Ольга Станкевич: Шепот прошлого

1 глава

1990 год

О том, что он «не такой», мальчик узнал задолго до своего рождения. Еще в утробе матери до него эхом доносились слова, на тот момент не имевшие никакого смысла:

– Ну, он у вас не совсем нормальный. Боковые желудочки расширены, краевое прикрепление пуповины и внутриутробная гипоксия, – безразлично говорил мужчина. – На данный момент кровоток компенсированный, КТГ хорошее.

– Я смогу отказаться от него в роддоме? – спросила его мать, и тут мальчику стало неуютно. Неуютно не от того, что он понял суть ее слов, а от того, что он уловил ее волнение и даже страх. Последний был частым спутником матери, и мальчику это не нравилось. Порой ее эмоции, редко имевшие позитивную окраску, заставляли уже подросший плод плакать. Так уж вышло, что плакать от нелюбви он начал еще до своего рождения.

– Конечно, – ответил врач, – я помню, что вы не сделали аборт именно потому что хотите знать, от кого этот ребенок. После рождения малыша мы гораздо точнее сможем судить о его здоровье, да и вы уже сможете установить отцовство, и, если ваши опасения подтвердятся, оставить его в доме малютки.

– Да, – тихо произнесла его мама, производя очередную порцию негативных эмоций.

– Сейчас срок еще очень маленький, постарайтесь доходить хотя бы до тридцати шести недель.

– Хорошо, – кивнула со всем согласная будущая мать, машинально погладив пришедший в движение живот.

«Доходить», однако, не получилось. Малыш появился на свет во вторник, 20 ноября 1990 года в 15:45 по местному времени, в неполные тридцать две недели, слабо пискнув от испуга и боли он ощутил острую нехватку кислорода и замолчал. Так уж вышло, что первое, с чем столкнулся маленький человек, придя в большой мир – это боль и страх. Боль от проникающего в незрелые легкие сухого больничного воздуха, боль от катетера в правой руке и страх яркого света процедурной. Его теплый мир распался, ему стало холодно: маленькое тельце было неспособно согревать себя. Он хотел плакать, но не мог – кислорода не хватало, губы начали синеть…

– Мальчик, – объявили довольно громко.

Потом он привык к этой боли, привык к уколам и анализам, привык к яркому свету ультрафиолетовой лампы, вздутому животу и полному одиночеству. Еще несколько месяцев лежа в реанимации, а потом в отделении патологии новорожденных он не слышал голоса матери и не знал никаких прикосновений, кроме холодных латексных перчаток медсестры.

– У него практически не было шансов выжить, но через три месяца упорных трудов его можно выписывать! – услышал он однажды, не понимая, что речь идет о нем. Его мозг четко уловил необычную в его новом мире эмоцию. Неужели это восхищение? Он сталкивался с чем угодно: брезгливостью, равнодушием, усталостью, очень редко с нежностью, но никогда – с восхищением.

– Это сильный парень, я бы сказал – исключительный! – продолжал мужчина.

Заведующий отделения из спортивного интереса лично взялся за лечение маловесного, глубоко недоношенного ребенка.

– Подумайте, прежде чем отказываться от него.

– Мне сказали, что у него четвертая группа крови, а у нас с мужем – вторая… – слышался усталый голос его матери. – Меня изнасиловали незадолго до беременности, и мой муж…

– Да, я знаю вашу историю, врач дородового отделения рассказала. Дитя насилия… Для успокоения совести можете сделать анализ ДНК, но, думаю, ваши подозрения оправдаются.

– Этот ребенок – от насильника? – скорее констатировала, чем спросила мать, точно зная ответ.

Мальчик очень хотел ее увидеть. Перед глазами плавали только движущиеся тени, но и этого ему казалось достаточно. Ему был знаком ее голос! Он застучал ножками и улыбнулся.

– Он вас узнал, – с сожалением заметил врач. А мама? Неужели она заплакала?

– Он же будет инвалидом! И мой муж! Он сразу сказал…

– Инвалидность в его случае вполне возможна, но вовсе не обязательна. Конечно, поражение мозга от гипоксии имеется, да и другие проблемы, но в этого парня я верю!

