– Тень за вами, оттого вы и страдаете, – продолжила женщина, отступая от Насти, как от прокаженной, – дитя невинное.

– Проклятие страшное и чтоб снять его, надо, непременно, вам все свои деньги и ценности отдать? – скептически отозвалась девушка, но старуха покачала головой.

– Зло должно переродится…

– О, Господи, – поморщилась Настя, понимая, что нарвалась на сумасшедшую. Девушка порылась в кармане, доставая уже упомянутую сторублевку. – Возьмите, и отстаньте от меня.

– Ничего больше говорить не буду, – увидев ее скептицизм прошамкала гадалка, но денег не взяла.

Старуха перекрестила ее узловатыми руками с грязной линией ногтей и неловко отступила еще на шаг.

– Там дорога! – крикнула Настя, когда незадачливая гадалка дошла до поребрика, чуть не упав.

Сзади на девушку едва не налетел велосипедист, и она отпрянула. Пара секунд ушла на то, чтоб освободить дорогу молодому человеку на велосипеде, а когда она оглянулась, старухи нигде не было.

– Куда она делась? – в пустоту спросила Настя, впрочем, вряд ли рассчитывая получить ответ.

Решив, что на сегодня пережито достаточно, она свернула с центральных улиц подальше во дворы и направилась к дому.

Они с мужем недавно взяли ипотеку и купили изумительную двухкомнатную квартиру в жилом комплексе со звучным названием «Семейный парк». Здесь была отличная огороженная детская площадка, просторная колясочная в подъезде и очень много молодых родителей.

В последнее время Насте было тяжело сюда приходить. Она невольно вспоминала, как в первые недели своей беременности радостно представляла резвящегося в песке малыша и стоящую рядом с ним красную коляску. Почему красную? Настя вряд ли смогла бы точно ответить. Скорее всего потому, что этот цвет одинаково подошел бы и девочке, и мальчику. «Цвет крови», – мрачно подумала она, заходя в чистенький и очень уютный подъезд с консьержем.

Мысли о полоумной бабке практически сразу покинули Настю, все-таки не в первой она сталкивалась с городскими попрошайками, но настроение, и без того ужасное, разговоры о зле, детях и проклятиях никак не поднимали.

Настя не хотела идти домой мимо сидящих на лавочке мамочек с колясками, и обошла территорию с торца здания.

Она неминуемо скатывалась в пучину затяжной депрессии, но, конечно же, не понимала этого. Тихо поздоровавшись с консьержем, девушка вызвала лифт. Большая хромированная кабина должна была за считанные секунды доставить ее до девятнадцатого этажа, но в последний момент в закрывающихся дверях появилась дамская нога в кроссовке. Двери снова разъехались, и молодая мать с зажатым в руках крупным ребенком просочилась внутрь.

– Мне на пятый, – сказала она, нажимая соответствующую кнопку пальцем левой руки. Правой она продолжала сжимать свою дочь.

Ребенку было чуть больше года, и мама ласково поцеловала светловолосую головку, когда лифт доехал до нужного ей этажа.

– Все будет хорошо, – сказала своему отражению Настя, когда за соседкой по подъезду закрылась дверь. – Мне просто надо перестать об этом думать!

Сказать было легче, чем сделать. Так уж вышло, что жила она в «Семейном парке», и работала педиатром в детской больнице, а потому видела разновозрастных малышей каждый день. Все это было невыносимо, а отпуск предстоял только осенью.

– Мне просто нужно снова забеременеть, – уверяла она саму себя, но нисколько не преуспела.

Это в Европе, то ли развитой, то ли загнивающей, к выкидышам относятся куда проще: не родился, значит не было, да и сохранять беременность изо всех сил там не пытаются. Воспитанная в советских традициях Настя горевала о потерянном ребенке ничуть не меньше, чем о рожденном, но не выжившем.

Когда девушка потянула дверь за ручку, она поняла, что квартира открыта. «Странно», – только и успела подумать она, когда в коридор вывалился ее опрятно одетый и очень сильно надушенный муж.

– Ты куда? – забыв поздороваться спросила девушка, едва не сбитая с ног супругом.

