Надин Анина: Снегурочка по недоразумению

Глава 1

Телефон вибрировал так настойчиво, будто пытался выставить меня из кровати.

Я на ощупь вытянула руку, надеясь, что это будильник и его можно ударить чем-нибудь тяжелым.

Но нет – на экране мигало новое сообщение от хозяйки квартиры.

Отлично. Обычно хорошие новости и поздравления приходят от друзей, плохие – от ЖКХ. Но моя хозяйка уверенно заняла обе позиции.

«С нового месяца аренда +10 000. Рынок вырос. С наступающим!»

И, конечно, снежинка в конце. Как издевка.

Я несколько секунд лежала, уставившись в потолок, и пробовала дышать ровно.

Десять тысяч. За что? За те обои, что видели еще Брежнева? Или за батарею, которая шипит по ночам, будто общается с духами канализации?

Цифры бюджета в голове посыпались, как печенье, упавшее на пол. Зарплата – минус новая аренда – минус еда – минус проезд… Где-то там исчез пункт «даже не пытайся купить подарки».

Я вздохнула, села и, свесив ноги с кровати, попыталась собрать мысли. Надо написать подруге: она вчера исчезла у Ильи и не отвечала. Я хотела сообщить, что новогодний стол на мне, что мы еще ничего не купили: ни ингредиенты для оливье, ни мандарины, ни даже нормальные бокалы – прошлый Новый год закончился обидой на мебель и двумя разбитыми стеклянными «жертвами».

Я потянулась за телефоном, чтобы написать ей: «Ты когда будешь? Нам надо обсудить закупки», – но в этот момент пришло новое голосовое сообщение.

Подруга, самая счастливая на свете, вещала с интонацией победителя:

– Аленочка! Мы с Ильей помирились! Представляешь? Просто… ну мы поговорили, и все снова хорошо! Я к нему переезжаю. Да-да, прямо сегодня. И… хм… – Мила тихо хихикнула, – на Новый год мы поедем к его родителям. Ты же не обидишься? Ты что-нибудь придумаешь, правда? Люблююю!

На заднем плане что-то грохнуло – возможно, ее сумка, упавшая на совесть.

Я молча уставилась в экран.

Вот так просто.

Человек, с которым мы месяц обсуждали, что будем встречать праздник вдвоем, что никто нам не нужен, что купим кучу вкусной фигни и посмотрим фильмы… просто сказала: «Ты что-нибудь придумаешь».

– Придумаю, – прошептала я. – Например, как съесть эту снежинку от хозяйки вместе с остатками гордости.

Я сжала телефон, вздохнула. В груди копилось не раздражение, а усталость – вязкая, тяжелая, как декабрьская темнота за окном. Хотелось хотя бы одного спокойного утра, но, похоже, сегодня не тот день.

И, естественно, он только начинался.

Я встала, накинула халат и пошла умываться, надеясь смыть с лица хотя бы половину отчаяния. Вода была ледяной – как будто решила поддержать общую атмосферу дня. Отлично. Если кто-то и удивлялся, как Алена Погодина все еще не сорвалась в скорую эмоциональную эмиграцию, – вот вам ответ: я уже почти там.

Пока я пыталась привести себя в человеческий вид, мысли бегали быстрее меня.

Надо придумать, что делать с арендой.

Надо купить что-то к новогодней ночи, даже если встречать ее буду с телевизором и просроченными мандаринами.

Надо… надо перестать думать, что все наладится само.

Когда я выскочила из квартиры, времени оставалось… двадцать минут до начала рабочего дня. А маршрутка, естественно, уехала только что – как всегда, когда она мне нужна.

– Ладно. Бегом, – буркнула я себе под нос и припустила в сторону офиса, тряся бумажным стаканом с кофе как последней надеждой.

Надежда, правда, шлепала по стенкам стакана и угрожающе плескалась: просто попробуй меня разлить, и я окончательно уничтожу твой день.

До офиса оставалось метров сто, когда из-за угла вылетела черная машина, резко подрезав меня у самого входа. Я дернулась. Кофе, конечно же, выплеснулся на пальто. Горячее, липкое, пахнущее поражением.

Дверца машины открылась.

И из нее вышел Лев Зорин.

Мой начальник.

