Надежда Соколова: Хозяйка заброшенного замка

Глава 1

– Агнесса! Агнесса, где ты, несносная девчонка?! Для кого я нанял учителя танцев?! – гремел под сводами каменной усадьбы голос моего старшего брата, Андреаса горт Антерсона.

Эхо раскатилось по резным дубовым панелям, смешиваясь с треском поленьев в огромном камине.

Темноволосая кареглазая девчушка десяти лет, уютно устроившаяся на мягком ворсистом ковре у моих ног, просительно посмотрела на меня. В её взгляде был немой укор за прерванную сказку о лесных духах.

Я только руками развела. Брат был в полном своем праве. Те старинные легенды и полузабытые баллады, которые я рассказывала Агнессе, были куда интереснее менуэтов, но вряд ли пригодились бы ей в свете. А вот танцы… Любая знатная девушка просто обязана уметь танцевать, чтобы в будущем привлечь выгодную партию. Моё же собственное умение водить хороводы с феями успело запылиться вместе со свадебным венцом, которого я так и не надела.

Так что когда Андреас, его шаги гулко отдаваясь по коридору, крикнул уже совсем близко:

– Ирен, Агнесса у тебя?

Я честно откликнулась:

– Да!

Ребенок обиженно надул губы, скрестив ручки на груди.

– Мне все равно пора ехать, – улыбнулась я, с легким стоном поднимаясь из глубокого кресла с потрескавшейся кожей. В суставах похрустывало – возраст давал о себе знать даже в тридцать пять. – Скоро совсем стемнеет. А дороги здесь, как ты знаешь, не очень хорошие, да и лесные твари с наступлением сумерек становятся смелее.

– Ну тетя Ирен, – просительно протянула Агнесса, хватая меня за рукав.

Я покачала головой, мягко высвободила рукав и подошла к тяжелой дубовой двери, украшенной скромным фамильным гербом. Открыла ее и буквально нос к носу столкнулась с русоволосым великаном, своим братом Андреасом. От него пахло морозным воздухом, конской сбруей и властью.

– Не ругай ее, – попросила я тихо, глядя куда-то в область его массивной серебряной пряжки на ремне. – Она скучала. Уроки, вышивка, снова уроки… Девочке нужна сказка.

Недовольное фырканье было мне ответом. Андреас посторонился, пропуская меня, и его взгляд, скользнув по моей немолодой уже фигуре и скромному шерстяному платью цвета увядшего вереска, словно говорил: «Тебе бы лучше о собственном замужестве думать, а не сказки детям рассказывать».

Я вышла в полутемный, продуваемый сквозняками коридор, где в нишах мерцали тусклые магические светильники – дешевые альтернативы факелам, – и направилась к главной лестнице. Не сомневаюсь, что Мира, жена Андреаса, слышала мои четкие, неспешные шаги по каменным плитам. Но не вышла меня провожать. Впрочем, оно и к лучшему. Мы с ней не ладили. Она, молодая и амбициозная, слишком любила командовать и наставлять, видя во мне печальный пример того, как можно «засидеться в девках». Я же, вкусившая относительной свободы самостоятельной жизни в родовом поместье, ненавидела подчиняться, особенно такой, как она.

Спустившись по широкой лестнице, я вышла в просторный, холодноватый холл, взяла у вертевшейся там служанки свою потрепанную, но добротную лисью шубейку, закуталась в нее, чувствуя, как от меха веет знакомым запахом нафталина и старого дерева, и открыла тяжелую дубовую входную дверь, окованную черным железом.

В лицо ударил ветер. Резкий, колючий, зимний, пахнущий дымом очагов и предчувствием снега. Хоть и не было еще белого покрова, но зима практически вошла в свои права, и в воздухе уже витал тот особый, леденящий звон.

Хорошо, что моя карета, хоть и потрескавшаяся на лакированных боках и лишенная каких-либо волшебных атрибутов, исправно ездила, а кучер, старик Якоб с седой, как иней, бородой, правил двумя неторопливыми, но выносливыми лошадями. Своим ходом, верхом или в повозке, я добиралась бы до своего дома часа два, не меньше, петляя по лесной дороге. И успела бы промерзнуть насквозь, да еще и рисковала встретить кого-то нежелательного в чаще.

