– Себе уж оставь, – фыркает Агапова. – Лучше скажите, как из вашей тмуторокани уехать можно? Кроме поезда. Он завтра. Поздно. Нам не подходит. Может, знаете, у кого в поселке есть машина? С кем можно договориться?

– Вам не просто машина нужна, а внедорожник. На другом по нашей местности не пробраться. Дороги замело. Снег третий день валит и вон опять, – кивает на окно, – пошел, зараза.

– Окей. У кого он есть? Внедорожник?

– Да ни у кого, – пожимает плечами мужик. – Деревня загибается. Откуда тут кровные на такую технику. Тут бы на булку хлеба заработать.

– И что, совсем-совсем без вариантов? – строит жалобную гримасу девчонка.

Удивительно, что, оказавшись в такой заднице, она все еще верит в положительный исход.

– Ну есть один вариант. Внук баб Нюры, вроде бы, завтра в райцентр возвращается. Хатка у него там. Сто пять километров тут отмотать надо. Попробуйте с ним договориться. Может, подхватит. А оттуда уже на междугородном автобусе уедете.

– Отлично! – хлопает в ладоши Ира. – Где нам этого внука найти?

– Этого не знаю. А баб Нюра на второй улице живет, седьмой дом. Зеленый.

Из дома Петровича мы выходим, когда на улице уже совсем стемнело. Время всего шесть часов, а деревню накрыла ночь.

Мы выныриваем в калитку и останавливаемся, оглядываясь по сторонам. Я втягиваю голову в плечи. Холодные порывы ветра кусают каждый оголенный участок кожи, пробираясь и под теплую ткань парки. Завывают в кронах сухих деревьев, нагоняя в окружающей обстановке определенную жуть. Да еще и снег идет: крупными пушистыми хлопьями, заметая протоптанную на дороге тропинку. Видимость отвратительная.

– Вторая улица – это куда, как думаешь? – спрашивает принцесса.

– Мы не пойдем ни к какой бабе Нюре, – отрезаю я. – Вокзал в той стороне, – киваю направо. – Пошли, – делаю пару шагов в указанную сторону.

– Хрена с два! – слышу возмущенное. – Мы не будем ждать поезд! Я тороплюсь!

– Какое счастье, что я – нет. Возвращаемся на вокзал. Хватит с твоей задницы на сегодня приключений, Агапова.

– Нет! – топает ногой принцесса, складывая руки на груди. – Мы сейчас пойдем и договоримся с внуком бабы Нюры и уедем завтра в город!

– Без меня. Хватит с меня твоих авантюр.

– Ой, да пожалуйста! – фыркает Ириска и, крутанувшись на пятках, гордо шагает вглубь поселка. Туда, где фонари светят через один и даже собаки от страха воют.

Что, блять, за отбитая баба?

Я не пойду за ней.

Не в этот раз.

На хер оно мне надо?!

Но и на вокзал не иду. Мешкаю.

– Договорится она… А расплачиваться ты с этим внуком чем собралась? Натурой? – кричу ей в спину.

Агапова разворачивается и показывает мне средний палец.

– Ну и черт с тобой. Нарвешься на очередные неприятности – не ной потом. Дура!

Психанув, ухожу в противоположную сторону.

Я не рыцарь, да и она не принцесса, чтобы ее вечно спасать.

Глава 7

Ну и черт с тобой, Сотников!

Я топаю по заснеженной тропинке, которую и тропинкой-то назвать сложно – так, направление, угадываемое среди сугробов. Злость кипит во мне, как вода в перегретом чайнике, и почти не дает замерзнуть.

Идиот! Самовлюбленный, напыщенный петух! Бросить меня тут одну!

«Нарвешься на неприятности – не ной».

Да я?! Да я сейчас эту бабу Нюру найду быстрее, чем он до своего вокзала доковыляет! И договорюсь с ее внуком! И уеду! А этот мужлан пусть сидит в комнате отдыха, пялится на стену и ждет поезда до завтрашнего утра. Один!

Я так распаляюсь в своем внутреннем монологе, что почти не замечаю, как поселок… заканчивается. Нет, дома-то продолжаются, но вот фонари – нет. Улица погружается в густой декабрьский сумрак. Снег, кажется, повалил еще сильнее, заглушая вообще все звуки.

Тишина.

Такая, что в ушах звенит.

Я останавливаюсь, пытаясь отдышаться. Щеки горят, а вот кончики пальцев на руках и ногах уже предательски немеют.