Последние слова были именно о нем, и сказаны они были с такой гордостью, что мальчик, ничего не поняв из услышанного, немного успокоился, но, как выяснилось – преждевременно.

– Я не могу его забрать, – в голос рыдала мать. Мальчик тоже заплакал, и тотчас за ним потянулись другие младенцы.

– Ну-ну, – резко остановил поток слез врач, – устраивать потопы у нас тут не разрешается, дети – существа очень чувствительные.

Дверь хлопнула, разговор стих, оставив место разноголосице детских плачей, самым громким из которых был, несомненно, крик никому ненужного, но очень сильного мальчика.

05 июля 2024 года

– Анастасия Александровна, мы не можем назвать причины вашего выкидыша, – устало сказала пожилая женщина в белом халате, посмотрев из-под очков на свою сникшую пациентку. – Судя по вашим анализам и УЗИ, у вас все в порядке, и вы вполне способны выносить здорового малыша.

– А как же мой отрицательный резус-фактор? – задала Настя давно мучавший ее вопрос.

– Вы же медик, вы же понимаете, что выкидыши случаются по самым разным причинам. Чаще всего – из-за пороков развития эмбриона.

– Вы уверены, что причина не в моей крови? – решилась еще раз спросить девушка, хотя и знала – точного ответа она не услышит.

– Наш организм очень сложен, – устало сказала врач, глядя куда-то в окно, – не всегда можно сказать, по какой причине он отбраковывает те или иные эмбрионы. Не корите и не вините себя.

– А если я снова забеременею? После выкидыша с моей кровью вторая беременность будет еще сложнее, а там и вовсе…

– Успокойтесь, – громко сказала врач, чувствуя, что пациентка скатывается в истерику. – Вам же сделали инъекцию антирезусного иммуноглобулина после выкидыша?

Женщина оторвалась от созерцания медленно текущей за окном жизни и снова посмотрела на Настю.

– Да, – сказала она тихо, опуская глаза на свои беспокойные руки.

– Ну вот и хорошо. Это позволяет надеяться, что ваша следующая беременность…

Настя плохо слышала успокоительные слова отзывчивого врача, она изо всех сил боролась с подступающими слезами. Молодая медсестра смотрела на нее с некоторым любопытством, и девушке стало неуютно. Тяжело переживать личную драму, под пристальным вниманием тех, кто ни с чем подобным лично не сталкивался.

В кабинет заглянула очевидно беременная дама, с гордо выдающимся вперед животом. С неудовольствием увидев, что принять ее сейчас никак не могут, женщина тяжко вздохнула, и умоляюще посмотрела на врача. Видеть ее большой, круглый живот было больно, и Настя, повернувшаяся на шум, снова опустила взгляд на свои руки.

– Анастасия Александровна, вы ведь закончили лечение? – делая знак беременной остаться, спросила врач.

Настя кивнула, пытаясь представить, какой живот был бы сейчас у нее, если бы не случилось того, что случилось.

– Теперь вам надо просто немного отдохнуть, – улыбнулась Надежда Николаевна, – надеюсь очень скоро увидеть вас снова с положительным тестом на беременность!

Настя кивнула, понимая, что ей прозрачно намекнули на необходимость освободить помещение, и тяжело поднялась с места. На ватных ногах она дошла до двери и плюхнулась на скамейку напротив кабинета, где совсем недавно сдавала кровь из вены.

– Анализы принимаются по утрам, – строго выговаривала совсем молоденькой девчонке стоящая в кабинете дама с медицинской маской на лице. В руках, затянутых в резиновые перчатки, она держала две пробирки и поглядывала на вошедшую в кабинет тоненькую фигурку безо всякой приязни.

– Я до обеда не успела, – чуть не плача объясняла та, – я на зачете была!

– Завтра приходите, – сурово отозвалась медсестра с явным желанием захлопнуть дверь.

– Если завтра… Я потом на аборт не успею! – отвечала девчонка, прикидывая в голове, когда будет готов анализ и когда у нее назначена процедура. – Примите, пожалуйста, я не знала, я первый раз!