– На корпоратив, – торопливо ответил мужчина, недовольный задержкой, – я только ненадолго забежал, я же тебе говорил!

«Говорил? – спросила у самой себя девушка и, немного покопавшись в памяти поняла: – Точно, говорил! У кого-то важного день рождения, и они собираются в офисе».

Слишком увлеченная собственными терзаниями, на мужа и его слова она в последнее время обращала мало внимания, потому нисколько не удивилась, что забыла.

«Как он может жить прежней жизнью, когда внутри меня все рвется на части? – думала она, глядя на удаляющуюся в сторону лифта широкую спину. – Почему ему нисколько не больно от того, что наш малыш… Что с нашим малышом…»

Настя не могла закончить мысль. Она зашла в широкий и светлый коридор, захлопнула входную дверь и расплакалась. Она ревела в голос, размазывая по щекам крупные слезы и сползая по стене на запылившийся плиточный пол. Эта грязь никогда не появилась бы в ее прошлой жизни, но стала постоянным спутником последних дней. Ей не было дела до чистоты квартиры, ей не было дела до вкуса еды, да и до собственного внешнего вида, впрочем, тоже не было дела. Спортивный костюм и поношенные кеды – вот и все, что она носила вне рабочего времени. Наверное, в какой-то момент, она просто перестала чувствовать себя живой, как будто вместе с жизнью маленького существа в животе оборвалась и ее собственная.

Сидеть и реветь на полу в прихожей можно было очень долго. Вопрос о том, как может муж, самый родной и близкий человек, спокойно веселиться, когда она так несчастна, не имел ответа. Да и вряд ли в силах супруга было помочь ей выбраться из затягивающего ее болота депрессивных настроений, однако, обиднее всего было то, что он даже не пытался.

– Надо умыться и выпить успокоительное, – сказала она самой себе, поднимаясь с места.

На улице уже начало темнеть, и Настя зажгла свет в просторной кухне. «Неужели, я так долго шла домой?» – задумалась девушка, но выглянув в окно поняла – полумрак вызван тучами, плотно затянувшими небо.

– Полная раковина посуды и пустой холодильник, – поздравила она себя, – не удивительно, что мой муж под любым предлогом спешит сбежать из дома.

Таблетки, к которым в последнее время она прибегала слишком часто, закончились, о чем красноречиво свидетельствовала полностью опустевшая упаковка. Нужно было идти в аптеку, но погода явно намекала – лучше остаться дома.

Распахнув балконную дверь, девушка сделала шаг вперед, желая увидеть, как темнеет летнее грозовое небо. Сильный порыв ветра распахнул плохо прикрытую створку остекления, впуская внутрь свежий преддождевой воздух.

Панорамный вид со всех сторон открыл перед ней шумный город. Девушка залюбовалась картиной разбросанных вдоль линии горизонта разрозненных городских зданий причудливой расцветки и архитектуры. Прямо под ногами радовал глаз свежей зеленью старый и мало ухоженный парк, постоянный предмет спора горожан и бизнеса: последние говорили, что парк сильно заброшен и на его месте надо построить очередной жилой комплекс, а первые утверждали, что парк сильно заброшен, но имеет большую эстетическую ценность для города, и его надо восстановить. Финансирование, как это часто бывает, не находилось, и единогласно признавалось только то, что с парком надо что-то делать. Впрочем, с высоты девятнадцатого этажа никакая заброшенность в глаза не бросалась.

Настя еще раз глянула на небо и убедилась в серьезном настроении непогоды, но желания идти в аптеку не оставила.

– Не сахарная, не растаю, – сказала себе девушка, но зонтик, все же, поискала.

Порой, вся наша дальнейшая жизнь зависит от нелепых мелких деталей и череды случайностей, которым мы не придаем особого значения. Кто знает, как сложилась бы дальнейшая Настина жизнь, если бы она заранее позаботилась о покупке успокоительных таблеток, или испугалась дождя и не пошла в аптеку? А может, она просто не смогла бы отыскать зонт, и немного задержалась, полностью изменив все, что произошло дальше? Но она не испугалась дождя и зонт нашла очень быстро, а потому, случилось то, что случилось.

