Татьяна Абалова: Кошка понарошку

Глава 1

Я летела домой на крыльях. Наконец–то начались каникулы! Хорошее настроение поддерживалось большим брикетом мороженого и новыми наушниками. Иногда нужно себя баловать. Я уже предвкушала, как положу в чашку огромный кусок пломбира, обильно сдобрю его свежей малиной, надену наушники, включу музыку и улечу в нирвану. Молодая, красивая и свободная!

Я не покривила душой, когда описывала себя: мне двадцать лет, друзья считают меня привлекательной, что я и сама вижу в отражении зеркала, когда привожу себя в порядок, а не брожу по дому нечесаная и в пижаме. И что еще важно – сейчас я совершенно свободна от отношений.

С Артемом у меня давно не ладилось, и я никак не находила причину, пока не обнаружила в сети его фотографию с моей подругой. Я отказалась пойти на вечеринку, так как готовилась к экзамену, и он быстро нашел, с кем приятно провести время. На прямой вопрос получила невнятное: «Ты не так все поняла. Меня кто–то подставил».

Понятно кто. Подруга и подставила, я давно заметила, как ревностно она относится к нашему общению. Дулась, наговаривала на Артема, делала меня виноватой в том, что мы, закадычные подруги, стали реже видеться. Теперь я свободна от них обоих. Пусть и дальше целуются взасос. Мне уже не больно.

Чтобы стать новой, я выкрасила волосы в синий под цвет глаз, накупила провокационных шмоток, которые возьму с собой на море – летящих, тонких, чтобы угадывались прячущиеся под ними формы. У меня высокая грудь, не нуждающаяся в лифчике, тонкая талия, округлые бедра и бесконечные ноги. Я – богиня!

Нет, я не настолько самоуверенная, чтобы думать о себе, как о высшем существе. Просто считаю нужным напоминать себе, что я хороша, иначе вновь упаду духом и погружусь в бездну отчаяния. После измены Артема моя самооценка сильно пострадала.

Чтобы взбодриться и доказать, что я открыта всему новому, я написала план «Как я собираюсь провести лето», где первым пунктом значилось заветное «Влюбиться». Кандидата на летнее приключение я еще не встретила, но мне было достаточно предвкушения, чтобы испытывать волнение и приближение счастья.

Я жила в той части города, где чудом сохранились частные дома. До нашей окраины еще не добрались добрые молодцы, стремящиеся разрушить старое и построить новое – многоэтажное, шумное и подверженное страстям спальных районов. Мы были своеобразными Южными штатами, сопротивляющимися наступлению индустриального Севера. Совсем как в романе «Унесенные ветром».

В нашем непуганом раю шла тихая и размеренная жизнь, где обитатели не скрывали себя за высокими заборами. Мы и без камер слежения знали все о соседях, а соседи о нас. Наши дома утопали в зелени, за калитками тявкали собаки и разгуливали курочки, а на задних дворах прятались парники, где круглый год росло все свое – свежее, вкусное и витаминное.

Отчаянное мяуканье я услышала издалека. Улица у нас тихая, соседи сердобольные – животину за порог не выбросят, оттого и задел за живое этот звериный крик о помощи.

Я остановилась у заросшей шиповником ограды старого полуразрушенного особняка. Звук явно шел из его глубин. Про этот дом ходили легенды, вплоть до того, что там водятся привидения. Враки, конечно. Любителям выпить и не такое померещится.

Среди местных мусолили байку, что из старинного особняка в каждое полнолуние доносятся звуки рояля и женское пение, причем до того прекрасное и манящее, что услышавший его приходил в себя только тогда, когда до крови обдирался о колючие кусты. Так велико было желание посмотреть на обладательницу чарующего голоса.

Еще поговаривали, что перелезшего за ограду больше никто не видел, хотя имени смельчака назвать не могли. Словно оно массово стиралось из памяти жителей нашего закоулка.

