Стягиваю со стойки ещё и мобильный и иду на балкон. За советом, от того, кто разбирается и не в таких ситуациях. Захлопываю за собой, чтобы не слушала. И оседаю на пол, у стенки. Царапая рельефным кирпичом оголенную спину.

ТЕРПЕТЬ ЕЁ НЕ МОГУ

– Марк Мейер -

Стою на балконе в одних штанах. На улице влажно, зябко. Сигарета вибрирует в руке. Телефон тоже. Гудки. Долгие и нудные. Дверь за спиной плотно прикрыта. Предрассветные сумерки. Не полная мгла, но и не светло. Словно рассвет вообще не предвидится. Пустой двор. Фонари уже выключены. Тишина. Вокруг. Только сердце, как ужаленное, с перебойным колотит в уши.

– Привет, – откашливаюсь с короткой затяжки. – Я за советом. Найди минуту.

– Марк, шесть утра, – голос в динамике бодрый, насмешливый. Он мало спит. В этом мы с ним сильно похожи.

– Пап, я часто прошу? – пусть нервно, порывом, зато чисто и искренне.

– Выкладывай.

Холодно и решительно. Этот тон похож на машину. На бездушного робота, что способен обработать за секунды тысячи знаков любой информации.

Проанализировать и устранить проблему. По крайней мере, раньше всегда было именно так… Но сейчас ситуация хуже. Время не повернуть вспять. Милку не вышвырнуть из квартиры, да и из жизни.

– Я у неё первый… прикинь, – нервный смешок вылетает резче, чем получается сдерживать остальные. Обрывок фразы. Мотаю головой, вторя накрывшему водовороту из мыслей: – Понятия не имею, что теперь делать. Не было у меня девочек. Как огня сторонился. Знаешь. Все бывшие… Короче, с хорошим пробегом.

– У тебя четыре часа ночи, – хмыкает монотонно, не наблюдая проблемы там, где идёт под откос моя жизнь. Рушится ко всем чертям, а он спокоен и, рассуждает и философствует. – Свали раньше, чем она поймет какой ты засранец.

– Думаешь Милка до этого не была в курсе?

Тишина. Затяжка за затяжкой. В паузу. С остервенением. Не успеваю выдохнуть. Снова совершаю поверхностный вдох.

– Ма-а-рк… – его смех давит на уши сильнее любого окрика или нравоучения. Однако, каждая дальнейшая фраза, в его исполнении, выходит размеренной. Всеволод смакует слова и получает от этого извращённое удовольствие. – Я знаю только одну Милу, которая хоть как-то косвенно с тобой связана. Мальчик мой, ты, что решил отомстить за меня старику? Одним махом лишил его всего, что имеет: и примерной дочери, и любимого сына? Я даже боюсь спрашивать о том, как ты вообще до подобного докатился? Вот же паршивец. Теперь Мейер не просто от тебя отречётся! Он приведёт меня в сущий восторг тем, что наконец-то решится перекроить выданную тебе фамилию!

– Сев, прекрати, – прошу, получая от этого разговора совершенно не то, на что прежде надеялся. Оправдываться за свои грехи сложнее, чем бездумно и в пропасть. А я реально с ней прыгнул. Туда, где нет мыслей. И проблем тоже нет. В какой-то сюрреалистичный пространственный вакуум… В который стремился всю свою сознательную. И только теперь понял, как там нереально круто. Но сейчас вокруг вновь разверзается Ад. И куча мыслей, болезненно осаждающих голову.

– Мне надо понять, что сейчас делать, – повторяю, вспоминая её стоны мне в рот. Дура, бл*дь. Я ведь, считай без прелюдии. Никакой нежности. Голый секс. Жёстче, чем надо. Тем более для первого раза… Привычно терпела. Дура. – Больше и близко к ней не подойду! – зарекаюсь в сердцах, туша пальцем о периллу окурок.

– Марк, знал бы ты, сколько я слышал подобных фраз на своём веку, – издевается своим фирменным спокойным, размеренным. – А сколько раз сам зарекался? Тщетно, сын. Если суждено – с пути не свернёшь. На свой шкуре проверил.

– Да я её терпеть не могу, – губы кривит от одной только мысли. Нахера вообще… ? С Милкой!? Бл*дь…! Повелся на жар от тела; приятный запах, запутавшийся в её волосах; басы сердца, что отстукивало сильную сольную партию; да на её положительный, после моего "можно…?".

