Виола Редж: Серебро королевы зимы

ГЛАВА 1

– Здравствуйте, Илва. Меня зовут Олаф Свейделин, я увидел вашу фотографию и решил вас найти.

Вот так сразу? Ни тебе «диса Хальвардсон», ни «ваш номер артефакта мне дала ваша многоуважаемая матушка»? Похоже, выходной день безнадёжно испорчен.

– По какому делу вы мне звоните? – вежливо и холодно, чтоб понял – соблюдай дистанцию, ответила я.

– По делу знакомства с вами, – нагло усмехнулся незнакомец.

– Простите, возможно вы – сын дье Свейделина из мануфактуры «Свейделин»? Нет? – скорее почувствовала, чем услышала его ответ я. – Или вы дье Свейделин, который заказал рекламу термоносков своей бабушки? Тоже нет?

– Нет, – явно веселились на той стороне.

– Тогда вы, наверное, тот дье Свейделин, с сыном которого занимается моя тётушка Дагмара? – продолжила я допрос по-прежнему вежливо, хотя внутри уже всё клокотало.

– Нет. Я – Олаф Свейделин, – ответил он с ударением на имени.

Можно подумать, в королевстве мало Олафов Свейделинов. Даже знаменитость, ледяной маг и путешественник, открывший подгорный тоннель ниссе в одной из пещер Великанской Гряды – и тот Олаф Свейделин!

– Вы поразили моё воображение, Илва, а это, поверьте, сделать не так-то легко, – продолжал свою речь неизвестный Олаф Свейделин. – Скажите, могу я прислать вам связной зеркальный артефакт?

Я так оторопела, что брякнула «зачем», вместо того, чтобы послать его сразу – далеко и насовсем.

– Понимаете, – проникновенно сказал незнакомец, – мне страшно интересно, похожи ли живая вы на свою фотографию. Мне кажется, я влюбился.

– Очень лестно, – ледяным тоном ответила я. – Ценю ваше внимание, но больше не звоните!

Сбросив вызов с артефакта, я обвела невидящим взглядом свою комнату и вскочила с криком «Мама, ты снова за своё». Диса Мия Хальвардсон в это время разбирала гирлянду «волшебных огоньков», которую только что достала из коробки (в нашей семье к Йолю готовились загодя), и так категорично отрицала новую попытку сватовства, что я поверила.

– Конечно, о внуках я мечтаю по-прежнему, – заявила она, – но после скандала, который ты закатила при знакомстве с сыном дисы Фриссон, лезть в ту же яму не стану.

– Может, это тётя Дагмара? – тут же нашла новую жертву я. – Почему меня нельзя оставить в покое?!

– Так тебе уж почти двадцать четыре, – напомнила мама, будто я могла бы это забыть. – Вот я в твои годы…

Началось. Я знала наизусть, что в мои годы она уже была замужем за папой, дважды матерью и заслуженной домохозяйкой. Конечно, мне тоже повезло: после университета не каждый может устроиться и два года проработать в редакции «Столичной сплетницы» – самой модной газеты Арнстона. Но мама почему-то не считает это достижением. Вот Айварс после учёбы вообще уехал в экспедицию и торчит там второй год, но ему можно, он же мальчик. А мне, по мнению всех родственниц и даже Агнетты, нужно срочно замуж, потому что бабий век, видите ли, короток.

– Это не значит, что можно давать мои фотографии и контакты всяким посторонним дье! – рявкнула я в ответ и стала набирать тётке Дагмаре.

Та первым делом спросила, отчего я так кричу. А как тут не кричать, если каждый посторонний Олаф Свейделин может связаться со мной по личному артефакту? Ладно бы по рабочему, его в редакции не скрывают. Но про мой личный артефакт знало не так много людей. И эти люди по странному стечению обстоятельств были исключительно моими родственниками.

– Ох ты ж горе наше, да радоваться надо, что этот Свейделин красоту такую по фото разглядел, – я прямо увидела, как тётка, прижав к уху артефакт, всплёскивает руками. – И, кстати, папашу моего ученика звать Нейл.

– Теперь и к внешности будете придираться? – заорала я ещё громче, всё же отметив для себя, что тётка с Олафом С. не знакома.

