– Пять платформ, – продолжил он, указывая на голографическую карту, вспыхнувшую на его наручном комме. – Вот в этих точках. Это самые богатые жилы. Срок – шесть стандартных месяцев. За каждый день простоя – штраф. За каждый день опережения – премия, от которой не отказываются. Все ресурсы, которые вам понадобятся, в вашем распоряжении. Но результат должен быть. Любой ценой.

Фраза «любой ценой» повисла в воздухе. Брахма смотрел на искорёженные останки на воде и понимал, что для Дома Стрегов это не просто слова.

– Что насчёт местных? – спросил Эстебан. – В брифинге упоминались аборигены. Лицо Корнелия на мгновение скривилось, словно он попробовал что-то кислое.

– Призраки. Так мы их называем. Прячутся в лесах, на контакт не идут. Мы подозреваем, что они как-то связаны с аномалиями. Возможно, усиливают их. Шаманят, небось где-то в кустах, бьют в свои барабаны, а у нас техника горит. Примитивные дикари, которые сидят на золотой жиле и не дают ею пользоваться. Согласно имперскому эдикту, мы не имеем права применять к ним силу, пока они не проявят открытой агрессии. А они хитры. Просто саботируют всё на расстоянии.

«Хитры или просто защищают свой дом?» – подумал Брахма, но вслух ничего не сказал. Он вспомнил слова Леры: «…озеро – не всё, чего стоит опасаться». Она говорила о своём отце. О таких, как Корнелий. О тех, кто готов создать повод для «открытой агрессии».

– А где же наш имперский наблюдатель? – спросил Брахма, оглядываясь.

– О, он здесь, не сомневайтесь, – с кривой усмешкой ответил Корнелий. – Имперский солдафон и его «миротворцы» разбили свой лагерь на том хребте. – Он махнул рукой в сторону скалистой гряды, возвышавшейся над плато. – Оттуда открывается прекрасный вид на нашу стройплощадку. Они следят, чтобы мы, не дай бог, не повредили какой-нибудь редкий цветочек или не обидели местных призраков. Империя очень беспокоится об экологии Ягеллона.

В его голосе звенел чистый, незамутнённый цинизм. Брахма понял всё. Империя боялась усиления Дома Стрегов и использовала экологию как предлог, чтобы вставлять палки в колёса. Стрегов, в свою очередь, готовы были пойти на всё, чтобы обойти эти ограничения. А он и его команда оказались прямо на линии огня этой тихой войны.

– Ясно, – коротко сказал Брахма. – Мы начнём предварительную разведку завтра с рассветом. Нам нужно собрать собственные данные об аномалиях.

– Действуйте, – кивнул Корнелий. – Ваш корабль – ваша крепость. Но помните, мастер Торецкий, часы уже тикают.

Он развернулся и уехал, оставив их одних на краю плато перед зловещим величием озера. Команда молчала, переваривая увиденное и услышанное. Атмосфера первоначального энтузиазма испарилась, сменившись трезвой сосредоточенностью.

– М-да, – протянул Денис. – А на голо-снимках всё выглядело куда дружелюбнее. От этого места мурашки по коже. И не только от статики.

– Этот Корнелий… – начала Герда. – У него глаза хирурга, который смотрит на пациента не как на человека, а как на набор органов. Некоторые можно удалить.

– Он – вычислительный модуль, – заключил Брахма. – Его задача – получить результат. Методы для него вторичны. Он мне не нравится.

Он снова посмотрел на озеро. Оно было спокойным, но это было спокойствие затаившегося чудовища. В его молочной глубине скрывались несметные богатства и смертельная опасность. А на берегу уже собрались стервятники, готовые драться за свою долю. И в центре всего этого был он, Брахма, со своим строптивым даром видеть структуру вещей и кошмаром о рушащемся мосте.

Рай с гнильцой. Идеальное описание. Красивая обёртка, скрывающая под собой клубок из жадности, страха и застарелой вражды. И им предстояло строить прямо в центре этого клубка.

– Ладно, – сказал он, хлопнув в ладоши. – Хватит любоваться пейзажами. У нас много работы. Разворачиваем лабораторию, готовим дронов. Харви, Амен-анх, проверьте всю технику на устойчивость к ЭМИ. Войтек, ты нужен мне в аналитическом центре. Нам нужно понять язык этого озера, прежде чем мы попробуем с ним заговорить.

