Бежал я не меньше получаса по пыльной дороге, усеянной мусором. Затем началась белая плитка, за которой ухаживали рабы с метлами. Мы оказались в престижном районе города, где совсем не было никаких торговых лавок и праздношатающегося люда. Все, кто мне встретился, были одеты в благородные накидки. Они степенно прохаживались пешком, ведя на ошейнике животных или рабов. Многие катались на открытых повозках, менее роскошных, чем та, к которой я был прикован.

Кортеж остановился у стен кремового цвета с массивными деревянными воротами. Кучер прокричал что-то неразборчивое, и ворота пришли в движение. Отворились нараспашку, открыв взору оазис из зеленых растений и фонтанов. «Кони» зацокали копытами по мраморной плитке, которой были выложены дорожки внутри поместья.

Ко мне подбежали суетливые рабы. Один почти такой же, как мы, только с лиловой кожей и вытянутыми глазами, словно ему стянули кожу к макушке. Второй вообще очень странный, такой человек, похожий на куст без листьев и с шишкообразной головой, напоминающей нарост. Он быстро справился с замком моего ошейника. Лиловый кивнул в сторону палатки в конце большого двора.

– Там твое место. Иди обживайся, – приказал он.

Воистину, раб мечтает не о свободе, а о том, чтобы иметь своих рабов. Чего бы ему сразу не показать расположение к человеку, попавшему в трудную ситуацию? Мне нестерпимо захотелось взять и прямо у него на глазах уйти отсюда, показав, что человек – свободное существо. Пришлось сдержаться, надеясь, что потом Антош мне объяснит, чего ради я терпел эти издевательства.

Я пошел в сторону палатки, но после того, как человек-куст больно поддал мне под зад своими корявыми отростками, побежал. Наверное, здесь как в армии: идущий пешком раб вызывал подозрение. Набегался я в этот день знатно. Внутри палатки стояла настоящая жара. Воздух, несмотря на поднятые стены, почти не двигался, а солнце нещадно раскаляло ткань.

– Этого отмыть, покормить, дать отдохнуть, чтобы вечером он был готов к работе, – приказал лиловый двум пожилым женщинам.

– Какой? – хриплым голосом спросила одна из них.

– Осеменителем, – ответил тот.

Мне показалось, что в его голосе прозвучала зависть. Работа, конечно, не самая плохая, но если ее не избежать, хотелось бы иметь – в прямом и переносном смысле – определенный эстетический уровень рабочего инструмента. Правда, я был уверен, что до этого не дойдет и змей уже где-то рядом.

Лиловый ушел. Я решил прояснить ситуацию у женщин, стирающих белье.

– А не подскажете, что это за место?

– Место как место, что конкретно тебя интересует? – спросила рабыня, выглядевшая чуть помоложе.

– Чем занимается госпожа? Разводит людей, похожих на нас?

Обе дамы засмеялись.

– На кой мы ей сдались? У нее детский дом. Она воспитывает брошенных детей в духе преданности ей, а затем, когда они вырастают, сует их на важные должности, чтобы всегда держаться при власти.

Кажется, мне стал понятен план змея.

Глава 5

– Раздевайся и полезай в корыто, – приказала мне пожилая рабыня.

– Отвернитесь, – попросил я смущенно.

– Ты раб. Тебе не пристало стесняться, унижение – это твое нормальное состояние. Снимай одежду, я сама буду мыть тебя, потому что ты схалтуришь. Если женщины пожалуются на твой запах, попадет всем.

Я сделался пунцовым и не решался при них снимать штаны. А еще у меня был спрятан под ними пистолет, который вызвал бы много вопросов, а возможно, и панику. Ситуация казалась безвыходной, поэтому я решил положить конец этому идиотскому представлению.

– Слушайте меня внимательно, дамы. Я никакой не раб. Я такой же иномирец, как и ваши рабовладельцы. Я спокойно хожу по мирам, куда захочу. У меня украли сына, и есть подозрение, что он находится где-то в этом городе, а возможно, и в этом доме. – Я посмотрел на женщин, чтобы оценить, какой эффект произвела на них моя речь.

– Ты болтун. Они не воруют чужих детей, – отрезала старшая.

– Дело в том, что мы с женой нашли своего сына брошенным младенцем. Он их вида. Его зовут Дарик, и ему около семи лет. Не слышали, случайно?