«Не примет, конечно», – поняла Настя, мельком глянув и на суровую медсестру, и на юную будущую мать. Ей стало горько, от мысли, что она готова разрыдаться потому что очень хотела малыша, но потеряла, а кто-то плачет от того, что не успевает его убить.

«Не судите, да не судимы будете», – вздохнула она, поднимаясь с места, и направилась вслед за хлюпающей носом студенткой. По дороге она занесла свою медицинскую карту в регистратуру, и хотела идти к выходу, но услышала громкий вопрос медсестры процедурного кабинета:

– Кто кровь потерял? Четвертую отрицательную? – спрашивала женщина, поднявшая с пола маленький клочок бумаги.

– Наверно, я, – спохватилась Настя и пошла обратно.

Бумажка со штампом анализа на группу крови, действительно, принадлежала ей, в чем Настя и убедилась, глянув на криво написанную фамилию.

– Больше не теряйте, – говорила улыбающаяся медсестра, – золотая кровь.

– Ага, – грустно ответила девушка, запихивая бумажку в карман своей толстовки.

С определением «золотая кровь» Настя была категорически не согласна, но спорить не стала. Про свой коварный отрицательный резус-фактор девушка вспомнила только когда пришла в женскую поликлинику вставать на учет. До этого, во время учебы в институте, она сдавала анализ из вены, но по молодости совершенно не обратила внимание на результат и очень скоро его забыла. Информация о том, что у нее отрицательный резус-фактор прозвучала для Насти, как гром среди ясного неба. Девушка знала, что беременность резус-отрицательной женщины и резус-положительного мужчины зачастую приводит к плачевным последствиям для ребенка, так как ее организм может «не принять» плод, если тот унаследует резус-фактор отца.

«Медицина шагнула далеко вперед», – легкомысленно думала она тогда, не испугавшись возможного резус-конфликта. Сейчас она ела себя поедом за то, что отнеслась ко всему так легкомысленно. Вопрос, почему это случилось именно с ней крутился в Настиной голове, не оставляя ей никакой возможности забыть пережитый кошмар. Она не курила, не злоупотребляла алкоголем и даже насморком не болела, но коварное кровотечение оповестило ее о том, что тело прощается с успевшим обосноваться там малышом.

Настя вздохнула, проглатывая подкативший к горлу ком, и вышла на улицу. Недавняя девчушка-студентка курила за углом, и она поморщилась, торопясь уйти подальше. На небольшом пятачке возле торгового центра доннесся характерный говор, и Настя поспешила прибавить ход.

– Стой красавица, – нагоняла ее сзади чья-то фигура, – стой, погадаю, много не возьму!

– Денег нет, – буркнула девушка, вынужденная обернуться.

– А я знаю, что есть, – лукаво отвечала старая гадалка, с полностью лишенным зубов ртом. – У тебя в кармане сто рублей лежит!

Настя, поморщилась, глядя то на морщинистую темную кожу пожилой женщины, то на выбившиеся из-под платка грязные седые волосы.

Рука невольно потянулась к карману, но усилием воли она одернула ее, вспомнив, что, действительно, сунула сто двадцать рублей сдачи из магазина именно туда. Не желая вступать в дискуссию, Настя хотела идти дальше, но женщина схватила ее за запястье, вызвав одновременно и негодование, и отвращение. Прикосновение чужой липкой ладони обожгло, как электрошоком, и она на мгновение застыла, не в силах пошевелиться или что-то сказать.

Женщина в цветастом платке тоже застыла, и выражение ее лица с нахально-веселого сменилось на растерянное и даже испуганное. Пожилая дама отступила на шаг, резко сменив тон на тихий и уважительный.

– Не убивайтесь по дитяте своему, – сказала она, – не то это было семя, не ваше.

Настя опешила, поражаясь чужому актерскому мастерству и знанию психологии. «Неужели старая ведьма видела, как я из женской консультации выходила? – подумала она. – Наверняка, видела, а уж по моей несчастной физиономии сделать выводы не трудно».