Терри Дири: На самом деле я убийца

© Голыбина И.Д., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство „Эксмо“», 2026

Терри Дири родился в Сандерленде в 1946 году. В 1970-х он начал карьеру актера, вскоре после чего занялся сценарным мастерством и начал писать книги.

За 48 лет писательской карьеры Дири опубликовал 354 книг, которые были переведены на 45 языков. Самые известные произведения Терри Дири – серия «Ужасные истории» (HorribLe Histories), иллюстрированные книги для детей на историческую тематику; по мотивам книг была снята развлекательная программа, которая транслировалась каналом СВВС с 2009 по 2014 год. Также по мотивам «Ужасных историй» была поставлена серия пьес.

В 2024 году Терри Дири выпустил книгу по истории для взрослых, а в 2025 году вышел его дебют в детективном жанре – «На самом деле я убийца».

Сейчас автор проживает в Дареме, на северо-востоке Англии.

* * *

Книга посвящается Джулии Кинг

Часть I
Первое убийство

1

Рассказ Тони

Четверг, 12 января 2023

Давайте я расскажу вам про 1973 год. Пятидесятая годовщина – отличный момент оглянуться назад и повспоминать. Дожив до пятидесятилетия свадьбы, называешь ее «золотой»… даже если уже ненавидишь ту, на которой женился.

Сейчас мне семьдесят семь, значит, было двадцать семь в 1973 году, когда случилась встреча, которая приведет к моей смерти – и, я уверен, очень скоро. Мало кто точно знает дату своей кончины. Мало кто хотел бы знать. Но мне известен мой убийца, и дата была согласована пятьдесят лет назад.

Я слишком откровенен? Простите. Как опытный автор, я должен бы вести читателя за собой и возбуждать его любопытство вовремя брошенными намеками. Простите.

Ну вот, снова я за свое. Когда я был кантри-исполнителем – одна из многих моих неудачных попыток прославиться, – мне говорили никогда не извиняться в начале выступления. «Простите, я забыл слова, но…», «простите, горло что-то побаливает…». Так публика заведомо ожидает провала. Улавливаете мысль?

И есть у меня еще одна плохая привычка, которую вы не одобрите. Склонность попусту болтать. Сейчас, например, я вам рассказываю о том, как вступил на путь к смерти пятьдесят лет назад, и скатываюсь в повествование о моей плачевной певческой карьере. Надо как-то с этим бороться.

Редактора у моего рассказа не будет, потому что никто не должен его прочесть, пока я жив. Так что у вас есть возможность взять красный карандаш и вычеркнуть мою покаянную болтовню. Я, со своей стороны, даю слово не предаваться этой самой покаянной болтовне. Договорились?

Итак, история. Все началось в 1973 году. Именно тогда случайная встреча запустила движение к моему неумолимому концу. Не подумайте, я не жалуюсь. Семьдесят семь лет – это даже больше положенных нам «трижды по двадцать и десять сверху», так что умирать мне не страшно. Да и остался я совсем один; никто не будет по мне тосковать, и я ни по ком не тоскую.

Я сказал, что не боюсь умирать, но долгой и мучительной смерти мне не хотелось бы. Вам тоже? Понимаю. Но в моем случае это не проблема. Я знаю: мой убийца будет быстр, точен и милостив. Милостив? Странновато звучит? Возможно.

За свою жизнь я перечитал тысячи триллеров и сам написал тоже немало. Поэтому не буду томить вас ожиданием, медленно приоткрывая личность рассказчика. Я не заставлю вас, дорогой читатель, гадать, кто я такой. Зачем вообще писатели это делают? Я просто вам скажу.

Хотя нет. Не совсем так. В моем рассказе про 1973 год есть люди, которые до сих пор живы и могут столкнуться с последствиями. Как обычно пишут в предисловиях? «Основано на реальных событиях, но некоторые имена были изменены в целях защиты невиновных». Или в моем случае – виновных.