Так, где эта вторая улица? И где седьмой зеленый дом?

Я кручу головой. Вокруг – абсолютно одинаковые темные избы, утонувшие в сугробах. Из труб вьется дымок – единственный признак жизни. За одним из заборов надрывно, жутко лает собака. Ей тут же вторит другая, откуда-то с другого конца деревни.

У-у-ух.

Я вздрагиваю, когда совсем рядом раздается уханье совы. Прямо как в фильмах ужасов.

Так, Агапова, соберись. Ты взрослая, смелая девушка. Какая-то темная деревня тебя не напугает.

– Эй! Есть кто живой? – кричу я в пустоту, но голос тонет в снежной вате.

Супер. Просто супер.

Я бреду дальше, наугад сворачивая в проулок, который кажется мне «второй улицей». Ноги вязнут в снегу. Каждый шаг дается с трудом. Я уже сто раз прокляла свою гордость, этого Сотникова, мелкого воришку, маму с ее «женихом» и весь этот чертов юбилей.

Ну почему я такая… такая я?!

Злость – отличный мотиватор, но плохой аккумулятор. Она садится быстро. И вот я уже не злая, а замерзшая и напуганная. Иду по темной, незнакомой улице, где из освещения – только тусклый свет из редких окон. Собаки, кажется, уже целым хором выступают.

«От тебя одни проблемы, Агапова».

Голос Сотникова в голове звучит так отчетливо, что я невольно оглядываюсь.

Никого. Только снег и тени от голых деревьев, похожие на костлявые руки.

Бр-р-р.

Так, ладно. Искать дом наугад – гиблое дело. Придется стучаться в первый попавшийся и спрашивать. Выбираю дом, который выглядит наиболее… жилым. С яркими огоньками гирлянды на окне.

Только я делаю шаг к калитке, как из темноты переулка, откуда я только что вышла, раздаются голоса. Мужские. И смех. Такой… нехороший.

Я замираю.

Ну вот, приехали. Мои приключения решили обновиться до версии «хоррор».

Я отступаю в тень большого сугроба у забора, инстинктивно пытаясь слиться с ним. Сердце ухает где-то в районе горла.

На «улицу» вываливаются трое. Фигуры крупные, в распахнутых куртках, несмотря на мороз. От них за версту несет перегаром и дешевым табаком.

– …Я те говорю, он козел! – басит один.

– Да ладно, Сань, че ты. Нормально ж сидели… – вторит ему другой.

– Нормально?! Он мне сотку был должен!

Они останавливаются прямо под единственным тусклым фонарем, метрах в десяти от меня. И один из них, самый крупный, поворачивает голову в мою сторону.

Я перестаю дышать.

Только не заметь. Только не заметь. Пожалуйста, только не заметь.

– Опаньки, – тянет парень, мерзко ухмыляясь. – А это у нас кто тут в сугробе прячется? Снегурочка?

Черт. Заметил.

– Эй, красавица, заблудилась? – он делает шаг ко мне. Его дружки тут же оживляются, поворачиваясь в мою сторону.

Так, Ира. Без паники. Главное – не показывать страх. Будь дерзкой!

Я выпрямляюсь и выхожу из тени, отряхивая с варежек снег. Стараюсь, чтобы голос не дрожал.

– Ищу дом номер семь. Зеленый. Бабу Нюру. Не подскажете?

– Бабу Нюру? – хмыкает первый, подходя ближе. – Конечно, подскажем. Мы тебе, милашка, всё подскажем. И проводим. Нам как раз по пути.

Второй, пониже ростом, но шире в плечах, обходит меня сбоку.

– А что такая куколка тут одна делает в такой час? А? Жениха ищешь?

Господи, да что вы все сговорились с этим женихом?!

– Ищу, – ядовито улыбаюсь я, отступая на шаг назад и упираясь спиной в чей-то забор. – Но, боюсь, вы кастинг не пройдете. Требования высокие, знаете ли. Интеллект, манеры…

Они мерзко ржут.

– О, какая дерзкая! – восхищается первый. – Люблю таких. А мы и без кастинга можем. Давай, Сань, бери ее. Пошли к нам в баньку, погреешься. У нас там весело.

Этот Саня тянет ко мне свою лапу в перчатке.

Вот теперь мне становится по-настоящему страшно. Паника ледяными иглами впивается в горло. Я оглядываюсь – бежать некуда. Сугробы по пояс.

– Руки убрал! – шиплю я, пытаясь оттолкнуть его.

