Ну да, как будто я не знаю тут каждый камень… Я пересекла ряды могил и почти догнала ищейца, который уже целенаправленно петлял среди деревьев, со всех сторон красиво подсвеченный красным. Так, идти нам минут пять…

– То есть на «мосты» для листьев у тебя силы есть, а для себя – нет? – поинтересовалась я.

– Себя перетаскивать тяжелее, – справедливо заметил Сажен. – Сильно тяжелее, чем горку листвы. А спустя десять дней непрерывных прыжков по островам бывает и невозможно.

– Десять дней? – удивилась я.

Ищеец остановился, поджидая меня, и пояснил:

– Этот срок отводится на дополнительную проверку, если что-то не нравится. Если что-то кажется неправильным. Если какие-то доказательства сомнительны или не подходят вообще. Парень, которого мне выдали, якобы ограбил художественную лавку – все его видели и все указывали на него. А сам он утверждал, что в это время рыбачил где-то на мелких безымянных островках. Где – не запомнил, их же здесь сотни, и все похожи. Только направление указал. Да, Рдян, десять дней. И остров с самым чётким и свежим следом я нашёл в последний момент – парень не дурак порыбачить, он за лето на десятках островов наследил. На возврат сил уже не было, да и время поджимало – срок истекал. Хватило лишь на прыжок до твоего острова – с надеждой на известное чудо. И мы с тем парнем очень благодарны тебе за помощь, хотя он о ней, извини, не знает.

– А кто всё-таки ограбил? – с любопытством спросила я.

– Простое дело, – Сажен закинул метлу на плечо. – Громче всех кричит «держи вора!» сам вор.

– Те самые свидетели? – удивилась я.

– Все пятеро. Одним ударом двух мух прихлопнуть хотели. Они все в той же лавке работали, и парень что-то пронюхал. Заподозрил. Но доложить куда надо не успел. И его сбросить хотели, и сбежать потом с островов с деньгами. Лавка-то богатая. До материка – рукой подать. А искать их там никто бы не взялся, – ответил он. – У нас тут своих дел полно, а у материковых ищейцев их ещё больше.

– Засранцы, – подумав, высказалась я, прислушиваясь к плеску воды. Очень сильному плеску – обычно фонтаны поют тише и спокойнее.

Он улыбнулся:

– Да не особые. Могли же и убить. Несчастный случай на рыбалке, просто и обыденно. Сбросили труп в море – и жди три года, когда его на чьё-нибудь кладбище вынесет. Может быть. Парень-то материковый, недавно прибывший, без амулета – силой не пропитался. А так его всего лишь криво подставили, и все живы. Но они хорошо скрыли наговорами свои намерения и запутали следы. Долго готовились и нашу работу неплохо знали.

Фонтан зазвучал громче. Я ускорилась, а Ярь уже парил над фонтаном. Оный, круглая чаша на высокой резной ножке, прятался под низкими плакучими ветвями и неизменным плющом. Сажен остановился и отвёл ветви в сторону, пропуская меня.

– Осторожнее, там уже болото, – предупредил он. – Листву я убрал, а жилу не отвёл, чтобы тебе показать. И он не один такой – я ещё пять переполненных по пути насчитал.

Да, вокруг фонтана образовалось то самое болото. Почва была влажной – накануне несколько дней шли дожди, – и вода, льющаяся из переполненной чаши, расползалась грязными ручьями.

«Вода чистая», – отметил Ярь, покружив над чашей.

– И кое-что в них нашёл, – добавил ищеец.

– Что? – я настороженно подняла на него взгляд.

В пальцах Сажена появилась дырявая медно-рыжая монетка.

– За два года я ни разу не видел здесь ничего странного, – за первой монеткой появилась вторая, точно такая же. – Лишь лёгкий и объяснимый беспорядок. Твой помощник очень старался и водил меня кругами, но я всё равно заметил, как шумно у неспокойников и как воняет болотом в обители животных. Внезапный беспорядок с водой – это всегда подозрительно. Это почти всегда чьи-то гадости. Следы которых, особенно свежие, найти довольно просто.

Ярь виновато засвиристел: да, мол, недосмотрел. И найденные монеты не заметил. Ловко ищеец работает.

Я молча протянула руку и забрала монетки – крупные и холодные, точно из «ледяного» сундука. То есть это не Гулёна. Это кто-то другой.