Мое имя – в рамках этой исповеди – Тони Дэвис. Моего соавтора, чьи дневники тоже сюда войдут, зовут Алин Джеймс. Пускай редактора у меня нет, но она соберет вместе три отдельных истории. Что касается мистера Джона Брауна, то у него столько псевдонимов, что, подозреваю, он давно забыл имя, данное ему при рождении. Возможно, его и правда зовут Брауном. Было бы забавно. Даже не знаю, соберется ли он внести свой вклад и осветить события с собственной точки зрения. Любопытно, правда, – точка зрения психопата?

Что еще вы хотели бы знать? Даже в своем преклонном возрасте я не вышел на пенсию. Как там шутят: старые гольфисты на пенсию не выходят, просто их больше не слушается мяч. Не то чтобы я когда-то играл в гольф. Ни разу, с тех пор как ребенком бегал между лунок на поле в своем родном городке на северном побережье под названием Сандерленд. (Все, больше никаких подсказок.)

Я пообещал не отклоняться и уже нарушил это обещание. Надо брать себя в руки. Факты. В 1972 году я был профессиональным актером и снимался в Йоркшире в мыльной опере. Через три месяца было решено, что мой персонаж не пользуется достаточной популярностью, и его отправили в тюрьму. Такой вот подарочек от кинокомпании. «Вы уволены, веселого Рождества».

Горько прозвучало? Хорошо. В начале декабря я сел в поезд до Лондона, чтобы повидаться с моим агентом Розмари и узнать, какая следующая звездная роль забросит меня на вершины славы. Она суммировала мои ближайшие перспективы по работе одним словом: панто^[1].

Я закрыл лицо ладонями и простонал:

– О не-е-е-ет…

– В театре в Ньюкасле, где ты живешь, ставят «Золушку».

– Розмари, – сказал я, – две вещи. Во-первых, панто – самое позорное, что можно предлагать профессиональному актеру. И публика в Ньюкасле меня возненавидит.

– Ты же местный, – парировала она, щепотью показав, насколько тесен наш мир.

– Я из Сандерленда. Стоит мне высунуться на сцену, как они заорут «бу-у-у!».

– Не заорут, – сказала она с хитренькой усмешкой.

– Заорут, еще как, – начал я, ступая прямиком в расставленную ловушку. – Мы с тобой не можем допустить, чтобы прекрасного принца освистали.

– Ты совершенно прав. Но тебе не предлагают прекрасного принца. Им нужен кто-нибудь на роль прислужника. Молодой, симпатичный, но… жалкий лузер. Девушка-то ему не достается.

Прямо история моей жизни на тот момент.

Соблазнительно было объяснить Розмари, куда она может засунуть своего прислужника, но я нуждался в работе. Конечно, не в роли «жалкого лузера». Я был на той стадии карьеры, когда до взлета рукой подать. Таланта у меня хватало с избытком. «Гамлет» вполне бы подошел. Я сдержал свой пыл и спокойно ответил:

– Нет.

Она пожала плечами.

– Тогда я продолжу искать. Но до Нового года или «Золушка», или ничего. Даже конская задница в панто и то лучше, чем пособие… А квалификация у тебя соответствующая, – хмыкнула она.

– Вот и нет, – ответил я.

– Вот и да, – хмыкнула она еще раз. – Возвращайся в январе.

Я снял в Сандерленде крошечную квартирку. Пять фунтов в неделю, по дружбе, у моего кузена Барри. Это была крыша над головой, но не более. Студия с кроватью, столом, шкафом, однорядным электрическим обогревателем и грязным окном, выходящим на закопченную кирпичную стену.

Кухней служил тесный закуток с раковиной и плитой размером с обувную коробку. Там и кошка бы не развернулась – повезло кошке, что у меня ее не было. Мои немногочисленные пожитки разместились в шкафу, не считая моей гордости и отрады, гитары «Мартин», которая стояла в чехле, прислоненная к сырой стенке.

К уличному туалету вела дорожка из растрескавшегося цемента; зима в том году выдалась холоднющей, и выгребная яма промерзла насквозь. Мой спортивный «MGA» 1960 года трясся в ознобе у тротуара за воротами.