Сейчас же я нырнула в услужливо открытую кучером дверцу кареты, уселась на потертое бархатное сидение, поправила складки платья и приготовилась ехать домой, в тишину своих комнат. Карета тронулась с мягким скрипом рессор, увозя меня от света, шума и чужих ожиданий в привычную, немножко грустную, но свою собственную жизнь.

Я ехала, покачиваясь и периодически подпрыгивая на ухабах лесной дороги, и глядя сквозь дремучий сумрак за окном, невольно вспоминала свою предыдущую, такую далекую и такую простую, земную жизнь. Там, на Земле, меня звали Ириной Андреевной Агаларской. Я работала библиотекарем в огромной, пахнущей пылью и старой бумагой городской библиотеке в обычном миллионнике, где за высокими окнами вечно гудел нескончаемый поток машин. Жила в скромной однушке в панельной высотке, доставшейся от умерших родителей, и дни мои текли тихо, размеренно и предсказуемо. Я не могла представить себя не только в магическом мире, но и вообще где-либо за пределами своего микрорайона, графика работы и маленького мирка, заполненного карточками каталогов и шелестом страниц. У меня не было близких подруг, жениха или заботливой родни. Я была предоставлена самой себе, и это меня, в общем-то, устраивало – до поры до времени.

А потом, однажды промозглой осенью, поскользнувшись на мокром от дождя тротуаре возле самого дома, я упала, ударилась виском о бордюр и… перенеслась сюда. Не в тело юной принцессы или могучей волшебницы, а в тело тридцатипятилетней старой девы, младшей сестры сурового графа Андреаса горт Антерсона. Моя новая жизнь началась с головокружения, странных воспоминаний в чужой голове и полного ощущения потерянности.

Из всего графского имущества у меня был только оставленный родителями в мое единоличное владение старый, наполовину заброшенный замок в глухой чаще Леса Теней – место мрачноватое, но свое. Ну и эта самая карета с парой неторопливых, костлявых лошадей. Брат, считая, что большего мне и не нужно, выделил мне из своих людей кучера, того самого старого Якоба, чья верность нашему дому была крепче камня, и служанку-повариху, наполовину орчиху-наполовину оборотницу по имени Ирма. Она, с её грубоватыми, сильными чертами лица, пронзительным желтым взглядом и умением одним рычанием усмирять лесных тварей, была существом пугающим для соседей, но для меня – единственной живой душой в моем новом доме, чья преданность не зависела от сплетен или моего неудачного социального статуса. Она была молчаливой, сильной и великолепно готовила дичь, которую сама же и добывала в окрестных лесах.

Так я и жила уже какую неделю, стараясь не думать о будущем. Да и какое, собственно, будущее, могло быть у старой девы без приданного? Вот то-то и оно…

Глава 2

Я добралась до дома затемно, когда густая мгла уже полностью поглотила лес, и лишь силуэты исполинских сосен чернели против чуть более светлого неба. Дом – вернее, старый замок – поднимался из темноты угрюмой громадой, его зубчатые стены терялись в верхнем мраке. Якоб высадил меня у крыльца главного входа, скрипучая дубовая дверца кареты отворилась с привычным стоном.

– Покойной ночи, госпожа, – хрипло проговорил старик, и его седая борода колыхнулась в свете единственного фонаря, укрепленного на стене у входа.

– Покойной ночи, Якоб. Спасибо.

Он кивнул, и карета с грохотом и скрипом двинулась в сторону низких каменных построек конюшни и каретного сарая, растворившись в тени от замка.

Я медленно поднялась по широким, слегка просевшим посередине каменным ступеням. Под ногами хрустел мелкий гравий и сухие иголки, занесенные ветром. Высокий магический фонарь, заключенный в кованую железную клетку, светил на стене слабым, неровным желтоватым сиянием, от которого дрожали беспокойные тени. Свет был тусклым, экономным – заряд кристалла, питавшего его, нужно было беречь.