Пугали и могильные камни маленького семейного кладбища, раскинувшегося у садовой ограды. Почерневшие кресты можно было разглядеть с соседней улицы. Как шептались старики, их число с каждым годом множилось, хотя на этом погосте давно не хоронили.

– Нечисто там, Дина. Не смей даже близко подходить к нему, – предупреждала меня бабушка, когда я расспрашивала ее об особняке.

Ольга Владимировна Криницына – мама моего отца. Бывшая учительница химии, вполне себе ученый человек, но и она с опаской относилась к заброшенным домам. Нечисть обитает там или бомжи – не суть важно, лучше держаться подальше.

С некоторых пор, а именно после смерти их общей с Вероникой подруги Любочки, бабушка начала верить в потустороннюю жизнь. Я слышала их разговор, что люди после смерти не исчезают, а переносятся в иные миры. Мол, баба Люба передала им оттуда привет. Я конечно же, списала их веру в небылицы на возраст. Чем ближе порог, который всем однажды придется переступить, тем больше хочется надеяться, что это не конец.

Я с младенчества жила с бабой Олей. Родители – вулканологи, мотались по всему свету, пока окончательно не обосновались за границей, получив какой–то престижный грант в одном из исследовательских институтов.

Полгода назад к ним перебралась и бабушка: нянчить нового внука. На старости лет родители осчастливили всех нас младенцем. Я осталась одна, но совсем не скучала. Друзья, учеба, подработка репетитором – родительских денег хватало, но хотелось иметь свои, чтобы лишний раз не напрягать папу.

– Мяу! – в голосе котенка уже слышалось отчаяние.

Я встала на цыпочки, чтобы понять, из какой части дома слышится мяуканье. Трехэтажное строение, появившееся на свет чуть ли не два столетия назад, по канонам старой архитектуры было украшено стройными колоннами и широкой каменной лестницей. Сейчас оно являло собой развалюху, пытающуюся сохранить остатки былого великолепия.

Провалившаяся крыша, окна, зияющие чернотой, прогнившие деревянные части, торчащие наружу, словно кости истлевшего чудовища, соседствовали рядом с мраморными розетками, затейливыми арками и изящными балюстрадами навесных балконов.

Аллея, которую некогда облагораживали возведенные на постаменты скульптуры, сейчас казалась проходом в преисподнюю. Мороз шел по коже, когда я смотрела на Аполлонов и Аврор с отбитыми конечностями и пустыми глазницами. Они стояли у истоков величия этого места, а теперь пялились на буйно разросшуюся зелень, которая потихоньку пожирала их самих и дом.

Значение этого особняка помнила и наша мэрия, охраняя от посягательств застройщиков трехэтажную развалюху, портящую вид нашей улицы. Соседи писали коллективные письма, требуя решить судьбу усадьбы, пугающей своей заброшенностью. Просили или начать реставрационные работы, или начисто снести строение. Соседство со странным особняком никому не доставляло удовольствия.

Власти отписывались, утверждая, что здесь жила некая знаменитость, поэтому особняк представляет культурную ценность. О какой реставрации могла идти речь, если денег у нашей мэрии не хватило даже на табличку с именем знаменитости? Да и знали ли они его?

– Мяу! – котенок известил, что его силы на исходе. Его придушенный писк заставил меня перекинуть сумку с тающим мороженым за спину и попытаться продраться через кусты, толкая перед собой створку ажурных ворот.

Открыть до конца ворота не удалось. Они застряли, кое–как подмяв под себя колючую растительность. Перелезая, я порадовалась, что надела джинсы и кроссовки, иначе ободрала бы себя до костей, настолько разросся шиповник. Преодолев первую преграду, я поспешила вперед – к аллее, где трава росла чуть ли не по пояс.

Я вздрогнула, когда за спиной раздался неприятный скрежет. Обернувшись, я обнаружила, что створка вернулась на место, а кусты вновь встали колючей стеной. Мне нужно будет хорошо подумать, как выбраться из плена, когда я спасу котенка. Неужели придется идти через кладбище?

