Выхожу, едва не врезаясь в маму. Красивая и статная, привычно дорого упакованная с самого утра, проходится по мне неодобрительным взглядом. Описывает нелестными эпитетами мой внешний вид. Кратко уточняет о психологическом. Манерно. Чисто из того, что надо спросить. И настоятельно рекомендует начать принимать витамины. А лучше записаться на курс уколов у её косметолога. Выглядеть так в восемнадцать, по её мнению, полное свинство.

Ссылаюсь на лёгкое недомогание. Отсылаю мысленное "спасибо" своему психотерапевту за действенные методики и проработку всех детских травм. Только с недавних пор я могу общаться с мамой напрямую. На нейтральных. Раньше было сложнее: я была младше; дальше от дома; искала скрытый смысл там, где его нет; на что-то надеялась; слишком многого ждала. А правда оказалась банальнее и проще. В этом тоже Марк прав. Он всегда утверждал, что я счастливый билет по которому моя мама незаконно заняла место в доме. Она вытянула его и оставила меня сувениром на память. Переложила воспитание, опеку, заботу на плечи других. Вокруг меня сменялись имена и лица. Мама всегда была рядом лишь красивой картинкой. Той, кому так часто было не до меня. При этом, у нас на двоих тысячи стильных фотографий, подтверждающих моё «счастливое и беззаботное детство».

А с папой наоборот. Однако, я всегда больше любила именно отца. Он, в отличие от мамы, дарил не брендовые шмотки в несметных количествах. Миес Мейер рассчитывался со мной своим временем. Редким и столь драгоценным. Но только к психотерапевту меня привели именно из-за него. И первый нервный срыв также случился по одноименной причине. Когда тринадцатилетнюю девчонку в одночасье вырвали из привычной домашней среды и забросили за океан. Одну. В закрытую элитную школу. В компанию таких же отверженных и ненужных детей, которых связывает одна неоспоримая вещь: безмерное богатство родителей.

Взгляд мамы не сулит ничего хорошего. Не располагает к откровенному разговору между матерью и дочерью. А ведь это порой так необходимо… Но именно ей теперь никогда не смогу признаться, кто стал моим первым мужчиной. Марк, как и прежде останется моим единоличным секретом. Тем, что я не обсуждаю даже со специалистом. Друзей, как таковых, у меня нет и никогда не было. Однако теперь идея вернуться в туманный Лондон начинает казаться всё более привлекательной. Там, среди тысяч незнакомых людей я уже не чувствую себя лишней. Как сродни тому ощущению, что накрывает здесь. Среди своих.

Завтрак на четверых. Перебрасываемся стандартными приветственными фразами. Продолжаем трапезу в молчании. Иной раз кажется, что в столовой фоном могла бы играть классическая музыка. Она бы утоляла желание разбить гнетущую тишину и позволяла всем немного расслабиться. Да и соответствовала бы антуражу за которым так гонится мама: красивая скатерть; безупречная посуда; повсеместные живые цветы для украшений; сотни приборов вокруг и прочей вычурности, что я игнорирую в Лондоне.

Мама покидает нас до десерта. Извиняется за свою занятость и отчаливает из-за стола, рассылая всем свои безупречные отрепетированные улыбки.

Тишина за столом длиться недолго. Я стараюсь смотреть только в тарелку, в то время, как отец удивляет своим нетерпеливым вопросом:

– Марк ты закрыл тему о которой мы говорили? Мне больше не придётся оправдываться перед уважаемыми людьми за своего сына?

С любопытством присматриваюсь к обоим. Моё присутствие за столом не смущает отца, а вот младший Мейер начинает заметно нервничать.

– Пап, давай об этом наедине, – язвит, искривляя губы странной улыбкой.

– Мила большая девочка, – комментирует старший размеренно и теперь уже я напрягаю губы в косой улыбке. – Она уже должна понимать, как опасны случайные связи. По жизни. И в бизнесе.

– Я всё же считаю, что при ней не стоит обсуждать… , – с присущим упорством, отстаивает Марк свою точку зрения. При этом глаза с тысячью незримых вселенных настоятельно советую мне заткнуть «мои маленькие ушки».

– Моё мнение полностью противоречит твоему, – заявляет отец. – Миле будет полезно ознакомиться с деталями твоего яркого, но кратковременного романа с женой одного из моих компаньонов. Дабы не совершать подобных ошибок, не ставить под сомнение честь семьи, и не вступать в отношения с теми, кто этого не достоин.