– Неуместный и непроходящий холод – первый признак пакостного чудотворчества, – в ладони Сажена появилось ещё пять точно таких же монет. – Три – отсюда, ещё две – из обители животных. В сливах застряли. Почему-то в ваших фонтанах они очень узкие. Расскажешь, в чём дело? Где ещё вода повела себя странно? И когда всё началось?

Глава 4

Перекладывать свои проблемы на чужие плечи я не любила и попыталась увильнуть:

– А что по монетам?

– Мой мастер-чудесник скажет больше, – Сажен подбросил и поймал монетки. – Завтра. Схожу к нему с утра и озадачу. Так в чём дело?

Ну, попытаться стоило…

Я отвела жилу и коротко поведала известное: со вчерашнего дня разная и тревожная вода в нижних или в верхних фонтанах во всех обителях, кроме моего дома, такой же случай на Чёрном кладбище два года назад…

– Я бы у вас покопался, если вы не против, – заметил Сажен. – И у тебя, и на Чёрном.

Фонтаны замолчали во всей обители, а лишняя вода ушла в землю.

– Если есть время и желание, – я пожала плечами. – Но пока это похоже на дурацкую шутку и вроде безвредно.

– Именно что пока, – возразил ищеец. – А знаешь, почему на Чёрном всё ограничилось странной водой и одним днём? И на что это похоже ещё?

Ярь сел на чашу фонтана:

«На что?»

– Почему? – спросили мы одновременно, но услышал Сажен, конечно, только меня.

– Потому что на Чёрном толпа смотрителей и есть опытный, сильный старший, – прямо сказал он. – Потому что силд Дивнар не будет разбираться, шутка или нет, прикопает – и дело с концом. А здесь вас двое. Всего лишь. Простор. Например, для опытов. Над мертвецами их ставили во все времена. Не удивлюсь, если силд Дивнар на самом деле что-то нашёл или понял, но своим не сказал. Потому-то всё и ограничилось одним днём и одной пакостью. А здесь…

– Повторять необязательно, – я поморщилась. – Напишу силду Дивнару про тебя. Не побоишься? Встретиться?

– Мужик он, конечно, жуткий, но ради тебя – нет, – ослепительно улыбнулся Сажен. – Не побоюсь.

«А зря», – весело свистнул Ярь.

Посмотрим.

– А у меня, сам знаешь, копайся где хочешь, кроме склепов и тайников дома. Только уборку закончи, – предупредила я, роясь свободной рукой в кармане куртки. Где-то там точно есть носовой платок… – Ужинать будешь?

– Ещё не заслужил, – ищеец, спохватившись, удобнее перехватил метлу. – Вот уберу обитель… – и после паузы: – А ты проводишь Мстинару… – и честно закончил: – Нет у меня сегодня настроения быть милым и покладистым.

Он что, мои мысли читает? Но вроде никто не умеет – кроме Яря.

– А как ты узнал, что Мстишка здесь? – удивилась я.

– Пение, – пояснил Сажен. – И ветер. Слух у меня всё-таки ищейский. Кстати, твоя подруга уже здесь, слышу её шаги вдоль могил.

«Точно», – подтвердил Ярь.

– Монеты! – требовательно напомнила я, показывая свои. – Что по ним? Не верю, что ты совсем ничего не знаешь.

– Доразломные, – коротко ответил ищеец. – Материковые. Впитавшие огромное количество силы Разлома. И точно из одних рук – и испортил, и сбросил их в воду один и тот же человек. Остальное – завтра. Я плохо снимаю остаточные наговоры с предметов. Пока отдай мне обе – покажу всё найденное мастеру. Завтра верну – может, и вы что-то вспомните.

«Ну, я – вряд ли, я послеразломный, – досадливо сообщил Ярь. – Архивы?»

Я кивнула. Интересно, кто-то из моих предков сталкивался с подобным? Недовольных и пакостных личностей всегда в избытке.

– Всё, я ушёл, – Сажен спрятал монеты в карман рубахи. – Мстише – привет и наилучшие. Передай, не хочу в такое время дома сидеть. Обожаю твоё кладбище ночью.

Вроде и не меня похвалил, но мне стало так приятно, будто меня.

Он успел удрать очень вовремя. Когда я отошла от фонтана, а Мстишка появилась на тропе, ищейца уже и след простыл. Как и Яря – помощник на сей раз решил присмотреть за Саженом на совесть.

