– Ира, сядь, – произносит спокойно, но с ноткой стали. – Нам с тобой нужно поговорить.

– Мы уже на «ты» перешли? – складываю руки на груди, чувствуя, как учащенно бьется сердце. – Мне пора бить тревогу, Мирон Генрихович? Попахивает домогательством.

– Даже не планировал, – парирует, оставаясь невозмутимым. – Но если хочешь играть в эти игры… что ж… давай поиграем. Точнее, давайте. Сейчас я допью кофе и отведу вас к декану. Поставлю прогул. Как и на последних двух моих лекциях. И как вы тогда материал сдавать планируете, Ирина Всеволодовна?

И щурится нагло, паразит. Ну ничего… довыпендриваешься! Я вскидываю руки, изображая ужас и хватаясь за голову, но «неожиданно» (конечно же нет, ха-ха), задеваю стакан со своим капучино. Он с грохотом падает на стол.

– Ой! – всплескивая руками, будто бы случайно подталкиваю опрокинутый стаканчик к противоположному краю стола.

Темно-коричневая жидкость разливается прямо на светло-синие джинсы Чеширского. Он хмуро, без тени удивления, смотрит на меня.

– Упс, – пожимаю плечами, зловеще растягивая губы в улыбке. – Я не нарочно, Мирон Генрихович. Совсем.

Встаю, беру сумочку, чувствуя прилив детского, жалкого торжества.

– Мне пора, а то опоздаю на следующее занятие. До свидания.

– ИРРРРА! – гневный окрик летит мне вслед, и я припускаю быстрее, выскальзывая на улицу.

Но, как назло, перед самым носом загорается красный свет. Черт! Машины сплошным, неумолимым потоком несутся мимо.

Почти сразу следом выскакивает Чеширский. В одной футболке, рубашку он на ходу обвязал вокруг талии, пытаясь скрыть пятна от кофе.

Он стремительно подлетает ко мне и хватает за запястье. Пальцы обжигают кожу.

– Тебе придется со мной объясниться! – сквозь зубы цедит он. От него пахнет кофе и дорогим парфюмом, и этот знакомый запах сводит с ума.

– Отпусти! Пошел к черту, Чеширский! – рычу, пытаясь вырваться. – Это моя жизнь! И тебе в ней нет места!

Мне удается отпихнуть его, и в этот самый момент загорается зеленый. Я пулей бегу через дорогу, в сторону университета. Не оборачиваюсь. Не могу.

– Ира! Стоять! Мы не договорили!

– Я тебе уже все сказала! – громыхаю на весь универ, широким, решительным шагом направляясь к главному корпусу, хотя внутри все разрывается на части.

Дыхание сбивается, а запястье, где он держал меня, горит. Но не от боли… От прикосновений бывшего.

Да, он предал меня, переспал с моей же троюродной сестрой. Но мое тело, предательское и глупое, все еще помнит его и кайфует от этого простого касания.

И как вытравить это, я пока не знаю.

Захожу в столовую, почти на автомате беру кофе в надежде, что со второй попытки мне все-таки удастся насладиться вкусом. Ко мне тут же подсаживается Катя. Ну все… теперь допроса с пристрастием не избежать.

Но подруга молчит, просто смотрит на меня с безмолвным вопросом.

– Я подставила ему подножку, – вдруг заявляет она не без гордости. – Ир, ты как? Что он тебе сказал? Что он вообще там забыл?

То есть Чеширский сегодня получил сполна. Сначала кофе на брюки, потом подножка от моей тихой и скромной подруги. И отчего-то… становится жалко этого наглого, самоуверенного предателя.

И себя. Себя вот вообще до ужаса жалко! До слез. Ну зачем он снова появился в моей жизни? Чтобы доконать окончательно?

И впервые за долгие, долгие годы я… плачу. По щекам текут горячие, соленые слезы, выпуская наружу всю накопившуюся боль, обиду и одиночество.

– Поплачь, если легче станет. Я с тобой, – тихо говорит Катя. – Любишь его, да?

– Ненавижу! – выплевываю, но в этом слове больше отчаяния, чем злости.

Я быстро соскакиваю с темы, пытаясь взять себя в руки. И внезапно…

– Ира! – над нашим столом возвышается знакомая высокая фигура. Чеширский. – Может, ты перестанешь убегать, и мы наконец поговорим?

