Пока Кейн отчитывал Брахму, Ким подошёл к Харви, который демонстративно проверял крепления на грузовой платформе.

– Хорошо выглядишь, здоровяк, – тихо сказал Ким, кивая на блестящий протез Харви. – Помню, на Фолиуме дело было хуже.

– Стараемся, – буркнул Харви, не прекращая работы. – Новые цацки, все дела. А вот твоего босса, похоже, жизнь ничему не учит.

– Он солдат, – так же тихо ответил Ким. – Он верит в приказ. Иногда это единственное, что остаётся. Просто… делайте свою работу чисто, ладно? Не давайте ему повода.

Кейн, не говоря больше ни слова, прошёл мимо Брахмы. Он не стал осматривать технику поверхностно. Он подошёл к массиву сейсмических датчиков, которые расставлял Эстебан.

– Калибровка по местной гравитации? Компенсация на магнитные аномалии учтена? – его вопросы были точными и профессиональными. Он был не просто солдатом, он был грамотным офицером.

– Разумеется, – спокойно ответил Эстебан. – Мы учитываем флуктуации до седьмого порядка.

Кейн кивнул и двинулся дальше, к Войтеку.

– Акустический профиль? Вы пытаетесь заглушить шум или войти в резонанс? Войтек, удивлённый глубиной вопроса, поднял глаза на капитана.

– Мы… пытаемся понять его синтаксис, – честно ответил он. Кейн замер на секунду, а затем на его губах появилась тень усмешки – первой эмоции, помимо гнева и холода.

– Интересный подход. – Он снова посмотрел на Брахму. Во взгляде промелькнуло то самое уважение, которое он испытывал на Фолиуме. Уважение к профессионалу. И это, казалось, тут же разозлило его ещё больше.

Он дошёл до рампы своего челнока и обернулся.

– Я буду наблюдать, Брахма. С хребта всё прекрасно видно. И помните: я не Стрегов, меня не обмануть красивыми словами, и не Гаэтано – я не промахнусь. Я жду вашего провала.

С этими словами он поднялся в челнок. Рампа закрылась, грави-двигатели взревели, и через мгновение серый корабль взмыл в небо и скрылся за скалами.

На площадке снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием оборудования.

– Ну и фрукт, – выдохнул Харви. – Так и хочется ему гаечным ключом по этому блестящему шлему съездить.

– Он ненавидит тебя, босс, это очевидно, – тихо сказала Герда. – Но я не уверена, что он ненавидит тебя больше, чем самого себя.

Брахма молчал. Он смотрел на хребет, где теперь засел его персональный судья и палач. Он был зажат между молотом корпоративной жадности и наковальней имперского правосудия. И оба были готовы раздавить его при первой же возможности.

Конфликт с Кейном был самым болезненным. Это была не просто угроза. Это было напоминание о том, кем он был и что он потерял. И теперь, чтобы выжить и завершить эту миссию, ему придётся доказать свою правоту не словами, в которые Кейн не верил, а делами. Идеально выполненной работой.

Он обернулся к команде.

– За работу. Теперь у нас есть зрители. Давайте покажем им шоу.

Но в душе он понимал: это не шоу. Это суд. И каждое его действие, каждый расчёт, каждая установленная балка будут либо шагом к оправданию, либо последним гвоздём в крышку его гроба.

Глава 5

День начался с обманчивой тишины. Фиолетовый рассвет уступил место яркому, почти белому свету полуденного светила. Озеро Лехия казалось спящим. Его молочно-голубая поверхность была гладкой, как полированный обсидиан, и только лёгкая, едва заметная пульсация тумана над водой выдавала скрытую в глубине мощь.

На краю плато и на воде кипела работа. Команда Брахмы действовала энергично и слаженно, словно танцевальная труппа, исполнявшая десятки раз отработанный номер.

Харви и Амен-анх, разместившись на небольшой платформе, покачивающейся на глади озера, закончили монтаж буровой установки – не промышленного монстра, а компактного, высокоточного геологоразведочного зонда. Его задачей было не бурение скважины, а деликатное проникновение к донным породам для взятия керна и установки сейсмических датчиков. Первый, осторожное прикосновение, чтобы измерить пульс пациента, прежде чем приступать к операции.

