочное и чистое. Если только его в третий раз не заставят перейти собственный Рубикон, превратив его мечту в оружие.