Чтобы не терять время и не втягивать голову в плечи под взглядами искалеченных временем скульптур, до парадного входа я бежала. Пыльный холл встретил прохладой. Пол в шашечку из белого и черного мрамора был ровным и гладким, словно его выложили только вчера. Никаких зияющих дыр и вспучиваний, что обнадеживало: я не закончу рисковый поход, провалившись в подвальное помещение.

Правда, я едва не описалась от страха, когда увидела висящее под потолком привидение в сером саване. Его концы шевелились. Лишь приглядевшись, поняла, что это люстра, которую кто–то заботливый укутал в просторное полотно. Удивительно, что она не рухнула. Еще одно свидетельство того, что дом, несмотря на поверхностные разрушения, оставался все еще крепким.

– Кис–кис–кис! – позвала я. Пискнули в ответ где–то на вершине лестницы, плавным изгибом устремляющейся ко второму этажу.

Я шла осторожно, опасаясь дотрагиваться до перил. Деревянная балюстрада местами рассыпалась, обнажив металлические прутья. Под ногами скрипели мелкие камешки и осколки пыльного стекла. Хрустели листья, заброшенные непогодой еще осенью. Огромное витражное окно, некогда украшенное цветной мозаикой, без преград впускало в помещение яркий дневной свет и вольный ветер. Он и шевелил «саван» на люстре.

– Кис–кис–кис! – позвала я, прислушиваясь к звукам.

На втором этаже лестница раздваивалась и вела еще выше. Сейчас она уже не выглядела такой основательной. Полностью деревянная, она пугала отсутствующими ступенями. И, конечно же, котенок заплакал именно оттуда.

– Мамочки! – произнесла я, когда определяла, какой из путей вверх более надежный, и шагнула на первую ступень. Старалась идти ближе к стене, где лестницу поддерживал каменный обод.

То ли котенок, заслышав меня, убежал, то ли он изначально сидел в самом дальнем помещении, а эхо искажало звук, делая его обманчивым, но его «мяу» никак не становилось ближе. Я шла по коридору, заглядывая в каждую комнату, где до сих пор сохранились мебель и крупные детали интерьера – гобелены, ковры, лампы с огромными абажурами.

Красиво, печально и жутковато от вида заброшенности.

Странно, что особняк за годы его существования не разграбили или хотя бы не изъяли предметы старины для хранения в музейных запасниках. То ли дурная слава о нем внушала страх, то ли о доме не знали те, кто осмелился бы поживиться его раритетами. Все стояло на местах и в относительном порядке. Возможно, причина крылась в том, что здание не было видно с дороги, а на нашей улице редко появлялись чужаки.

– Мяу! – раздалось совсем рядом, что означало конец пути и страхов, вызывающих нервную дрожь.

Глава 2

Я шире распахнула дверь и оказалась в просторном салоне, хорошо освещенном солнечными лучами. На возвышении стоял огромный белый рояль. Вокруг пугали пыльными покрывалами ряды кресел. По их числу я поняла, что хозяин особняка был богат и мог пригласить на музыкальный вечер едва ли не полгорода. Я будто наяву видела обмахивающихся веерами дам и джентльменов с моноклями, слушающих прекрасную игру и не менее прекрасное пение.

Я вздрогнула, когда из рояля полились расстроенные звуки. По клавишам бежал котенок, понявший, что его спасительница, наконец, явилась. Спрыгнув, он понесся между рядами кресел. Только когда он подбежал, я поняла, что зверек лишь отдаленно напоминает кошку. И вовсе не голубой цвет шерстки был тому виной. Сейчас многие хозяева окрашивают животных в яркие цвета.

Я перестала дышать, когда поняла, что на голове котенка растут рожки, а на спине крылышки, как у стрекозы. Они переливались всеми цветами радуги, когда неизвестное науке животное попыталось взлететь. Я присела на корточки. Я все еще верила, что найду ремешки, прячущиеся среди густой шерсти. Знавала я золотистого ретривера, которому хозяйка на прогулке пристегивала крылышки бабочки, а в зубы давала маленькую дамскую сумочку.