Команда ожила, сбрасывая оцепенение. Работа – лучшее лекарство от дурных предчувствий. Они вернулись к своему кораблю, ставшему теперь маленьким островком здравомыслия в этом мире показного порядка и скрытого хаоса. Но Брахма ещё долго смотрел на молочную гладь Лехии, чувствуя, как где-то в глубине его души шевелится холодное предчувствие. Его третий раз подряд. Его третий шанс. И он уже чувствовал гнилостный привкус предательства на языке.

* * *

Рассвет на Ягеллоне был фиолетовым. Первые лучи звезды, пробиваясь сквозь верхние слои атмосферы, окрашивали небо в глубокие, насыщенные тона индиго и аметиста. Команда Брахмы работала уже несколько часов. Предварительная разведка – самый важный этап. Ошибка сейчас могла стоить жизней потом.

«Artifex Nexus» превратился в гудящий улей. Харви и Амен-анх выгружали и разворачивали тяжёлые сейсмические и геотехнические зонды. Денис запустил первую партию дронов-«светлячков» – небольших аппаратов, которые уже начали плести невидимую паутину сенсорной сети над озером.

На борту, в своей лаборатории, Войтек надел шумоподавляющие наушники, подключённые к массиву гидрофонов, и закрыл глаза. Он не просто слушал. Он пытался отфильтровать белый шум, какофонию случайных звуков, чтобы уловить ту самую странную, едва различимую мелодию, которую слышал ещё на орбите. Пока это была лишь догадка, фантомный звук, который он списывал на помехи.

Брахма стоял у кромки плато, глядя на неподвижную гладь озера. Он не чувствовал враждебности, о которой говорил Корнелий. Он чувствовал… присутствие. Могучее, древнее, настороженное. Оно не нападало. Оно наблюдало.

– Первый массив данных пошёл, – раздался в его комме голос Дениса. – Картина… странная, шеф. Поля нестабильны, но в их нестабильности есть ритм. Как аритмия у живого существа.

– Продолжай, – ответил Брахма. – Мне нужен полный суточный цикл. Нам надо понять этот ритм, прежде чем мы его нарушим.

В этот момент воздух прорезал резкий, пронзительный звук. Это был не гул корпоративного транспорта. Это был хищный посвист военного челнока, входящего в атмосферу на высокой скорости. Все замерли и подняли головы.

Из-за скалистого хребта показался истребительно-десантный бот класса «Возмездие». Небольшой, стремительный, окрашенный в поглощающий свет матово-серый цвет Имперского Корпуса. Без опознавательных знаков Домов, без ярких логотипов. Только строгий, чеканный герб Империи на крыле. Он не садился, а скорее вонзался в воздух, зависнув в метре над посадочной площадкой на шипящих гравитационных репульсорах. Воздушная волна от него пригнула фиолетовую траву и подняла тучу пыли.

Рампа опустилась с гидравлическим шипением. В проёме показались двое бойцов в полной штурмовой броне «Цербер». Это была не блестящая парадная броня корпоративной охраны, а утилитарная, боевая керамика с многочисленными царапинами и отметинами от прошлых столкновений. Каждый элемент снаряжения – подсумки, крепления, датчики на шлемах – был на своём месте, выверен сотнями часов тренировок и реальных боёв. Между ними, словно хищник в сопровождении двух волкодавов, стоял их командир.

Айрат Кейн.

Он спустился на землю, и его ботинки с тихим стуком коснулись твердосплава. На нём была идеальная полевая форма капитана Имперского Корпуса. Но тонкие царапины на пряжке ремня, заметная потёртость на кобуре мощного кастомного пистолета – говорили о том, что её владелец не сидит в кабинете.

Брахма почувствовал, как внутри всё сжалось в холодный узел. Он смотрел на Кейна, а видел прошлое. Видел их обоих – молодых, полных идеалов лейтенантов на полигоне Кассиопеи. Видел дым горящего города на Ризанте, где он, с горсткой своих сапёров, рискуя всем, снимал минное заграждение на пути у роты Кейна. И видел холодную ярость в глазах этого же человека на Визире, когда тот приставил ствол к его голове, готовый исполнить приговор.