Моё онемение вполне логично списать на шок от распущенности старшего брата. Спать с замужней женщиной, да крутить роман за спиной у компаньона отца, Господи, как же это унизительно. Да? И как похоже на Марка. Однако нет. Всему можно найти оправдание и изголить правду по своему. А ещё оправдать Мейера тем, что светская дамочка сама его соблазнила. В этот момент я даже совсем не ревную. Ну, может немного… Хотя, всё же, да. Суть не в этом. Она в словах адресованных нам отцом, точно проклятием: «не ставить под сомнение честь семьи… не вступать в отношения с теми, кто этого не достоин… »

Ладошки моментом становятся мокрыми. Поджилки начинает трясти. Он будто одним мазком описал нашу прошлую ночь. Меня и Марка. Но это не так. Иначе всё было бы… Гораздо жёстче и громче.

Пытаюсь убедить себя в этом. Прячу дрожащие руки под скатертью на коленях. Сижу за столом исключительно в знак уважения. А отпускать меня никто не берется. Мужчины таранят друг друга глазами. Несмотря на возраст, отец не проигрывает силе, молодости, упрямству, напористости.

– Марк, одно дело, если бы твои отношения к чему-то вели. Я бы прикрыл тебя и отмазал. Но совсем другое, когда ты ведёшь себя так безнаказанно и нахально: обедаешь с ней в центре города; в пафосном ресторане, средь бела дня; целуешь и едва ли не раздеваешь в общественном зале.

– Перенял у тебя опыт по выбору пассий, – изрекает Марк громко смеясь. Не оправдывается. Констатирует. – Одна другой лучше, – завершает мазнув по мне холодом.

– Марк, я женат дважды и имею двоих прекрасных детей, – голос отца звучит поучительно. Заставляет прислушаться к своей глубине. Проникнуться. Совестливо скривиться. – Я вполне мог бы отвести под венец ещё одну женщину. В чём-то более подходящую. Но третий, он же не всегда может быть от Бога, правда?

– Как и первый, – презрительно фыркает Марк.

– Как и первый, – спокойно соглашается папа, косвенно припоминая неизвестную мне женщину.

Я никогда не встречалась с матерью Марка. После развода с Алисой отец выплатил ей приличные отступные. Взамен этого она подписала отказ от ребенка. В нашем доме не принято обсуждать эту тему, но ведь даже у стен есть уши. А у прислуги длинные языки. Урывками, наговорами, хоть что-то про неё, но я слышала. И про маму тоже. Особенно звучное сравнение, что обе женщины выходили замуж за папу беременными. Только родным отцом Марка в итоге оказался не Миес Мейер, а в моем случае… Без ДНК теста видно, насколько я похожа на отца. Те же губы, те же глаза. Тот же противный характер и неспособность заводить друзей. У отца тоже их нет. Если знакомые. И компаньоны.

– Марк, ты мой сын, – безапелляционно подтверждает отец, после очередной долгой паузы.

– Это очень своевременное напоминание, пап, – вновь язвительно констатирует младший и проходится по мне тяжелым взглядом. – Я улетаю вечером. Можешь расслабиться. В ближайшее время ничего больше не натворю. Присматривай за любимицей.

– Марк, – осаждает отец за брошенные в меня нападки. – Ты считаешь, что он сможет урегулировать твои дела лучше? Уладить и замять ситуацию, после того, как ты полгода, без зазрения совести наставлял рога моему компаньону? Ты явишься с повинной. Именно об этом мы договорились. И разберёшься с ним с глазу на глаз. По-мужски. Пусть кровью. Раз ты посмел воспользоваться его женщиной.

– Да нахрена на таких жениться вообще? – чеканит разошедшийся Марк. Вскакивает с места, бросая на стол салфетку.

– На каких? – излишне спокойно уточняет отец, а я пропускаю ещё один болезненный в сердце, когда любимый голос жестит тяжёлыми нотами:

– На тех, которые при первой возможности передо мной и любым другим ноги разводят!

– Пап, я тоже улетаю! – некрасиво перебиваю, принимая отцовский удар на себя. Глаза в стол. Не хочу видеть облегчение Марка. Достаточно его выдоха. Главное не думать о том, что он и меня причисляет к таким же… Кто перед ним и перед любым… Причисляет? Причислил. – Я решила вернуться и продолжить учёбу в Англии.