Египтянин следил за герметичностью крепления, а чуть поодаль Войтек с помощью акустических приборов «забрасывал взгляд» вглубь озёрной пелены.

– Давление в гидравлике – норма. Энергоснабжение – стабильно. Нейроинтерфейс откликается, – доложил Харви, похлопав ладонью по серебристому корпусу зонда. – Эта малышка готова прогрызть себе дорогу хоть в ад и обратно.

Денис, окружённый мерцающими голоэкранами, дал подтверждение со своей станции:

– Рой «светляков» на позициях. Создаю трёхмерную карту поля в реальном времени. Пока всё тихо, шеф. Скучно, как на лекции по аграрному праву.

В командном отсеке мобильно-полевой станции Герда выискивала колебания в системе биосенсоров экипажа и проверяла аптечный блок:

– Автоматическая аутодоза для экстренных инъекций уже готова. Давление у всех в норме, но в крови у команды гуляет коктейль из стресса и адреналина, – негромко отметила девушка.

Эстебан перевёл генератор на максимальный автономный режим: он контролировал поток между питающим контуром платформы и внешней защитной решёткой, готовый перехватить потоки и перебросить резерв на магнитный захват.

– При малейшем сбое мой программный «рубильник» отключит любую отказавшую часть системы за долю секунды.

Брахма был на берегу, в центре, словно нервный узел всей операции. Он наблюдал не только за схемами и действиями своих людей, но и за пробегающим напряжением во взглядах. План был выверен, но риски просчитать было невозможно, потому внутреннее напряжение не отпускало. Он чувствовал себя человеком, который собирается постучать в дверь дома, зная, что за ней ждёт нечто огромное и непредсказуемое.

– Войтек, что по акустике? – спросил он в комм.

– Тишина, Брахма, – ответил голос механика. – Абсолютная, противоестественная тишина. Ни фонового шума, ни сейсмической активности. Словно всё озеро затаило дыхание.

Эта фраза заставила Брахму поежиться. «Затаило дыхание». Именно это он и чувствовал.

– Начинаем, – отдал он приказ. – Погружение на минимальной скорости. Харви, контроль на тебе. Денис, пиши всё. Каждый байт. Герда, будь наготове.

Манипулятор, похожий на лапу гигантского насекомого, плавно поднял зонд и начал опускать его в молочную воду. Зонд вошёл в озеро без всплеска, словно погружался в густой кисель. На экранах Дениса побежали строчки телеметрии.

– Десять метров… двадцать… пятьдесят… Температура стабильна, давление растёт в пределах нормы. Электромагнитный фон… тот же, – комментировал Денис. – Сто метров. Камеры показывают только мутную взвесь. Видимость – ноль.

Герда поморщила лоб – минимальные колебания ритма зрачков у Харви, лёгкая тахикардия у Амен-анха. Аудиосвязь на редкость чёткая, но в голосах живо слышалось не молчание, а словно сдавленное эхо растущей тревоги. Эстебан отслеживал нагрузку, перераспределяя аварийный резерв на платформу и «вмораживая» в неё «подушку безопасности» на случай энергетического всплеска.

Платформа слегка задрожала, но это была не техника – ритм самого озера будто пробежал по металлу.

– Касание дна, – зафиксировал Харви. – Всё как по учебнику.

– Продолжаем, – бросил Брахма.

На хребте, в прохладном полумраке мобильного командного пункта, капитан Кейн смотрел на ту же самую картину, но через призму имперских тактических дисплеев. Рядом стоял Ким – молчаливо и неподвижно, но Айрат чувствовал его волнение.

– Они действуют предельно осторожно, сэр, – доложил Ким. – Никаких нарушений Эдикта. Пока.

– Осторожность – маска для некомпетентности или хитрости, сержант, – холодно ответил Кейн, не отрывая взгляда от экрана, где точка, обозначавшая зонд, медленно ползла вглубь. – Торецкий не бывает просто осторожным. Он что-то задумал. Жди.