– Да кто придирается? – удивилась она. – Ты же у нас красотка из модного журнала.

– Из модной газеты, – механически поправила я и попрощалась с тёткой Дагмарой.

Чуть не пыхтя от негодования, набрала другой тётке – Лисбет. Строго говоря, тётка она была двоюродная, но мы в семье общались запросто.

– Никому я твой контакт не давала, – сразу объявила та. – И ни с каким Свейделином не знакома. Лучше скажи, как у тебя дела на работе.

Тётка Лисбет была преданной многолетней читательницей «Столичной сплетницы» и страшно гордилась тем, что меня взяли в редакцию сразу после учёбы. Хвастала напропалую, что её племяшка не кто-нибудь, а репортёр лучшей модной газеты Арнстона, да что там, всего королевства.

– Я тебе потом расскажу, – пообещала я. – Сейчас настроение кровожадное: буду дальше выяснять, кто меня так невзлюбил.

– Точно не я, – хмыкнула тётка, – родителям привет, – и отключилась.

– Да что ж ты так раскипятилась, – вздохнула мама, доставая из коробки другую гирлянду. – Разве плохо, что молодой человек влюбился в твою фотографию настолько, что решил познакомиться лично?

– Кто ему мешал, – буркнула я. – Можно лично подойти на улице или ещё где, я бы так же его отшила.

– А может, – не сдавалась мама, – он из другого города?

– Скажи ещё, из другой страны, – я подошла и стала помогать разбирать спутавшиеся от долгого лежания нити. – Но дело даже не в этом. Дело в том, что мне такой вот влюбчивый зачем?

– Ох, – вздохнула мама, – ну в кого ты такая упёртая, Илва?

– В папу, – гордо ответила я.

Обычно эти слова тут же прекращали любые дебаты, потому что папа у меня – замечательный. Добрый, умный, самый-самый! А ещё он преподаёт высшую математику, поэтому часто бывает немного рассеянным. Иногда мне кажется, что в его голове столько цифр и разных формул, что они мешают всему остальному. Зато Гюнтер Хальвардсон стал самым молодым профессором за всю историю – в тридцать два года.

Но сегодня маму было не остановить.

– Да где он был бы, твой папа, если бы не я? – задала она вопрос, на который мне не нужно было отвечать. – Разве стал бы он таким учёным, если бы не жена, которая каждый день варила ему суп, стирала носки и твердила – Гюнтер, ты самый умный?

В этот момент дверь из папиного кабинета приоткрылась, и оттуда донеслось:

– Конечно, я самый умный. Я ведь женился на тебе, Мия.

Мама самодовольно улыбнулась, будто говоря мне «вот видишь».

– Папа, ты давал кому-нибудь номер моего артефакта? – крикнула я в образовавшуюся щель.

– Кому? – удивился он. – Не припоминаю.

Из старшего поколения остались неопрошенными только бабушка с дедушкой, но дедушка Хальвардсон называл связной артефакт порожденьем злобной магии, а бабуля постоянно забывала не то что номер артефакта, номер своего дома, так что я очень сомневалась в причастности обоих.

Кузенов Дирка, Ульвара и Торни, как и Айварса, можно было исключить из-за полного отсутствия интереса к моему предполагаемому замужеству, кузин Эльгу и Рунфрид – по причине малолетства, так что оставалась только Агнетта, дочь тётки Дагмары. Но говорить с Агнеттой при родителях как-то не хотелось. К тому же жила она неподалёку, так что я решила прогуляться.

Сегодня на Арнстон обрушилась зима с по-настоящему крепким морозом, а не тот непонятный снег, который красиво кружился в воздухе, но обращался в грязь, едва коснувшись мостовой. Город засыпало так, что улицы чистили не дворники, а специальное заклинание – только после него остаётся такой ровный след, а сугробы по обочинам сохраняют белизну, даже если посыпать их угольной пылью.

Занимались таким обычно ледяные маги, которых при нашем климате ценили и уважали все. Мне же, магии вовсе не имевшей, казалось, что всю жизнь заниматься чисткой улиц да созданием летних катков – самое скучное, что может только быть. Правда, некоторые ещё строили ледяные дворцы, но с такими я знакома пока не была.