Открыв массивную дверь, обитую с внутренней стороны потертым войлоком, я перешагнула высокий порог, вырезанный из темного дерева и протертый до гладкости поколениями ног. В холле, высоком и холодном, другой, более емкий фонарь, встроенный в люстру из оленьих рогов, отозвался на мое присутствие и загорелся ровным, теплым светом. Магия здесь была простая, домашняя, реагирующая на прикосновение к дверной ручке.

Сразу же из глубины коридора, ведущего в жилую часть замка, бесшумно появилась Ирма. Её невысокая, плотная, коренастая фигура в простом сером платье-мешке казалась неотъемлемой частью этих старых стен. Ей было примерно моих лет, но её полуорчья кровь и суровая жизнь наложили другой отпечаток: кожа была плотной, как дубленая кожа, широкое лицо с мощной челюстью и небольшими, острыми клыками, выглядывающими из-под губы, было изрезано морщинами-шрамами. Её глаза, желтые, как у совы, внимательно оглядели меня, оценивая усталость.

– Новости есть? – спросила я привычным полушепотом, сбрасывая с плеч потрепанную верхнюю одежду и подавая ей вместе с теплым платком.

Ирма покачала головой, коротко и резко. Её движения были экономными и точными.

– Никаких, госпожа. Всё тихо. Ловушки по периметру целы, сигналы не срабатывали.

Ну, и слава местным богам – если они, конечно, есть. Спокойная ночь. Все проще жить без новостей, которые в этом мире редко бывали добрыми.

Скинув тяжелые, промозглые снаружи, но уютные внутри сапоги на медвежьем меху, я в толстых шерстяных носках прошла по каменному полу в сторону кухни. Это была моя главная жилая комната – не парадный зал с огромным, вечно холодным камином, не мрачная библиотека, а именно кухня. Комната в дальнем конце первого этажа, закопченная веками, но бесконечно теплая и живая. Массивный очаг, сложенный из темного камня, занимал половину стены; в нем всегда тлели угли, готовые разгореться при первом же дуновении.

Я уселась на свой любимый дубовый стул с точеной спинкой возле небольшого слюдяного окна, за которым сейчас была лишь непроглядная чернота. Есть не хотелось – после визита к брату в горле стоял комок невысказанных слов. А вот чая горячего, крепкого, с дымком и травами, я выпила бы с наслаждением.

Ирма, словно читая мои мысли, а может, просто зная меня уже как облупленную, уже ставила на грубый дубовый стол возле меня тяжелый глиняный стакан в простом железном подстаканнике. Из него поднимался густой, ароматный пар, пахнущий иван-чаем, лесными ягодами и чем-то горьковатым, целебным. Рядом легла деревянная ложка и маленькая глиняная плошка с густым липовым медом – Ирма знала, что я люблю подсластить горечь. Всё это было сделано молча, без лишних движений, и в этой молчаливой предупредительности была настоящая, простая забота, которой мне так не хватало в обоих мирах.

Я допила чай до дна, чувствуя, как густой, согревающий напиток разливается теплом по усталому телу. Горечь трав смягчалась сладостью меда, но легкая терпкость оставалась на языке, как послевкусие этого долгого дня. Поставив тяжелый стакан в подстаканнике обратно на стол, я поймала себя на том, что просто сижу и смотрю на дрожащее отражение пламени очага в темной поверхности глины.

Сил не оставалось ни на что. Поднявшись со стула, я кивнула Ирме, все так же молча сидевшей в углу и чинившей что-то из одежды. Она ответила коротким взглядом своих желтых глаз – всё в порядке.

Путь по каменной лестнице на второй этаж, в мои покои, показался сегодня бесконечным. Свечи в железных подсвечниках на стенах зажигались сами, едва я приближалась, и гасли позади, погружая пройденный путь обратно во мрак. Воздух в спальне был холодным, прозрачным и неподвижным. Я механически, почти не глядя, сняла платье, повесила его на спинку стула и надела длинную, простую льняную ночную рубаху – пижамой это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Ткань была прохладной и грубоватой на ощупь.