Кейн чувствовал себя странно. Часть его, верный солдат Империи, жаждала провала Брахмы. Это подтвердило бы его вину, оправдало бы приказ и уняло бы зудящее сомнение. Но другая часть, человек, обязанный Торецкому жизнью, с профессиональным интересом наблюдала за слаженной работой команды. Это была не отработка протокола наёмниками, а труд элитного подразделения.

Корнелий Стрегов, прохаживаясь вдоль мониторов в своём сверкающем, стерильном офисе, смотрел на ту же трансляцию с нетерпением. Для него это были не люди и не загадки природы. Это были цифры. Цифры на счету, утекающие с каждой секундой промедления.

– Что они тянут? – прорычал он в пустоту. – Детские игры. Прощупывание. Нам нужен родий, а не образцы ила! Предыдущая команда тоже начинала с «осторожности». Их платформы до сих пор ржавеют на дне.

Он барабанил пальцами по столу, его бесцветные глаза были прикованы к точке на карте. Он ждал. Но не открытий. Он ждал повода, чтобы применить силу.

– До дна пятнадцать метров… десять… пять… – голос Дениса стал напряжённым. – Касание. Есть касание дна. Глубина – 347 метров. Дно илистое, мягкое.

Наступила пауза. Ничего не происходило. Команда перевела дух.

– Кажется, получается, – выдохнул Харви.

– Запускай микробур, – сказал Брахма. – Нам нужен керн. Осторожно.

В тот момент, когда бур на конце зонда, начав вращение, коснулся донного ила, всё изменилось.

Это не было похоже на землетрясение или взрыв. Это было словно пробуждение. Тишина, которую засёк Войтек, взорвалась. Но не звуком.

Первым отказал гравиметр. Его шкала метнулась в красную зону и погасла. Затем воздух вокруг них загустел. Стало трудно дышать. Пульсирующая дымка над озером вспыхнула ярким, болезненно-фиолетовым светом.

– Шеф! Гравитационная аномалия! – закричал Денис, пытаясь удержать равновесие. – Прямо под буром! Плотность поля растёт по экспоненте!

– Что делать, босс?! – завопил Харви. – Бурить?! Выходить?! Что?!

Артём скрипнул зубами. Он чувствовал приближение катастрофы, но не знал, как на неё реагировать. Нужно было понимание. Ему нужно было видение.

Словно в ответ на его отчаяние, в комме возник голос Амен-анха:

– Босс! Не управляй! Начни слушать! Тишина внутри тебя!

Да, египтянин очень вовремя подправил ход его мыслей. Умение гасить беспокойную работу сознания было знакомо Торецкому. Это навык любого профессионального сапёра. Без него невозможно совершить тонкие манипуляции с миной, которая способна превратить в пыль бронированную машину поддержки пехоты.

Вдох. Сердце, колотившееся рвущейся птицей, замерло, превратившись в холодный камень. Выдох – глубокий и беззвучный. Подрагивающие пальцы обрели твёрдость скальпеля. Взгляд стал ясным и чётким.

И тогда Брахма увидел это.

Мир для него замер. Шум, крики, вой сирен – всё отошло на задний план, превратившись в размытый фон. Его зрение, дар, полученный в бреду клинической смерти на Фолиуме, включилось на полную мощность.

Он перестал видеть молочную воду, илистое дно, плато и горы. Вместо этого перед его мысленным взором развернулась невероятная картина. Озеро было не просто водоёмом. Оно было гигантским, сложным организмом, пронизанным сияющей сетью энергетических линий, похожих на нейронную сеть мозга или корневую систему исполинского дерева. Эти линии, очевидно, тонкие и тусклые в спокойном состоянии, сейчас полыхали яростным, слепящим светом.

Он увидел, как их зонд, их крошечная игла, вонзился не в ил, а в один из центральных нервных узлов этой системы. И он увидел ответ. Увидел, как от точки касания по всей сети метнулся сигнал тревоги. Тысячи светящихся нитей со всего дна озера сошлись в одну точку, накапливая энергию. Он видел, как дно под зондом начало… сжиматься. Не физически, а энергетически. Оно концентрировало силу для одного, сокрушительного удара.

Это была не слепая ярость стихии. Это была целенаправленная, хирургически точная защитная реакция.

– Оно живое… – выдохнул Брахма, возвращаясь в реальность. Картина исчезла, но знание осталось.