Сердце застучало быстрее. Сейчас он увидит. Увидит, как его испуганная, слабая девочка встречается с помощником и убегает от своего тюремщика. Увидит и, может быть, поймёт, кто ей помог. Кто тот любовник, что придал ей сил для этого безумного поступка.

Он увидит улики. Он увидит логику. В его мире у всего была причина, у каждого действия – мотив. Любовник? Шантаж? Внезапное помутнение рассудка? Он должен был увидеть это на записи. Увидеть её заплаканной, испуганной, сломленной. Увидеть, как кто-то уводит её за руку.

Наконец он нашёл нужные файлы. Коридор отделения. 10:32. Качество изображения было зернистым, но он сразу узнал её. Лени. Она шла рядом с медсестрой, опустив голову. Её тёмные волосы скрывали лицо. Она выглядела именно так, как он и ожидал, – покорной жертвой обстоятельств. Его жертвой.

Вот она заходит в предоперационную палату. Камера была и внутри. С ней медсестра и его человек, Пауль, – друг детства, которому он доверял самое грязное. Пауль остался за дверью, в коридоре. Медсестра начала готовить капельницу. Лена села на кушетку, такая маленькая и хрупкая в больничной рубашке.

Ян подался ближе к экрану, вглядываясь в детали. Сейчас что-то должно произойти. Сейчас появится тот, кто ей помог.

Медсестра повернулась к шкафчику, спиной к Лени. И в этот момент мир Иглы треснул.

Движение Лени было не паническим рывком, а молниеносным, змеиным выпадом. Никакой суеты. Она поднялась с кушетки и за долю секунды, пока медсестра тянулась за флаконом, оказалась у неё за спиной. Одна рука легла на плечо, вторая – сжатая в узкий, твёрдый кулак – нанесла короткий, точный удар в основание черепа. Медсестра обмякла без единого звука, сползая на пол.

Ян замер, перестал дышать. Этого не могло быть. Это была не его Лени. Его Лени боялась сломать ноготь.

Но происходящее на экране не оставляло сомнений. Женщина на видео не теряла ни мгновения. Она подхватила безвольное тело, затащила его в смежную ванную комнату и закрыла дверь. Затем подошла к медицинскому шкафчику.

И тут началось самое страшное.

Её пальцы не дрожали. Они порхали над ампулами и флаконами с уверенностью опытного анестезиолога. Надель, который и сам «химичил» с финансовыми схемами для Главы, с ужасом наблюдал за осмысленностью её действий. Она не хватала что попало. Она выбрала два конкретных препарата. За пол минуты – Ян смотрел на таймкод, и это время показалось ему вечностью – она вскрыла ампулы, набрала в шприц точную дозировку и приготовила инъекцию.

Откуда?! Откуда она это знает?!

В этот момент дверь в палату открыл Пауль. Он, видимо, услышал подозрительную тишину.

– Лени, всё в порядке? – его голос на записи был приглушённым, но Ян знал эту интонацию. Интонацию хозяина положения.

Лени обернулась. И Ян впервые за весь просмотр увидел ее лицо. На нем не было страха. Не было паники. Только ледяное, сконцентрированное спокойствие. И в глазах – холодная, жгучая ярость, которую он никогда в ней не видел. Шприц она держала в руке не как медицинский инструмент, а как стилет.

Пауль шагнул к ней, намереваясь выхватить шприц. Это была его последняя ошибка.

Она не стала отступать. Она сама ринулась вперед, уклоняясь от его руки, и с силой вонзила иглу ему в бедро. Он взвыл от боли и неожиданности, отшатнулся. Она не отпустила. Она вцепилась в его рубашку, прижалась к нему, не давая отойти, и до последней капли ввела содержимое шприца в его тело.

Игла смотрел, как его телохранитель, здоровый и сильный мужчина, начинает задыхаться. Как его глаза расширяются от ужаса, когда препарат, приготовленный его женой парализует его нервную систему. Лени не отстранилась. Она держала его, почти обнимая, пока он оседал на пол. Держала, глядя ему прямо в глаза, пока жизнь в них не угасла.

Затем она спокойно вынула шприц, вытерла его о рубашку убитого, взяла его ключ-карту от выхода. Окинула палату последним взглядом и вышла.