Моя вдовая мать жила на другом конце города в уютном таунхаусе по соседству со своей сестрой и ее детьми. Я провел у нее Рождество – в моей бывшей спальне хотя бы было отопление. А после Нового года вернулся к себе, вдыхать промозглую сырость. И запах свободы. Моя мама была чудесная, но сами понимаете, девушку не впечатлишь предложением: «Ну что, к тебе или к моей матери? Она нам заварит чайку и подробно расспросит тебя про жизнь, семью и матримониальные планы».

Ладно. Приступим наконец к истории. Она началась в вагоне ночного поезда до Ньюкасла-на-Тайне. Стоило наступить новому году, как я тут же примчался в Лондон повидаться с Розмари, которая сообщила, что нашла мне работу.

– Просветительский театр, – объявила она. – Ездит по всему северо-востоку. Размещается в репетиционном зале театра драмы Ньюкасла, выступает в школах вашего благословенного побережья. Даже в твоем обожаемом Сандерленде, – попробовала пошутить она.

Я не засмеялся.

– Ненавижу детей.

– Диплом по актерскому мастерству дает тебе право преподавания, – напомнила Розмари. – Поэтому, та-да-а-ам… министерство образования будет тебе платить как учителю. Гораздо больше, чем актерская ставка, и даже пенсия полагается. Если, конечно, ты проживешь достаточно долго, чтобы ею насладиться. – Опять шутка. И опять я воздержался от смеха, даже не улыбнулся из снисходительности.

Обратный билет во втором классе обошелся мне в восемь фунтов и практически опустошил мой банковский счет. (Я был слишком горд, чтобы обращаться за пособием, но роялти от мыльной оперы позволяли мне держаться на плаву, пусть и плавал я в дерьме.)

Работа в просветительском театре поможет протянуть до устройства в какую-нибудь настоящую труппу. Располагается он в театре драмы, и, может, я заведу там полезные знакомства.

– Согласен, – буркнул я.

И на солнце бывают пятна.

Вот как я очутился в железнодорожном вагоне, направляющемся на север, посреди зимней ночи и в первом эпизоде представления, больше похожего на черную комедию, чем все, что я когда-либо разыгрывал на сцене.

2

Рассказ Тони

Воскресенье, 7 января 1973 года, 5 часов утра

– На самом деле я убийца, – сказал он.

Я не знал, что ответить. Вот вы что бы сказали? Он был невысокий, аккуратно одетый: в скромном коричневом костюме, бледно-желтой рубашке, розовом галстуке и дорогих коричневых ботинках. С тонкими усиками над узким улыбающимся ртом. Загорелое лицо, аккуратно подстриженные каштановые волосы. Примерно моего возраста, но с солидностью кого-то вроде призрака Марли – я играл его на прошлое Рождество. Мой «Скрудж» тогда жаловался, что я тяну одеяло на себя. Может, звеня цепями, я и правда переусердствовал.

Настоящего имени того человека я так и не узнал. И всегда называл его про себя «мистер Браун».

Когда он представился убийцей, нас в купе было четверо. Мы ехали в старом пассажирском вагоне, подцепленном к товарняку с почтовыми вагонами, грузовыми контейнерами и цистернами с молоком. Его тащил древний дизельный локомотив, весь черный от дыма, хотя на пассажирские рейсы давно поставили блестящие междугородные электрички. Вот только мы оказались дурачками, упустившими последнюю… Четверо незнакомцев, соединенных судьбой и понятия не имевших, чем это обернется.

Там был я – красивейший мужчина в стране с мудрейшими мозгами.

Рядом со мной сидела девушка на год-два моложе, Клэр Тируолл… Нежная и аппетитная, как корзина персиков. Да, в сердцевине у персика косточка, твердая как камень. Просто ты не видишь ее, когда, истекая слюной, вдыхаешь манящий аромат. (Возможно, вы, дорогой читатель, и видите – тогда вы умней, чем был я в 1973 году.)