– О чем, Мирон Генрихович? – поднимаю на него заплаканные глаза, стараясь, чтобы взгляд был строгим и равнодушным. – Я ваша студентка, какие у нас могут быть разговоры помимо предмета и моей учебы?

– О твоем прогуле, – парирует он.

– Мне жаль, но я все вам уже объяснила, – резко встаю. – Катя, пойдем.

Чеширский провожает меня долгим, задумчивым взглядом.

Почему меня не покидает навязчивое ощущение, что эта ситуация – не то, чем кажется на первый взгляд?

Глава 3

Ира

На следующий день мне даже с постели вставать не хочется. Все тело будто налито свинцом, а веки тяжелые от бессонной ночи, полной мрачных фантазий и планов мести.

Естественно, Чеширский начнет пользоваться своим положением препода, чтобы меня прогнуть, поставить на место. Эта мысль заставляет кровь стынуть в жилах и одновременно будоражит, как опасный вызов.

– Кнопки подкладывать как-то по-детски… хотя я бы посмотрела на его лицо, – хихикаю про себя, пока готовлю завтрак, и это звучит немного безумно. – Что же придумать? Что зацепит этого холодного, самоуверенного циника?

Настроение понемногу улучшается, с каждой минутой я чувствую, как возвращается моя воля к борьбе.

В конце концов, на нем свет клином не сошелся. Самый простой путь – просто вести себя как обычная, прилежная студентка.

В чем-то Мирон прав: я рискую, прогуливая его занятия. Я ведь так мечтала поступить в этот университет!

А потом все разбилось вдребезги. Но благодаря поддержке папы я собрала себя по кусочкам и справилась. И тогда же пообещала себе больше не влюбляться. Никогда!

Но появился он. Чеширский. И все мои клятвы пошли псу под хвост! Хм! Может, он отстанет, если увидит меня с другим? Мысленно перебираю парней в нашей группе.

Любой их них что угодно отдаст за шанс со мной засветиться. Я, конечно, не «королева общаги», через которую прошли все мажоры нашего факультета. Ленка Царева. Я куда лучше неё.

Фыркаю, отбрасывая навязчивые сравнения.

– Может, обратиться к Стасу? Или он потом не отвяжется? – размышляю вслух, наливая кофе. – Ладно, буду соображать по ходу дела.

Долго стою у шкафа, перебирая вещи. Проигрываю капитально. Но сегодня я намерена переломить ход битвы.

Решение приходит внезапно, и на губах появляется дерзкая улыбка. Достаю летнее платьице, достаточно откровенное, чтобы привлекать взгляды, но не вульгарное. Коротенькое, с игривыми рукавами-фонариками.

Оно изящно струится по фигуре, подчеркивая каждый соблазнительный изгиб моего тела. Мягкие складочки ткани ласкают кожу, придавая наряду особую, едва уловимую игривость и при этом элегантность.

Дополняю наряд тонким кожаным поясом, подчеркивающим талию, придавая образу утончённости и шарма. Ловлю свое отражение в зеркале и вижу не студентку, а женщину, знающую себе цену.

– Ну держись, Чеширский! – шепчу, и в груди что-то замирает.

Захожу в аудиторию, где будет проходить семинар. Сажусь прямо за первую парту, с вызывающим спокойствием достаю учебники.

Вечерами я штудировала материал самостоятельно. Так что, если Чеширский решит вдруг устроить показательную порку, я буду готова.

– Иришка, привет, – ко мне подсаживается местный король мажоров, Денис Носов, – чего одна? Без своей мышки? – Его взгляд, тяжелый и наглый, без стеснения скользит по моим голым бедрам.

Чувствуя волну отвращения, я кладу сумочку на ноги, пытаясь скрыться от этого взгляда.

– Катя не мышка, Носов. Уйди, раздража… – хмыкаю, но тут же меня осеняет. Идея, глупая и рискованная, но идеально вписывающаяся в мой новый образ. – Хотя, погоди-ка…

– Всем доброе утро, – в аудиторию вплывает Чеширский, и я старательно его игнорирую, утыкаясь в конспект.

Но все равно краем глаза оцениваю его прикид. Черт, он всегда умел одеваться! Мастерски сочетал современность и классику. Темно-серый свободный пиджак подчеркивает мощь широких плеч, а голубая рубашка, расстегнутая на две верхних пуговицы, добавляет образу свежести и открывает загар на сильной шее.