– Сбежал? – насмешливо хмыкнула Мстишка.

– Зато что нашёл!..

– Погоди, домой вернёмся, – перебила подруга, открывая «мост».

За ужином, уплетая густой пряный суп из морских гадов, я рассказала Мстишке о находках в фонтанах. И заодно о желании Сажена покопаться на Чёрном кладбище.

– Ты так ему веришь? Почему? – с подозрением уточнила Мстишка. – А вдруг он сам всё это провернул? И монеты притащил, и остальное? Чтобы потом ещё больше помощи с тебя стребовать?

«Он же ищеец», – строго напомнил Ярь.

– Он же ищеец, Мстиш, – повторила я. – Дед рассказывал, у них какие-то жуткие клятвы перед законами. Ни воровать, ни убивать, ни подставлять, ни врать даже, кажется. Иначе амулет, который даёт силу чудесника, ищейца в прах сотрёт. Тебя просто раздражает, что Сажен пролез в семейный тайник и не признался, зачем. А ещё он не влюбился в тебя с первого взгляда, как все парни Нижгорода. И со второго – тоже. И с третьего. И после того, как ты огрела его букетом. Твоё последнее же обычно всегда срабатывало. Обиженное самолюбие, инстинкты охотника и всё такое.

Мстишка презрительно фыркнула и так ожесточённо заработала ложкой, доедая суп, что я поняла: угадала. Она любила повторять, что мужчины лишними не бывают и в хозяйстве все сгодятся. Сейчас и я признавала, что да. Годятся. И не только для уборки кладбища.

Я неторопливо доела свой ужин и мрачно решила:

– Если Саж найдёт этого… шутника, я с него до конца года ни одной отработки не потребую. Даже если его каждый день с островов и деревьев последним «мостом» снимать придётся. Лишь бы нашёл. Успеешь с отцом поговорить? Или лучше его письмом предупредить?

– Напиши, – подруга отодвинула тарелку. – Он сейчас, поди, уже на обходе, а я вернусь домой и посплю перед ночью. Мне сегодня до семи утра бдеть – мы с папой, скорее всего, разминёмся. Черна передаст письмо, когда он освободится.

Я встала, разлила чай, взяла с подоконника писчие принадлежности и написала силду Дивнару короткое письмо. А Мстишка убрала посуду и достала из шкафчика большое блюдо с пирогами. Я принюхалась и улыбнулась. С морковными. Сажен их всё-таки притащил. А Ярь передал и поэтому упустил тот момент, когда ищеец взялся за поиски подозрительного.

«Но пироги же того стоят, – оправдался Ярь. – И глаз с него больше не спущу».

Ладно, друг. Оно и к лучшему. Может, это чья-то злая и глупая шутка, а может, нечто большее и не столь безобидное.

– «Ледяные» и «холодные» сундуки я тебе едой забила, шкафы тоже, – Мстишка поставила на стол блюдо, проглотила чай и взяла письмо. – Ягодные чаи забрала. Эту морковную гадость сама ешь – не понимаю и никогда не пойму, что ты в ней находишь. Я побежала. А когда мама пригласит тебя на ужин, будь добра прийти. На полчаса-час кладбище можно оставить на Яря. Можно, Рдяна.

– Уговор, – я улыбнулась. – Спасибо, Мстиш.

– Не за что, – отмахнулась она и перекинула через плечо сумку. – Сиди, сама дверь найду. Загляну к тебе через пару дней на чай вечерком. У меня выходной будет, высплюсь, и потрещим. Готовься.

Подруга ушла, а я взялась за пирожки – очень маленькие, с тонким тестом и маринованной в пряностях морковкой. Обожаю. Бесконечно бы их ела. И бесконечно бы чаи гоняла. Но. Я ещё успею почистить от листвы хотя бы обитель беспокойников и святилище. А если в следующие два дня ничего не случится, то дочищу всё кладбище, и у меня будет три-четыре дня на работу с землёй и поболтать. Если, да.

Допиваю чай – и в поля.

Прощально хлопнула входная дверь, и дом сразу опустел. Мстишка ухитрялась так прогревать и заполнять собой пространство, что после неё дом всегда казался холодным и ужасающе пустым. Неуютным. И словно сам гнал прочь. Мерцающее каждым кустом и камнем кладбище даже в осеннюю сырость, даже в дождь казалось приятнее.