Сейчас снег прекратился, а по небу плыли рваные серые тучи, похожие на клочья кошачьей шерсти. Но если поднять голову и присмотреться, можно было заметить другой слой – белых, волнистых и лёгких, как перышки, облаков. Они летели намного выше серых туч, а ещё там, высоко-высоко, проглядывала чистая голубизна, дарящая надежду на пару или даже тройку хороших деньков. В эту пору хорошая погода – редкая гостья, так что на улицу высыпали и дети, и взрослые.

Пока я здоровалась со всеми знакомыми, глазела на небо и огибала припаркованные у домов снегомобили, кровожадность куда-то улетучилась, так что когда я встретила Агнетту с детьми (Сигрид в коляске, Ульрик в снегу по самые уши), просто спросила:

– Вы из дома или домой?

Оказалось, что дети уже нагулялись, и Агнетта позвала меня на обед.

– Рольф на рыбалке, свекровь уехала к золовке, у няни выходной, так что я буду очень рада твоей помощи, – сообщила она.

Рольф, её муж, был заядлым рыбаком, и если кто-то скажет, что между Семхайном и Йолем рыба не ловится, ему придётся съесть свои слова вместе со свежайшим лососем, который не переводился на столе кузины.

Конечно, я помогла Агнетте со спиногрызами, мы в четыре руки переодели Ульрика в сухое и домашнее, накормили его супом, а Сигрид мясным пюре и уложили детей в кроватки.

Вот тут, за чашкой чая и имбирными пряниками, я и потребовала у Агнетты ответ, какому Олафу Свейделину она дала мой номер артефакта, предварительно показав фотографию.

– Да никакому! – ответила она с негодованием кошки, застуканной возле банки со сметаной. – Когда мне? Я и людей-то вижу только на улице во время прогулки. Сигрид ещё малышка, на приёмы мы с Рольфом не ходим, из гостей у нас только ты и другие родственники. Так скажи, когда я должна заниматься отбором Олафов Свейделинов?

Я вынужденно согласилась и подумала, что последняя ниточка моего расследования оборвалась.

– А что? – уточнила родственница, умяв третий пряник. – Что он сказал-то?

Пришлось в лицах пересказывать нашу беседу по артефакту.

– Ой, – прервала меня Агнетта, – а может, это тот самый? Который лазил на Великанскую Гряду? Вот было б романтично!

– Ты – мать двоих детей, – буркнула я, – и ещё что-то лепечешь про романтику? Где я и где тот знаменитый путешественник!

– Ну а чего? – ничуть не обиделась кузина. – Вот представь, он, весь такой заросший, в бороде по уши, на далёкой горной гряде, случайно увидел твою фотографию.

– Как? – возмутилась я.

– А например так: в его лагерь пришёл местный житель с провиантом, и какая-нибудь лепешка оказалась завёрнута в газету «Столичная сплетница». И когда Олаф мужественными заскорузлыми пальцами выковыривал лепёшку, случайно разглядел твоё лицо.

Личико самой Агнетты при этих словах сделалось настолько мечтательным, что я не стала разубеждать её и говорить, что ни одной моей фотографии никогда не печатали в «Столичной сплетнице». Тем более что это и неправда. Однажды это случилось, когда чисто случайно мне отдали задание Хенрики пойти на открытие новой модной лавки на Сервальниссе (та, кажется, болела или просто не явилась в редакцию, а потом страшно на меня злилась). Но фото было маленьким, да и на газетной бумаге, если в неё заворачивали лепёшку или какую другую еду, рассмотреть что-либо не смог бы никакой путешественник.

– Но вообще, – кузина наконец-то вернулась со своих романтических небес на землю, – я поспрашиваю Рольфа. Мне кажется, он как-то говорил, что кто-то из его друзей знаком с Олафом Свейделином.

– Не вздумай! – рявкнула я. – Агнетта! Если я узнаю…

– Тихо, детей разбудишь, – прошипела кузина. – Ну а что? Вот было бы здорово породниться со знаменитостью.

– Агнетта! – проорала я шёпотом. – Я не собираюсь замуж, у меня в карьере амбиции!

– Да всё у тебя в карьере прекрасно, – возразила она категорично. – Взять хоть твой опросник «Серебро или золото», это ж прямо хит!