– Ну, я пошел на свое место, – пытается ретироваться Носов, но я резко хватаю его за рукав худи.

– Не спеши, блин! Сидеть! – гаркаю на него, чувствуя на себе взгляд преподавателя.

Денис плюхается рядом, придвигаясь слишком близко. Его бедро касается моего, и я резко отодвигаюсь, кожей ощущая исходящий от него жар.

– Надо же, – с ледяной издевкой произносит Мирон, – Ирина Всеволодовна Горская соизволила посетить моё занятие. Польщен!

«Не обольщайся, изменник!» – кричит во мне обида.

Но сердце предательски заходится, а взгляд никак не может оторваться от его совершенного тела, знакомого изгиба губ, могучего торса под безупречной тканью рубашки.

Вопреки моим самым темным страхам, Чеширский не придирается и не ставит меня в неудобное положение. Скорее, демонстративно игнорирует. Но почему мне от этого так неприятно?

– Все свободны! Не забудьте написать доклад через два занятия, проверять буду строго, – говорит он, когда звенит долгожданный звонок, – Ирина Всеволодовна, задержитесь.

– Ииир, – тянет Носов, о котором я, признаться, уже и забыла, – ты что-то хотела? Я не против типа…

Закатываю глаза, чувствуя, как этот спектакль начинает меня утомлять.

– Поговорим после лекций, Денис. Вали уже.

Когда аудитория наконец пустеет, я медленно подхожу к кафедре. Заталкиваю все свои чувства в самую глубь сердца, словно в старый, пыльный чулан, и щелкаю замком.

– Вы что-то хотели? – спрашиваю ровным, почти безразличным голосом.

Чеширский медленно встает. Игнорирует мой вопрос, его шаги гулко отдаются в тишине пустой аудитории. Он направляется к двери. Раздается щелчок замка. Упс! А это зачем?

Его шаги неумолимо приближаются, вызывая во мне волну отчаяния и странного, запретного предвкушения. Голос звучит ровно, но холодно, резко контрастируя с бурей моего внутреннего состояния. Каждый нерв напряжён до предела, тело будто сковало невидимыми цепями.

– Почему это платье? – хрипло спрашивает Чеширский, замирая передо мной.

– А что? Не нравится? – вызывающе ухмыляюсь, вскидывая голову. – Раньше нравилось, когда я такое носила. Говорил, что в нем я похожа на фею.

Его кадык нервно дергается. Ощущаю жар, исходящий от сильного мужского тела, знакомый и до боли желанный. И понимаю, что играю с огнем…

Но остановиться уже не могу. Хочу дергать этого тигра за усищи! Уколоть как можно больнее! Чтобы он увидел, почувствовал, что безвозвратно потерял!

– Оно слишком короткое, – Чеширский делает еще полшага, сокращая и без того ничтожное расстояние между нами. Внутренняя сирена орет не своим голосом, предупреждая об опасности. – Ты не должна такое носить…

Но вопреки всему, я вздергиваю подбородок и смело отвечаю на пристальный, темный взгляд.

– Вы мне не отец и не жених, чтобы указывать, носить мне такое платье или нет. Если у вас все, я пошла…

Пытаюсь оттолкнуть его, но Мирон словно скала. Он резко опирается руками о стол по бокам от меня, берет меня в капкан. Пространство между нами исчезает, наполняясь напряжением.

– Отпустите! – шиплю, но в голосе слышится уже не гнев, а дрожь.

– Нет! – рычит Чеширский, наклоняется ниже, его дыхание опаляет мою кожу, а взгляд пожирает мои губы, скользит по шее, по открытым плечам. – Ты не будешь больше носить это платье, Ира. И будешь одеваться скромнее.

– А то что?! – выпаливаю с вызовом. – Опять бросишь меня?!

Мирон ошарашенно смотрит на меня. В его глазах мелькает неподдельное замешательство. Чеширский отступает на шаг, и эта маленькая победа кружит голову.

– Исчезнешь?! – теперь наступаю я, чувствуя, как слезы подступают. – Не сможешь в глаза мне взглянуть после того, что сделал?!

– О чем ты? – тихо, почти беззвучно спрашивает Чеширский. – Ты же сама… блядь, Ира…