Ян резко отпрянул от ноутбука, опрокинув чашку с остывшим кофе. Коричневая жижа растеклась по липкому столу. Он задыхался.

Это была не Лени. Хрупкая, нежная, немного капризная девочка, которую он лепил под себя, как из податливой глины. Девочка, смыслом жизни которой были новые платья и завтраки на Лазурном берегу.

И тут же его пронзила другая, еще более страшная мысль.

Нет. Это и была настоящая Лени. А та, другая, была лишь маской. Ролью, которую она играла для него. Он сам создал для нее эту золотую клетку, и она идеально в ней существовала, пока он не попытался отнять у нее единственное, что оказалось по-настоящему ее. Не сумку от Dior, не бриллианты, а жизнь внутри.

Он не просто хотел заставить ее сделать аборт. Он пытался убить часть нее. И она ответила. Он, Ян, со своим планом, со своим контролем, со своим криминальным кланом, был всего лишь угрозой, которую нужно было устранить. Она не сбегала. Она начала войну.

Внезапно в его голове все встало на свои места. Жестокость. Решительность. Знание препаратов. Это была не испуганная жертва. Это был хищник, защищающий свое потомство. Хищник, которого он недооценил самым фатальным образом.

Все его теории о любовнике, о шантаже рассыпались в прах. Мотив был до ужаса прост и первобытен. Право на жизнь. Право ее ребенка на жизнь. И ради этого права она, не колеблясь, убила человека и была готова убить снова.

Ян закрыл лицо руками. Смех, который вырвался из его груди, был похож на кашель больного. Он думал, что потерял красивую вещь. А оказалось, он выпустил на свободу монстра. Или королеву.

Погоня за призраком прошлого закончилась. Теперь он знал, кого ищет. И ему стало по-настоящему страшно.

Глава 4

Гиперпространство свернулось, как скомканный шёлк, и «Artifex Nexus» вынырнул в реальность с лёгким толчком, от которого по палубе пробежала едва заметная дрожь. В главном «иллюминаторе» – огромном дисплее панорамной камеры – развернулась панорама системы Ягеллон. Звезда, жёлтый спокойный карлик, заливала ровным светом свои планеты. Сам Ягеллон, третий от солнца, был настоящей жемчужиной: изумрудные континенты, сапфировые океаны и тонкая вязь белых облаков, окутывающая планету, словно дорогая вуаль. Картина была настолько идеальной, что казалась искусственной, нарисованной слишком старательным художником.

«Artifex» начал плавное снижение в атмосферу. После стерильной пустоты космоса планета встречала их буйством жизни. Корабль прошёл над бескрайними лесами, чьи кроны образовывали сплошной ковёр насыщенного, почти фиолетового цвета. В разрывах облаков мелькали стада гигантских травоядных, похожих на ожившие горы, и ленты рек, сверкающих на солнце, как расплавленное серебро. Воздух за бортом, судя по датчикам Герды, был чист и насыщен кислородом. Идеальный мир. Почти.

Посадочная площадка, которую для них подготовил Дом Стрегов, располагалась на широком плато в километре от цели их миссии – озера Лехия. Едва корабль коснулся твердосплавных плит и заглушил двигатели, рампа опустилась, впуская внутрь влажный, тёплый воздух, напоённый миллионами незнакомых ароматов. Пахло цветущей экзотикой, прелой землёй и чем-то ещё – тонким, едва уловимым.

Их встречали. У подножия рампы в идеальном строю застыл десяток охранников в антрацитовой униформе Дома Стрегов. Их лица были скрыты за зеркальными визорами шлемов, а в руках они держали импульсные винтовки. Чуть впереди стоял человек лет пятидесяти, одетый в белоснежный рабочий комбинезон, контрастирующий с его загорелой, обветренной кожей. Худое, аскетичное лицо, коротко стриженные седые волосы и глаза – маленькие, бесцветные, как осколки кварца. Они смотрели на спускающуюся по рампе команду Брахмы без тени эмоций, оценивая их, как оценивают новый инструмент.

– Мастер Торецкий, я полагаю? – голос мужчины был таким же сухим и лишённым эмоций, как и его взгляд. – Я Корнелий Стрегов. Управляющий проектом «Лехия». Рад приветствовать вас на Ягеллоне. Дом Стрегов высоко ценит ваше время.