Твою ж мать! Да если бы она сама не хотела… Книжек дурацких своих начиталась! Любовь ей подавай! В чистом виде! По классике! Только, бл*дь, отчего-то вы*бал я её далеко не в миссионерской!

– Значит терпеть не можешь? – передразнивает Всеволод, коверкая смысл фразы в своей привычно бездушной манере. – Не особо вяжется с причиной твоего ночного звонка. Прилетай, сын, – заявляет ещё более бодро и уже с неоспоримой улыбкой. – С глазу на глаз обсудим. Да и дочка Мейера без тебя отойдёт.

– Что я… Должен сделать? – слова не вяжутся в нужные смысловые цепочки. Перед глазами вспыхивают смазанные отпечатки пальцев на её трусах; сперма, что стёр со спины одним махом.

– Твои дальнейшие зависят от того, насколько хорошо ты её трахал, – подытоживает смиренно. Чем ввергает в очередную агонию, что воцаряется перед глазами.

– Качественно, бл*дь! – выпаливаю, не задумываясь о громкости голоса. – Твою мать…,– растягиваю дольше и тише, пялясь вниз на периметр двора. Свет, какой-никакой, а присутствует. Моя яркая куртка. Внизу. Ярким пятном. Такую ни с чем и не спутаешь. Светлые волосы поверх, в пышном хвосте. Джинсы и кеды.

– Что ещё? – нетерпеливо осведомляется отец.

– Она уходит, – усмехаюсь, боясь окрикнуть. Как в детстве, когда рассказывали про лунатиков, что ходят во сне. Кнопка сейчас ведёт себя так же. Сбитый шаг. Словно пьяная. Будто вертолеты перед глазами и знатно пошатывает.

– Оставь… , – голос в трубке пытается вернуться к размеренности и спокойствию. – Ты, итак, подлец. А если ещё заставил её поверить…

– Да, ты не понимаешь, – перебиваю рьяно. – Она до сих боится темноты. На улице ещё не рассвело. Нифига не знает района. Телефон выключен.

– Тогда догоняй и приводи в чувства, – подвигает влететь в комнату и нацепить на себя первое попавшееся в руки, сопровождая мои действия чётким приказом: – Беру билет на вечер. До связи.

Первый пролёт исчезает под ногами раньше, чем за спиной с грохотом захлопывается входная дверь. Второй даётся ещё быстрее. На улицу вылетаю, ощущая как мотор теснит ребра. Дробит грудную клетку и качает в сотни раз быстрее обыденного.

Она сидит на лавочке, у калитки с магнитным замком. Колени прижаты к груди. Охвачены руками. Голова вниз. Широкая куртка, словно палатка. Спряталась в очередном домике. От темноты, что никак не растает с рассветом. От всего незнакомого, что окружает вокруг. От меня. Пусть и знает в сотни раз лучше, чем всё остальное.

Красивый голос выводит медленно хитовую битлов. Только, в её интерпретации песня звучит ещё более минорно и грустно. Стою в десяти метрах, засунув руки в карманы. Принудительно глушу собственное дыхание. Слушаю и наблюдаю.

– Yesterday, all my troubles seemed so far away (Вчера все мои беды казались такими далекими)

Now it looks as though they're here to stay

(Теперь, похоже, они здесь надолго)

Oh, I believe in yesterday

(О, я верю во вчерашний день)

Suddenly… (Внезапно…)

– Мейер, – осекаю не громко, – Пошли в квартиру. Поговорим.

– I'm not half the man I used to be (Я и вполовину не тот человек, каким был раньше), – продолжает петь нервно смеясь и качая головой из стороны в сторону. – There's a shadow hanging over me (Надо мной нависла тень)

Oh, yesterday came suddenly…

(О, вчерашний день наступил внезапно…)

– Тогда я вызываю такси, и мы едем домой! – рявкаю громче, чем собирался.

Её правая "выезжает" вперёд. Большой палец от кулака поднимается выше. Битлы идут на долгий монотонный припев, при этом светлая голова всё так же опущена вниз. Всем своим видом, она даёт мне понять, что не желает быть рядом, и удостаивать частицы внимания тоже.