Мой личный будильник тревожности.

Мой ходячий напоминатель о том, что харизма может быть оружием массового поражения.

Он был все таким же безупречно собранным, словно только что вышел из рекламы дорогих часов: темное пальто, идеальная посадка, волосы в безукоризненном порядке, шаг уверенный и лениво-хищный. Даже в утреннем декабрьском сумраке он выглядел так, будто солнце светило исключительно для него.

Кстати, он и по знаку зодиака был Лев, что, в целом, многое объясняло.

Его взгляд скользнул по лужам, по снегу, по входной группе офиса… и аккуратно обошел меня, как будто я была частью пейзажа – крайне нежелательной.

– Погодина, – произнес он ровно, даже не задержавшись на мне взглядом. – Смотрите под ноги. Вы создаете помехи.

Помехи.

Я помехи?!

Не машина, не лужа, не его маневр.

А я с кофе, который медленно стекал по рукаву и остывал вместе с моим уважением к этому дню.

У меня перехватило дыхание не от злости даже – от бессилия произнести хоть одну приличную фразу. И еще от того, что, несмотря на все, он выглядел… черт бы его побрал… слишком хорошо для человека, который только что уничтожил мое утро.

Я посторонилась, чтобы не «создавать помех».

Он вошел в здание легкой, уверенной походкой мужчины, который привык, что мир подстраивается под него.

А я осталась с мокрым пальто, пустым стаканом и чувством, что Вселенная поставила мне двойку за сегодняшний день, еще до начала рабочего времени.

Вдох. Выдох. Шаг вперед.

В гардеробе я двигалась как робот: пальто сняла, повесила, пятно протерла – без толку. Темно-коричневый развод от кофе расползался, как дыра в моей самооценке. Салфетка только подчеркивала трагедию.

– Тяжелое утро? – спросила мимоходом бухгалтерша Светка, уже в пуховике, шапке и с довольным видом человека, который уйдет через двадцать секунд и никогда не узнает цену моей аренды.

Я что-то нечленораздельно промычала, и она исчезла.

Когда я дошла до своего стола, мир попытался сделать вид, что он обычный. Компьютер включился. Гирлянда на окне мигнула радостным зеленым. Коллеги где-то обсуждали корпоратив, шампанское, премии. Последнее слово больно ударило по нервам.

Я попыталась сосредоточиться, но пальцы дрожали.

– Погодина, – послышался голос секретарши, заглянувшей в кабинет. – Вас Зорин вызывает.

Конечно. Как же без этого.

Я поднялась, поправила волосы, выдохнула и пошла в его кабинет, чувствуя себя студенткой, которую сейчас отчитают за то, что она дышит неправильным воздухом.

Дверь была приоткрыта.

Он стоял у окна, спиной ко мне. Ровные плечи. Четкая линия силуэта. Мужчина, для которого зима – лишь эстетическое оформление его величества.

– Вы просили зайти? – произнесла я, стараясь звучать спокойно.

Он обернулся – и взглядом, холодным и точным, как лазерная указка, указал на пачку документов на столе.

– Годовой отчет, Погодина. – Тон ровный, без эмоций. – Он провален. Переделывайте сегодня.

Я моргнула.

– Но задержка была из-за отдела логистики, вы же…

– Мне все равно, кто виноват. – Голос, который даже не повышается, просто давит. – Итог в вашей зоне ответственности.

Он положил папку на стол, будто бросил перчатку.

– И еще. Премий в этом году не будет.

Я сглотнула.

– Вообще?

Он наклонил голову чуть в сторону – жест, который у него обычно значит: «я терплю человеческую глупость, но не слишком долго».

– Особенно вам.

Что-то медленно опустилось в мое внутреннее болото и утонуло там навсегда. Возможно, надежда. Возможно, вера в справедливость. Возможно, остатки кофе.

Я кивнула, потому что если бы попыталась сказать хоть слово, голос бы сорвался.

Развернулась, вышла и только в коридоре позволила себе выдохнуть слишком резко.

Вернулась за стол, открыла банковское приложение.

Проверила остаток.

Сравнила с поднятой арендой.

Сравнила с отсутствующей премией.

Сравнила с ценами на продукты, которые Мила обещала купить вместе, но теперь купит только для Ильи, потому что у них «все снова хорошо».