– Таких имен у господ не бывает, – ответила младшая. – И вообще, с какой стати они начнут нам рассказывать о своих делах?

– Дамы, девчата, я был бы признателен вам, если бы вы помогли мне узнать, не появился ли недавно в доме мальчик такого же возраста, как наш сын. В качестве награды мы вернем вас домой. Как вам такое предложение? – Я ждал, что они сейчас кинутся мне на шею от счастья.

Но их колебания и сомнения разочаровали меня.

– Нас за любопытство могут и выпороть, – признала старшая. – Зачем нам влезать в чужие проблемы?

– Какие проблемы, если вы свалите отсюда навсегда? – чуть ли не закричал я от негодования.

– Они смогут снова прийти за нами, – пояснила вторая. – И не факт, что ты говоришь правду. Вдруг ты провокатор, который решил проверить послушание рабов?

– Вы, наверное, очень давно тут находитесь, раз слово «свобода» вам кажется пустым звуком.

– Быть рабом – это тоже свобода. У нас совсем немного обязанностей и есть полная определенность в будущем. Свобода в твоем представлении больше похожа на суматошные попытки достигнуть вечно меняющейся цели. Здесь все спокойно, если не пытаться лезть куда не следует. Я по-своему счастлива, – философски ответила на мой укор старшая рабыня.

– Значит, не поможете? – догадался я.

– Полезай в корыто, или мы позовем Едигоя! – пригрозила старшая.

– Мне плевать на вашего Едигоя и на всех остальных. Я и так уже натерпелся сегодня, бегая на цепи за каретой. Скажите, где находится здание, в котором воспитываются найденные дети.

– И даже не думай. Там вооруженная охрана. И вообще ты нам надоел. Ты прыткий, как все новенькие рабы. Едигой сейчас вставит тебе ума. Едиго-о-ой! – закричала старшая.

Человеком с этим именем оказался тот самый лиловый тип, появившийся почти сразу, словно ждал поблизости, когда его позовут. Взгляд его растянутых глаз не предвещал ничего хорошего. Безусловно, Едигой любил часть работы, связанную с наказанием ослушавшихся.

– Что у вас? – спросил он, не сводя с меня глаз.

– Этот бездельник несет всякую околесицу и не хочет мыться. Соврал нам, что он умеет ходить по мирам, как наши господа. Преподай ему урок, а то нам скоро сдавать его на работу, – пояснила старшая. – Но не попорть ему тело, иначе мамочки будут недовольны.

Едигой уже вынул из штанины тонкий прутик и теперь с большим сожалением убрал его назад. Он подошел и грозно навис надо мной. Ухватил меня за руку и вывернул ее, чтобы сделать больно.

– Сломаю, если не поймешь с первого раза, – пообещал он.

Я не люблю насилия, особенно над собой. Лиловый сам виноват в том, что распустил руки. Мы с ним перенеслись в зимний мир. Чистое ледяное пространство, продуваемое ветром. Едигой отпрянул от меня испуганно и завертел головой.

– Это правда? Ты такой же, как они?

– Совсем не такой. Я никогда не творю беззакония, скрываясь в других мирах. Разве что сейчас, но только потому, что ты идиот. У меня огромное желание бросить тебя здесь и вернуться в поместье.

– Не надо. Не бросай. Я не переношу холод. В моем родном мире не бывает холода. Я быстро погибну тут, – залепетал лиловый.

– Как ты не ценишь жизнь другого человека, так и я не буду ценить твою. Ты же раб, ты дешевка, не человек, только инструмент своего хозяина. Твоя смерть в этом мире станет логическим завершением никчемной жизни.

– Простите меня, я же не знал, что вы такой же, как господа. Вы же совсем не похожи на них, вот я и попутался. – Лиловый упал на колени. – Верните меня назад и просите что угодно.

– Ты не слышал: не попадал ли в ваш интернат ребенок около недели назад? Мальчик, примерно семи лет.

– Мальчик? – Едигой удивленно посмотрел на меня. – А вам зачем?

– Твое дело – ответить на мой вопрос.