Путь в магазин лежал через парк, споры о предназначении которого все не утихали. Пока одни уверяли, что вместо старого парка нужно построить новые здания, а вторые утверждали, что парк еще ничего, и просто требует ухода, последний продолжал ветшать. Фонари здесь не горели, а дорожки были почти полностью покрыты сорняком, что нисколько не добавляло этому месту привлекательности. Однако, сплошь исписанные неприличным надписями скамейки не пустовали: их давно облюбовали местные социальные низы, периодически распивая спиртные напитки возле ржавой трубы некогда ухоженного ключа. Прогуливаться здесь в вечернее время было небезопасно, да и вряд ли это пришло бы в голову кому-то, кроме опустошенной морально Насти. Ей уже давно было абсолютно наплевать на себя.

Дорога до торгового центра заняла не более пятнадцати минут и прошла без особых приключений. Точно так же Настя надеялась дойти обратно: время было не самое позднее, да и дождик распугал потенциальных искателей приключений.

Купив лекарство, девушка увидела у выхода из здания толпу людей, не имеющих при себе зонта. Немного посмотрев на сомневающихся, Настя оценила масштабы надвигавшегося дождя и решила зайти в магазин, все-таки после обеда ничего, кроме чая, не попадало в ее организм. Набрав два пакета провизии, она заметила, что непогода немного поутихла, и сплошная ливневая стена, так напугавшая ее совсем недавно, сменилась мелко накрапывающим дождиком. Количество граждан на просторном крыльце поубавилось: стихающий дождь позволил людям добежать до своих машин, а самые решительные даже могли направиться домой пешком. Настя сделала тоже самое, радуясь, что все-таки захватила с собой зонт.

Нагруженная провиантом она шла уже не так понуро опустив голову, скорее даже оптимистично, если это выражение уместно к ее общему состоянию безразличия. Укрытая ярко-красным куполом зонта, она осторожно обходила грязные лужи, с сожалением глядя на свои покрытые темными каплями белые кроссовки. Стало совсем темно, но уличное освещение позволило ей без проблем перейти дорогу, после чего она вновь решила сократить путь.

Настя вошла в парк безо всяких опасений. Она ходила здесь уже тысячу раз, и могла пройти еще столько же, но сегодня все пошло по-другому.

Девушка уже подошла к шаткому железному мосту с тоненьким ручейком под ним – остатками былого величия речки Поймы. Свет фонарей с улицы сюда не доходил, и она внимательно смотрела под ноги, не желая вляпаться в грязевую лужу или собачьи экскременты. Идти по тропке, пролегающей среди низко склонившегося кустарника становилось неудобно, да и дождь почти кончился. Она решила сложить зонт, стряхнула налипшие на купол капли, не обращая внимания на происходящее вокруг.

Тревожное ощущение пришло слишком поздно. Тишина и темнота грязной аллеи показались пугающими, а сзади почувствовался чей-то напряженный взгляд. Машинально она оглянулась, но ничего, кроме непроглядной зеленой массы сомкнутых кустов не увидела.

Повинуясь инстинкту самосохранения, она прибавила шаг. «Несколько метров до проржавевшего моста и станет не в пример светлее, а значит – спокойнее», – думала она, но паника сотворила с ней злую шутку. Девушка оступилась, пошатнулась и хотела выпрямиться, но крупная фигура резко сжала ее, сдавила рот и нос чем-то неприятно пахнущим, после чего она обмякла, роняя на землю два пакета и свой зонт.

Ее тело было легко подхвачено сильными руками, приобнявшими свою жертву, точно любимую женщину. Рука в черной перчатке отыскала в ее рюкзачке мобильный телефон и швырнула в протекающий под мостом малюсенький ручеек.

Очнулась она от холода, а после этого пришел страх, заставляющий забыть о леденеющих пальцах рук. Настя ничего не видела: глаза у нее были плотно завязаны, но отчетливо чувствовался запах сырости. Той самой затхлой сырости, подвального помещения, никогда не впускавшего в себя солнечный свет.