Стало ясно: я просто не вывезу.

Я сидела и смотрела перед собой, пока не почувствовала: если сейчас не встать, утону в собственных мыслях. Надо хотя бы попытаться. Надо поговорить. Надо попросить премию, аванс, что угодно. Это противно, это унизительно, но выбора у меня нет.

Офис стремительно пустел.

Кто-то кричал: «С наступающим! До следующего года!»

Кто-то издалека махнул мне рукой: «Алена, ты молодец, что остаешься!»

Да, молодец. Очень.

И вот когда коридор, наконец, стих, а гирлянды казались единственным источником жизни, я поднялась и пошла к его кабинету. Секретарь, конечно, уже ушла – у нее муж и ребенок. У всех что-то есть.

У меня, надеюсь, хоть немного смелости.

Я подошла к двери.

Постучала.

Тишина.

Постучала еще раз – чуть громче.

Ручка едва подалась.

И я, вдохнув так, будто ныряю под ледяную воду, толкнула дверь, осторожно заглянула внутрь…

И застыла.

На столе Зорина, прямо посреди идеально выверенного до сантиметра кабинета, сидела Снегурочка – в блестящем голубом мини, в белых сапогах до бедра, с пушистым капюшоном, съехавшим набок. Нога небрежно перекинута через край стола. Шампанское. Стразы. Улыбка для взрослых.

Она посмотрела на меня.

Я на нее.

И на долю секунды даже дыхание остановилось.

Что… это… такое?

Я дернулась, чтобы закрыть дверь и исчезнуть отсюда навсегда.

Но не успела.

Из глубины кабинета раздался спокойный голос Зорина:

– Погодина. Стой.

Глава 2

Снегурочка повернулась ко мне, как кошка, которую отвлекли от важного дела – например, от хищения праздничной колбасы.

– Эй, милая, – протянула она нараспев. – Тут занято.

Я открыла рот. Закрыла. Открыла снова.

Что происходит в моей жизни?

Я отступила назад, стремясь скорее захлопнуть дверь и стереть увиденное из памяти, но Зорин не сдавался:

– Погодина. Стой, говорю.

Этот тон я знала. Он не был злым. Он был… контролирующим. Безапелляционным. Тоном человека, который привык, что мир делает паузу, когда он говорит.

Я застыла, как человек, пойманный в ловушку из собственных решений и чужих бед.

Лев вышел из-за стола, точнее, из-за стола с блестящей Снегурочкой, что уже само по себе смотрелось сюрреалистично. Он выглядел так, будто факт наличия полуголой женщины на его рабочем месте – досадная, но поправимая техническая ошибка. Как будто у него не скандал в кабинете, а неверно составленный документ.

– Ты кто вообще? – раздраженно спросила Снегурочка у меня, приподняв бровь. – Новая? Или жена?

Я захлебнулась воздухом.

– Я… нет! Не жена! Я вообще… ухожу! Извините!

Я снова потянулась закрыть дверь, но Зорин уже стоял рядом.

– Погодина, зайдите.

– Нет! – вырвалось у меня. – Я… просто заглянула! Случайно! Вы были заняты, а я… я уйду. Даже не дышала тут, честно!

Он проигнорировал мою попытку исчезнуть. Повернулся к Снегурочке.

– Вы из агентства? – уточнил он ровным голосом.

– Ага, – девушка хрустнула пузырьком на стакане. – Вы же просили «праздничную, яркую, свободную». Вот я и пришла. Могу еще номер со стульчиком.

Лев взглянул на нее так, как люди смотрят на ошибку в счете – неприятно, но решаемо.

– Мне нужен человек, который может работать с детьми, – произнес он. – А не… это.

– С детьми? – она округлила глаза. – Я думала корпоратив! У меня тут вообще-то программа на восемнадцать плюс!

Я пискнула. Самым позорным, настоящим писком.

Потому что в моей голове мгновенно сложилась картина: маленькие дети – пусть даже чужие, хоть из соседнего офиса – и вот эта вот «программа» на столе.

В одном кадре.

Это был апокалипсис, украшенный мишурой.

– Нет, – резко сказал Лев Зорин. – Так не пойдет.

Он прошелся взглядом по комнате, потом по мне.