– Цыц! – он хватает меня за запястье. Крепко. – Не дергайся, куколка. Мы ж по-хорошему.

«Никита! Сова! Мама! Да хоть кто-нибудь!» – мысленно воплю я.

И в этот момент, будто в ответ на мой беззвучный зов, из темноты раздается абсолютно спокойный, ровный, до зевоты скучающий голос:

– Кастинг на женихов закрыт. А вот на получение по щам – как раз открыт. Записываться будете?

Сотников! Боже, как же вовремя!

Я не знаю, плакать мне от облегчения или от унижения. Он все-таки пошел за мной!

Троица резко оборачивается.

– А ты еще кто? – быкует Саня, но хватку не ослабляет.

Никита медленно выходит в круг тусклого света. Руки в карманах парки. Капюшон откинут. Он даже не смотрит на меня. Весь его взгляд – тяжелый, как свинцовая плита – прикован к руке, сжимающей мое запястье.

– Папик ее, что ли? – пытается острить второй. – Вали отсюда, дед, пока…

Я не успеваю моргнуть, как Сотников выдергивает меня из хватки «Сани» и отшвыривает себе за спину. Одновременно с этим он делает короткое движение локтем – второй, тот, что был шире в плечах, крякает и складывается пополам. Саня рычит и лезет на него с кулаками. Никита просто ловит его куртку, разворачивает и с какой-то ленивой грацией запускает того головой вперед в самый глубокий сугроб у забора.

Третий, самый молчаливый, который до этого стоял чуть поодаль, просто застывает с открытым ртом.

Никита отряхивает руки, хотя он даже не испачкался. Поворачивается к застывшему.

– Потерялся? – участливо спрашивает он.

– Я… эт… мы… мужик, мы ж…

– Сам свалишь? – так же спокойно интересуется Сота. – Или помочь?

Это действует на парня магически. Он бросается к сугробу, выдергивает оттуда барахтающегося «Саню», подхватывает второго, который все еще пытается отдышаться, и они втроем, спотыкаясь и матерясь, исчезают в темноте переулка.

На улице снова воцаряется тишина. Только ветер свистит да мое сердце колотится о ребра как сумасшедшее. Ноги ватные. Руки трясутся.

Никита стоит и смотрит на меня. Не насмешливо. Не зло. А как-то… устало. Будто я – его персональный крест, который ему приходится нести.

– Ну что, Агапова? – наконец произносит он.

– Что? – голос предательски срывается.

– Нашла бабу Нюру?

Я смотрю на него. Страх еще не отпустил. Меня мелко колотит. Я сглатываю, пытаясь унять дрожь. Хочется съязвить, что, мол, сама бы справилась, или накричать, какого черта он шпионил, но слова застревают в горле. Никита ведь… спас меня. Опять.

– Спасибо, – шепчу я, опуская глаза. Слово дается с трудом, царапает горло.

Он смотрит на меня секунду, потом тяжело вздыхает.

– Пожалуйста.

Мы стоим так, наверное, целую вечность. Он смотрит на меня, я – на свои варежки. Воздух между нами потрескивает от невысказанных слов.

– Так и будем тут стоять? – наконец прерывает молчание Никита.

– Я… я не знаю, куда идти, – честно признаюсь я, чувствуя себя полной идиоткой.

– Естественно. Зато одна. Смелая. – Сота фыркает. – Пошли уже, искательница приключений.

Сотников разворачивается и, не дожидаясь меня, широким шагом направляется в ту сторону, куда убежали те трое.

Вот же…

Я едва поспеваю за ним, проваливаясь в снег по щиколотку там, где он, кажется, проходит, не замечая.

Мы молча идем по темной улице. Я шмыгаю носом, пытаясь унять остатки дрожи – то ли от холода, то ли от пережитого.

– Шевелись, Агапова. – Никита резко останавливается, так что я чуть не врезаюсь в его широкую спину, и поворачивается ко мне. – Найдем твою бабку и будем решать вопрос с ночлегом. И учти, – его голос становится жестким, – я с тобой нянчусь только до Челябинска. Как только окажемся в городе – ты идешь своей дорогой, я – своей. Усекла?

Нянчусь. Ну конечно.

– Да поняла я, поняла! – бурчу я. – Будто я сама горю желанием с тобой таскаться! Мне бы только до папы добраться.

Сотников хмыкает. Ему, похоже, доставляет истинное удовольствие моя беспомощность.

– Тогда хотя бы не отставай, – бросает он через плечо и, не дожидаясь ответа, сворачивает в очередной темный проулок.