Спецназ. Притворись моим (страница 8)
Я пыхчу, стараясь не отставать. «Нянчусь». Какое слово подобрал, а? Будто я котенок бездомный. Хотя, по факту, сейчас я примерно так себя и чувствую. Но признавать это до тошноты противно.
Идем уже, кажется, целую вечность. Я уже не чувствую пальцев ног, да и носа, кажется, тоже.
– Долго еще? – скулю я, когда мы проходим мимо очередного покосившегося забора.
– Уже пришли.
Мужчина останавливается. Я едва не врезаюсь в него снова.
Передо мной – аккуратный, крепкий домик, выкрашенный в ярко-зеленый, почти изумрудный цвет, который дико смотрится посреди сугробов. В окнах горит теплый желтый свет, а из трубы валит густой дым.
– Ну? – Сотников кивает на калитку. – Идешь? Или мне тебя на руках занести, принцесса?
– Обойдусь! – фыркаю я и решительно толкаю калитку.
Скрип ржавых петель разносится по всей улице.
Я иду по узкой, расчищенной тропинке к крыльцу. Сотников следует за мной, как тень. Огромная, раздражающая, но почему-то успокаивающая тень.
Стучу в массивную деревянную дверь. За ней слышится шарканье.
– Кого там нелегкая принесла? – раздается скрипучий, но бодрый голос, потом щелкает засов.
Глава 8
Баба Нюра оказывается сухонькой, но бодренькой старушкой с пепельно-седыми волосами, пытливым взглядом и открытым к нерадивым туристам сердцем. Несмотря на наш с Сотниковым слегка «очумевший» от приключений вид, договориться с женщиной не составляет никакого труда. Особенно после того, как я обещаю ей, что «добрый молодец» с превеликим удовольствием подсобит по хозяйству. Там лампочку поменять, тут дверцу шкафа подтянуть, здесь половицу прибить – в общем, так, по мелочи. А то: «Внучку всё некогда, внучок всё время занят».
Сотникова, разумеется, это условие договора не воодушевляет. Но вариантов у него всё равно нет. Либо вокзал и целая ночь, скрючившись на холодных сиденьях, либо вполне комфортный диван и домашние щи, аромат от которых разносится на всю «вторую улицу».
Дом у Анны Павловны, кстати, вполне себе добротный. Внутри сделан косметический ремонт и стоит старенькая, но хорошая мебель. На кухне топится печь. Дрова приятно потрескивают, умиротворяя. Тогда как за окном продолжает заметать снег.
– Кушайте, кушайте, – приговаривает баба Нюра, первым делом загоняя нас за стол. – Вот вам хлебушек. Домашний. Сама пеку. И соления пробуйте, – выставляя всё новые и новые тарелки с угощениями.
– Соления тоже домашние? – уминая суп за обе щеки, спрашивает Никита.
У него пошла уже вторая тарелка.
Интересно, сколько надо еды, чтобы утолить голод этого бычка?
– А как же ж! Домашнее! Другого в деревне не держим. Всё своё. Всё с грядок. Это вам не магазинные пластиковые овощи, напичканные химией. Натурпродукт!
Мы с Сотниковым переглядываемся.
И оба продолжаем активно работать челюстями, голодные, как волки.
А я еще и эмоционально размотана на полную! Меня до сих пор мелко потряхивает изнутри. Я все еще не отошла после произошедшего на улице инцидента. Как только представлю, чем бы могла для меня закончиться эта стычка с местным хулиганьем, аппетит пропадает и в пот бросает. Папа мне всегда говорил: «Слишком много у тебя гонора, дочь». Ругал: «Иногда бычишь там, где априори бычить нельзя». А я… Просто я. Без тормозов. И с отсутствующим чувством самосохранения. Иду по жизни так, словно я кошка и у меня их девять. Жизней этих.
Спасибо судьбе, что она уберегла меня от горького урока.
Ну и Сотникову… Спасибо. Даже несмотря на то, что он тот еще придурок!
– А вы откуда будете-то, молодые люди?
– Из Питера, – говорю я, похрустывая соленым огурчиком.
– Холодно у вас там?
– Кажется, потеплее, чем у вас, будет, – отвечает Никита.
– Хех, мы люди Урала привыкшие.
Анна Павловна разливает по большим кружкам ароматный чай, заваренный на листьях смородины, и ставит перед нами. Вместе с огромной тарелкой пышных, румяных пирожков. Сама берет один и садится напротив, сетуя:
– Мой старший внучок Ванюша тоже всё в Питер уехать порывался. Перспектив там, говорит, больше. Город красивый. Как человек, говорит, поживу. Жену, может, найду: умницу, красавицу…
– Не уехал? – отодвигаю я от себя пустую тарелку из-под супа, хватая пирожок.