– Мила, к подобным решениям подходят более взвешенно, а не столь импульсивно, – недовольно замечает отец. В его планах было ввести меня в компанию. Одну из… Начать учить управлению, к которому Марк равнодушен.

– Ты прав, – соглашаюсь негромко. – На окончательное решения у меня месяц. С твоего позволения я проведу его дома, но если…

– Конечно, моя девочка, – согревает мягкостью, которая слышится не так часто. Марк язвительно фыркает. И уходит. Слышу. А взгляд поднимать боюсь.

– Какая кошка между вами вчера пробежала?

– Черная, пап, – заключаю, искривляя лицо гримасой. – Я всегда ему мешаю. Вот и сейчас.

– Марк, слишком импульсивный мальчик. Это пройдёт, – комментирует грустно и я старательно прячу глаза и подходящие слезы. В голосе отца, помимо нравоучений ощущается сопереживание и любовь. – Он просто ещё не нашёл свою тихую гавань. Тянет ни туда и ни к тому.

– А если она тебе не понравится? – уточняю на выдохе. Поджимаю губы ожидая моральной пощёчины.

– Мне уже заочно не нравятся все, кого он выбирает, – заключает более отстраненно. – Марк слишком похож на родного отца. И на Адельхайд.

– Алису… , – поправляю неловко.

– Алисой она была, когда носила фамилию Баженова. Со мной у матери Марка ценник стал заметно дороже.

– Они общаются?

– На сколько мне известно – нет. Марк смог простить его, но её раз и навсегда вычеркнул из своей жизни.

Неплотно смыкаю ресницы. Жидкий слой под веками не позволяет соединить полностью. Моё присутствие в своей жизни он так же сотрёт. Пройдётся ластиком и уже вскоре не вспомнит. Марк умеет быть жёстким. Не выпускать в своё сердце. Хуже. Вырывать из него с корнем. А я… Моё придётся вырезать из груди. И уничтожить.

– Мила, ты не забыла про бал? – посредственно вставляет отец. – Он в резиденции на севере. Меньше, чем через две недели.

– У меня нет кавалера.

– Думаю, Марк вернётся к этому времени. Он не пробудет с ним долго. Ему захочется лично взглянуть на то, как ты повзрослела.

Молча киваю. Искусываю в кровь губы. Раньше и я этого хотела. Сказку… В реальности. Но теперь…

– Беги, отдыхай, – подначивает отец. – Ты с приезда сама не своя, а с утра и вовсе выглядишь очень устало.

И я иду. К своей спальне. Едва передвигая ноги. Шаг. Два. Мысли в кучу. Они же разрознены. Мечутся в голове, словно стая птиц. Может предложить быть моей парой Берсу…?

Едва не налетаю на мужскую фигуру, что заворачивает на меня из-за угла. Марк молниеносно обхватывает мои плечи и прижимает стальным торсом к стене. Любимый голос звучит нарочито тихо:

– Кнопка, что ты наболтала отцу?

Сердце грохочет в испуге. Руки вновь становятся мокрыми. Дыхание дрожит. Губы вибрируют.

– Ничего, Марк, – давлюсь слезами, что выжигают изнутри горло. – Правда.

Его бездонные глаза смотрят на меня и не верят. А я готова поклясться чем угодно, лишь бы они смогли рассмотреть во мне что-то хорошее. То, что зацепит взгляд их обладателя. То, что ему понравится. Бесконечно. Его губы искривлены в непонятной гримасе. Я бы всё отдала за то, чтобы они тоже стали для меня прежними. Теми, что были вчера. Когда ласкали мои. Мягко и нежно. Когда целовали везде, где только могли дотянуться. И собирали слёзы со щек. Я так злюсь на него сейчас. И так бесконечно люблю.

– Клянусь…

– Смотри у меня, – бросает угрозой, но отпускает. Одаривает своей фирменной. Той, что кружит голову и заставляет забыть всё на свете. Той, что мне снится. Постоянно. – Не пустись во все тяжкие, пока меня рядом не будет, – предостерегает или констатирует факты?

– А то, это у нас семейное. Хотя, теперь ты и без меня уже об этом знаешь… Кстати, с первым взрослым утром, Кнопка! Дальше только паршивее и хуже! Не проверяй. Просто поверь на слово.

ЛУЧШЕ БЫ БЕРС…

– Мила Мейер -