Сажусь. На ту же лавочку. На расстоянии. Ожидаю такси. А сестрица звучно вытягивает бесящие фразы:

– Yesterday love was such an easy game to play (Вчера в любовь было так легко играть)

Now I need a place to hide away (Теперь мне нужно место, где я мог бы спрятаться)

Oh, I believe in yesterday…

(О, я верю во вчерашний день…)

– Дура ты Милка! – ставлю жирную точку взамен её многоточия. – Нет твоей любви и в помине. Деньги есть. Власть. Возможности. Сила. Принуждение. А любви нет. Придуманная сказка для взрослых. Оправдание своих нелепых поступков.

– Ты подонок, Мейер, – бросает негромко, но с ощутимым надрывом. Красивый голос звучит как скрипучий металл. Режет слух. Ставит на репит эту противную, короткую фразу.

– Больше, чем ты думаешь, – парирую отстранено. Перед глазами всё ещё прыгают те картинки, в которых не думалось вообще ни о чём. Там было просто. Хотелось только её. Ту, что теперь по-дурацки сидит рядом. Хотелось глубже. Больше. – Уедешь?

– Да, – выдыхает уверенно.

– Вот и славно. А я вечером свалю. Билет уже куплен.

***

Пересекаем порог дома детства. Кнопка в защитной позе, обняв себя руками за локти. Майка. Джинсы. Моя куртка, повязанная на поясе. Огибает меня и первая взбирается по лестнице к своей спальне. Дом пуст. На первом горит приветственный свет. На втором темнота. Миес не выносит отголосков света под дверью. Считает, что необходимо спать при полностью выключенном. Минимальная подсветка есть лишь на лестнице. Раньше и не задумывался над этим. Считал нормой. А сейчас, поведение Милки ставит привычное под вопрос. Она же с детства боялась темноты, а все лишь отмахивались: перерастёт.

Поднимаюсь в след за ней. Моя дверь соседняя. Далее гостевая. После большая хозяйская. Только я до своей так и не дохожу.

Тихо стучу костяшками о полотно.

– Уходи, – слышится глухо, мгновенно. Не решаюсь надавить ручку двери. Она окрывается внутрь, а Кнопка, судя по всему, сидит на полу, облокотившись спиной на дверь.

Что тут скажешь? Я не хотел? Хотел. Её. А в процессе захотел ещё больше. Это осознание хуже любого ругательства, что она может произнести. Это тащит на дно на бешеной скорости. Так что уже и черти видны. Рукоплещут моему появлению.

Стопорю себя на желании со всей дури врезать в деревянное полотно. Разнести гул удара по дому глухим эхо.

Ворс ковра стирает шаги. Дверь моей спальни так же защелкивается бесшумно. Падаю на постель, не раздеваясь. Именно здесь, на контрасте с чистыми простынями, благоухающими альпийскими лугами, ощущается посторонний аромат, которым пропитано моё тело. Странный. Дразнящий. Запах девчонки, что спряталась от меня за стенкой. Что она делает там сейчас? Ждёт рассвет, что никак не приходит?

Плачет? Чёртова ночь. Впереди не менее приятный день. А дальше самолёт, в котором возможно хоть чуть смогу выдохнуть.

ГЛАВА 4

Скоро сдохнут все выжившие единороги

– Мила Мейер -

Сложнее всего вести себя так, будто ничего не произошло: приветливо улыбаться домашним с утра; описывать вкратце ночные гуляния с братом…на этом моменте вообще лучше притормозить и заткнуться, чтобы не сказать лишнего. Ощущая как Марк прожигает во мне глубокие дыры.

Десять. На завтрак из спальни я выходила сама не своя. Марк прав: радости и позитива прошлая ночь не прибавила. Моя любовь – сущая отрава. А я старательно жру её полными ложками. Давлюсь, а глотаю. В итоге сегодня, из зеркала у порога, на меня смотрела незнакомая тень: пустые глаза, выгоревшие, как серое пепелище; поблекший цвет лица, болезненный, тусклый; небрежно собранные волосы в хвост на макушке; неброская одежда, пришедшая на смену пижаме.

– Добро пожаловать во взрослую жизнь, – приветствую её сипло. – Располагайся, красотка. Мы тут где-то на месяц. Не больше. За это время сдохнут все выжившие единороги. Марк парень целеустремленный. Он доведёт начатое до своего апогея.