Он произнёс слова приветствия, но в них не было и капли тепла. Это была формальность, протокол. Брахма спустился последним и протянул руку. Рукопожатие Корнелия было коротким и крепким, как щелчок затвора.

– Моя команда, – представил Брахма своих людей. – Войтек, главный механик. Эстебан, энергетик. Герда, наш медик. Денис, Харви и Амен-анх – операторы дронов и тяжёлой техники.

Корнелий обвёл их быстрым, цепким взглядом, задерживаясь на протезах Дениса и Харви на долю секунды дольше, чем того требовала вежливость. В его глазах не было сочувствия, лишь холодный расчёт: как эти особенности повлияют на производительность.

– Впечатляющий коллектив, – констатировал он. – Нам нужны лучшие, и, судя по вашей репутации, мы их получили. Ваш лагерь готов. Пройдёмте, я введу вас в курс дела. Время – самый ценный ресурс, который мы здесь добываем.

Он развернулся и пошёл к веренице электрокаров, не оборачиваясь, уверенный, что за ним последуют. Охранники остались у корабля, создавая недвусмысленный кордон.

Лагерь Стрегов был образцом корпоративной эффективности: идеально ровные ряды жилых модулей, сверкающие чистотой мастерские, гудящий серверами аналитический центр.

Под сводами центрального ангара теснилась дюжина сверкающих гигантов – буровые платформы с многофазовыми захватами и полупрозрачными экранами управления. Шестиногие бульдозеры на магнитной подушке, с гидравлическими бесшарнирными манипуляторами. За ними выстроились мобильные краны-автоматы, каждая секция которых управлялась отдельным нейропроцессором.

– Мама моя, – сладко простонал Харви. – Конкурс красоты в моём персональном раю. Эти красотки способны за день возвести небоскрёб.

– Если бы только им не мешал человеческий фактор, – тихо произнёс Войтек.

Всё было продумано, функционально и абсолютно бездушно. Это было не место для жизни, а временный плацдарм для промышленного вторжения. Лагерь Брахмы располагался чуть поодаль, на отдельной площадке. Меньше, скромнее, но свой.

Они ехали по идеально ровной дороге, и Брахма чувствовал нарастающее напряжение. Этот рай был фальшивым. Его безупречность казалась выверенной и искусственной, как будто кто-то взял дикую, необузданную планету и накрыл её стерильным колпаком корпоративного порядка.

Электрокар остановился на смотровой площадке на краю плато. И они увидели его. Озеро Лехия.

Оно расстилалось до самого горизонта – огромное, неподвижное, как ртутное зеркало. Вода имела странный, молочно-голубой оттенок и даже под ярким солнцем казалась тёмной и непроницаемой. Над самой поверхностью висела лёгкая, светящаяся дымка, которая едва заметно пульсировала, словно живая. В нескольких местах из воды торчали искорёженные остовы конструкций – всё, что осталось от предыдущих попыток покорить это место. Они походили на надгробия, установленные в память о провалившихся амбициях. Тишина стояла почти абсолютная, нарушаемая лишь потрескиванием ионизированного воздуха.

– Вот оно, – произнёс Корнелий, обводя озеро рукой. – Наше сокровище и наше проклятие. Под его дном, в тектонических разломах, залегает изотоп родий-семь. Стабильный, с невероятной энергоёмкостью. Тот, кто поставит его добычу на поток, будет диктовать цены на энергию в половине сектора. Но, Лехия не спешит делиться своими богатствами.

– Аномалии, – констатировал Брахма, чувствуя, как волоски на его руках встают дыбом от статического электричества, исходящего от озера.

– Именно, – кивнул Корнелий. – Непредсказуемые гравитационные флуктуации, спонтанные электромагнитные импульсы, акустические миражи. Оно сводит с ума электронику и людей. Ведущая строительная корпорация сбежала отсюда, поджав хвост, от первых же головных болей у персонала. Вторая потеряла половину оборудования и половину людей, прежде чем признала поражение. – Он сделал паузу, повернувшись к Брахме. – Но вы ведь не они. Вы инженер, который решает нерешаемые задачи.

В его голосе проскользнула первая живая нотка – смесь вызова и плохо скрытого нетерпения.