Кейн медленно подошёл ближе. Его лицо было непроницаемой маской, но Брахма, знавший его лучше, чем кто-либо, видел всё. Видел крошечное напряжение в желваках. Видел, как зрачки на долю секунды сузились, фиксируясь на его лице. Видел внутреннюю борьбу – приказ командования против сомнений, посеянных Лерой Стрегов.

Они стояли друг против друга. Инженер в рабочем комбинезоне и имперский капитан. Беглец и охотник. Два осколка одной, разбитой вдребезги жизни.

– Брахма, – голос Кейна был холоден, как вакуум космоса. Он намеренно не использовал фамилию Артёма, словно вычёркивая их общее прошлое. – Капитан Айрат Кейн, Имперский наблюдательный корпус. Ну, да ты это знаешь. Я здесь для обеспечения соблюдения Экологического Эдикта 7-4-Гамма.

Харви, стоявший позади Брахмы, тихо выругался. Герда напряглась, положив руку на плазменный резак, который в её руках мог стать оружием. Они помнили Кейна. Помнили, как на Фолиуме примерно таким резаком он отнял ногу у Харви, а потом на Визире спас их от наёмников, а затем едва не убил их лидера. Это был человек действия. Он был опасен и непредсказуем.

Один из бойцов Кейна сделал шаг вперёд и снял шлем. Это был Ким, сержант, который тоже был с ними на Фолиуме. Его лицо пересекал свежий шрам, но взгляд был спокойным и усталым. Он коротко кивнул Брахме и его команде.

– Капитан, – ровно ответил Брахма. Его собственное сердце колотилось где-то в горле, но голос оставался спокойным. Это была их дуэль, и его команда не должна была попасть под перекрёстный огонь. – Мы осведомлены о вашем присутствии. Мы работаем в строгом соответствии с контрактом и имперскими законами.

– Определять это буду я, – отрезал Кейн. Он сделал ещё шаг, вторгаясь в личное пространство Брахмы. Они почти соприкасались плечами. Воздух между ними, казалось, трещал от невысказанных слов и старой боли. – Чтобы между нами не было недопонимания: я не Корнелий Стрегов. Меня не интересуют ваши сроки и премии. Меня интересует каждый кубометр вытесненной воды, каждый децибел шума, каждая молекула, попавшая в атмосферу.

Его взгляд был как алмазный бур. Он не просто смотрел, а сканировал. Он искал слабость, зацепку. Он видел перед собой не инженера Торецкого, а беглого имперского офицера – предателя, убийцу, за которым он охотился. И одновременно с этим видел человека, который выручил его на Фолиуме и который не бросил шахтёров на Визире. Этот диссонанс сводил его с ума, и эта внутренняя борьба выливалась в холодную, концентрированную ярость.

– Мой мандат даёт мне право остановить работы в любой момент, – продолжил Кейн, понизив голос так, чтобы его слышал только Брахма. – Один неверный шаг, Брахма. Одна ошибка. И я с огромным удовольствием аннулирую ваш контракт. А потом разберусь с тобой лично. Как и обещал.

Брахма смотрел ему прямо в глаза. Он видел гнев, видел подозрение, но за ними он увидел и то, что так отчаянно пытался скрыть Кейн, – сомнение. Он не был уверен. Он цеплялся за приказ, потому что альтернатива – поверить, что вся его служба, вся его верность Империи построена на лжи, – была слишком страшной.

– Моё имя Артём Торецкий, – твёрдо сказал Брахма, отвечая на невысказанный вызов. – моя команда не совершает ошибок. Вы, капитан, должны это помнить.

Этот укол достиг цели. Кейн на мгновение дрогнул. «Не совершаем ошибок» – таким было кредо отряда «Шивы» на войне. Кредо, которое позволяло бойцам Кейна вступать на неизвестную территорию, зная, что она чиста от смертельных сюрпризов, если на ней отработал он – Торецкий.

Кейн отступил на шаг, разрывая гнетущую близость.

– Я хочу видеть полный доступ к вашим телеметрическим данным. В реальном времени, без фильтров. Мои специалисты будут анализировать каждый ваш шаг.

– Без проблем, – кивнул Брахма и повернулся к Денису. – Денис, предоставь капитану защищённый канал к нашему серверу. Только на чтение.

Денис, бросив на Кейна смущённый взгляд, кивнул и принялся вызывать меню на планшете. Его руку тоже отрезал этот офицер. Правда, спасая хакера от верной смерти.