– Так, погодите, дайте вспомнить. – Он обхватил себя руками, защищаясь от ветра. – Да, был такой. Психованный, кричал, кидался драться с воспитателями. Кажется, его высекли. А больше я про него не слышал. У госпожи в доме, если только прислуга не врет, есть двери, через которые можно попасть в совсем другой мир. Говорят, воспитанники ими пользуются во время обучения, потому что их учителя сами не умеют такого. Но это, господин, только слухи, которые я не могу проверить. – У Едигоя затряслись губы.

Хотелось сказать, что от холода они стали фиолетовыми, но они были такими и до этого. Мне почему-то подумалось, что эволюция в их мире скрестила человека-примата со свеклой. Под шубой он смотрелся бы органичнее, чем в легкой одежде на морозе. Рассказ Едигоя показался мне правдивым и подтверждающим, что Дарик находился в поместье именно этой аристократки. Я подошел к корчившемуся в трясучке рабу, взял его за руку и вернулся в палатку.

Изумленные рабыни подскочили, испуганно вжавшись в угол палатки. Едигоя продолжало трясти.

– Теперь вы мне верите? – поинтересовался я у женщин.

– Да, господин, – ответили они в один голос.

– Я вам не господин. Зовите меня Жорж.

– Да, господин Жорж.

– Ой, ну вас! – отмахнулся я. – Как мне попасть в интернат, не вызывая подозрений? Хитрить не советую, ваш коллега объяснит почему. – Я кивнул на рассопливившегося после мороза Едигоя.

Тот коротким кивком подтвердил мои слова.

– Там охрана из благородных. Они вас ни за что не пропустят, – выговорил он, стуча зубами.

– Посоветуйте, как попасть в дом, минуя их. Не думаю, что у вас тут военное положение, чтобы досматривать всех подряд с невозможным пристрастием.

– А вы сдержите слово, что вызволите нас из рабства? – поинтересовалась младшая рабыня.

– Несомненно. Я вообще иногда халтурю в комитете по незаконному применению иномирских способностей. Так что вы являетесь моими потенциальными клиентами, а ваши господа – преступниками. Не сейчас, но когда-нибудь точно мы серьезно возьмемся за них. Ну, чем ты можешь помочь мне?

– Я провезу вас в чане с водой. Уборщиц никто не досматривает, – пояснила она, глядя мне прямо в глаза.

Она почувствовала реальный шанс выбраться отсюда и готова была рискнуть. Старшая рабыня бросила на нее недовольный взгляд. Она вполне могла испортить нам всю операцию. Я подошел к ней, взял за руку и вывел в чудесный мир с зеленой лужайкой. Вернулся и вывел туда же слабо сопротивляющегося Едигоя. Так мне стало намного спокойнее. Молодая рабыня испуганно спросила:

– Что вы с ними сделали?

– Отвел в другой мир, чтобы они не помешали тебе. Ты же видишь, им тут нравится больше, чем дома. Они не хотели, чтобы ты вернулась.

– Так и есть, господин Жорж. Хойла запрещала мне рассказывать о доме и даже думать о нем. Она сказала, что так мне будет легче принять свое положение.

– Забудь о них, как о страшном сне. Где этот чан с водой? Заодно помоюсь перед работой.

– Он в саду. – Она указала рукой. – Я развожу воду из колодца по домам госпожи.

– Идем скорее, пока меня не кинулись искать перевозбужденные инкубаторши. А в чан точно никто не заглянет? – Я боялся мочить пистолет.

– Не было такого ни разу.

– Отлично.

Мы покинули душную палатку и направились через сад, в котором росли плодовые деревья. В саду была организована капельная система орошения, эффективно использующая драгоценную в этих краях влагу. Подошли к колодцу, вокруг которого крутил колесо почти полностью голый раб. Он был настолько увлечен своим занятием, что не заметил нас.

– Он слепой, – шепнула рабыня. – Так у него не кружится голова.

– Его ослепили? – изумился я.

– Да.

– Я все слышу, – произнес человек. – Дайте мне глоток воды. Сегодня жутко жаркий день.

Рабыня спохватилась. Нашла кружку и набрала из глиняного чана воды. Подошла к мужчине и напоила его.

– Спасибо тебе, Мекла. Только у тебя доброе сердце. Я не узнаю голос мужчины.

– Это новенький. Только сегодня привели. Будет пока помогать мне.

– Рад, что у тебя появился помощник, но совсем не рад за вас, мужчина. Не лучшее место на земле.

– Ничего, привыкну, – ответил я. – А вы сами привыкли тут или домой тянет?