Стоило мне протянуть руку и дотронуться до мягкой спинки, как мир потемнел и перевернулся. Я утратила способность слышать, видеть и двигаться. Мое тело онемело, к горлу подкатила тошнота, словно я летела в неизвестном направлении. Вскоре я почувствовала удар спиной о воду и поняла, что утону, если не заставлю свое тело двигаться. Я набрала полную грудь воздуха, прежде чем погрузилась в черную пучину.

Я страстно хотела жить. Выйдя из оцепенения, я что есть сил заработала руками. Они плохо слушались. Имея первый разряд по плаванию, я гребла по–собачьи, ведь на большее я почему–то не была способна. Только почувствовав твердую почву под ногами, я выбралась на берег и рухнула.

Легкие раздирало от боли, голова гудела колоколом. Я потянулась за сумкой, чтобы достать телефон и посветить, чтобы понять, куда я провалилась, но обнаружила, что не могу сделать привычное движение – завести руку за спину.

Первой мыслью было: меня частично парализовало. Но когда нащупала, что на мне вместо ветровки и джинсов шуба из кроличьего меха – так во всяком случае показалось в полной темноте, я закричала. И не узнала свой голос. Я издала какой–то нечленораздельный ор.

Поднеся пальцы ко рту, их я тоже не обнаружила. Это было что–то вроде когтистой лапки! Я взревела и понеслась куда глаза глядят. На всех четырех конечностях! Так оказалось гораздо удобнее. А страх лишь придавал сил.

Меня хлестали мокрые ветви, я проваливалась в наполненные грязью ямы, но упорно выкарабкивалась, чтобы вновь нестись по черному лесу. Сколько раз я стукалась головой о стволы деревьев или ухала в глубокую лужу – не сосчитать.

Я шарахалась от хруста ветвей, издаваемого вовсе не моим изменившимся телом, а кем–то невидимым в темноте. Я взвизгивала, когда вдруг встречалась взглядом с горящими огнем глазами, плакала, когда очередной колючий куст оставлял на моем измученном теле царапины или я на нем клочки шерсти.

Не знаю, то ли я бежала всю ночь, то ли густые кроны были до того плотно переплетены, что не пропускали солнечного света, но неожиданно я вывалилась на поросшую травой дорогу, идущую меж стоящими стеной деревьями–великанами. Прямо под копыта лошади, на которой восседал мужчина в черной шляпе. Это было последнее, что я видела, покатившись кубарем.

Очнулась я верхом на коне. Нет, я не сидела впереди всадника и уж тем более не тряслась на лошадином крупе за его спиной. Я ехала в дорожной сумке, укутанная во что–то мягкое, похожее на рубашку и пахнущее здоровым молодым телом.

Я девушка сообразительная и не лишена фантазии, поэтому отмела такие причины моего погружения в нереальность, как кома и шизофрения. Куда приятнее думать, что я переместилась в другой мир, попав в тело кошки. На этом я решила остановиться и не терзать мозг догадками и паническими атаками. Иначе на самом деле сойду с ума.

– М, пришла в себя, киса? – всадник в черной шляпе покосился на меня. – Сейчас доберемся до ближайшего трактира, и я сдам тебя в более надежные руки. Прости, но возиться с кошками у меня нет ни времени, ни желания. Я на службе у короля и редко бываю дома. Сдохнешь, ожидая, когда я налью тебе молока.

Я смотрела на мужчину во все глаза и боялась открыть рот. Мало ли какие звуки оттуда польются? Пусть лучше думает, что я самая настоящая кошка, чем ведьма, умеющая превращаться в мелких животных. Такой, испугавшись, и утопить может.

По одежде и по способу передвижения было понятно, что образчик мужской красоты не является представителем современного мира. И чем дальше вглубь веков, тем больше вероятность, что меня, приняв за ведьму, сожгут на костре. Пока понятно было одно: мой новый знакомый не является злодеем, иначе не подобрал бы мокрую и грязную животину и не завернул бы в собственную рубаху.

Я хотела оглядеть себя, чтобы понять, на что похожа, но меня укутали по самую шею, и все, что мне дано было увидеть, так это то, что я стала обладательницей шикарных усов. Славненько. Но в моем превращении обнаружилось и одно полезное свойство. Став кошкой, я обрела тонкий нюх.

Я чувствовала не только, как пахну сама – влажной шерстью, болотной тиной и дорожной пылью, но и запахи, идущие от мужчины. Дым костра и конского пота – скорее всего всадник давно не покидал седло. А еще застарелый запах крови и вонь какой–то лекарственной мази. Судя по всему, его путешествие не было безопасным.

Я находилась еще не в том состоянии, чтобы осмыслить, где я и что со мной произошло, а также, чего мне следует бояться, поэтому я сочла более полезным задремать. Мужчина, переложив плетку в другую руку, почесал меня между ушками. И я замурлыкала. Как оказалось, я умела издавать приятные звуки, ведь мой ночной ор напугал даже меня саму.

Я проснулась от того, что меня вытаскивали из сумки. Я уже успела обсохнуть, хотя качество шерсти оставляло желать лучшего. Она свалялась и выглядела грязно–серой. Я вытащила лапу, подчиняясь необъяснимому желанию лизнуть ее и провести по лицу, чтобы хоть как–то привести себя в порядок.

Мой спаситель хмыкнул.

– Женщина есть женщина. Чуть не сдохла, а красоту на морде навести торопится.

«Я и есть женщина. Только заколдованная. И перестаньте употреблять по отношению ко мне такие слова, как сдохла и морда», – вот, что я хотела произнести, но получилось скрипучее некрасивое «Мя–я–я–я». Я все–таки сорвала голос.

В трактире пахло прогорклым жиром, едким дымом и немытыми телами. Я громко чихнула, чем привлекла к нам обоим внимание. К моему спутнику тут же подошла дородная трактирщица.

– Добро пожаловать, господин…

– Венчур, – представился он коротко.

Трактирщица дождалась, когда посетитель назовет свое имя, после чего присела в приветственном поклоне.

Я вытянула шею, чтобы увидеть, на что с такой кривой ухмылкой смотрит мой спаситель. Трактирщица демонстрировала ему большую дебелую грудь, держащуюся за тканью блузки только благодаря крепким завязкам.

Я презрительно фыркнула.

«Мужчины есть мужчины. Даже после долгого пути и при наличии воспалившейся раны, они не прочь потискать кухарку», – вот что значили издаваемые мною звуки.

Мой спаситель, словно поняв мой посыл, убрал с лица улыбку.

– Кусок холодного мяса, кувшин пива и чашку молока для моей спутницы. И побыстрей, – приказал он, усаживаясь за стол.

Пристроив меня на скамью и кинув рядом черный кожаный плащ и широкополую шляпу, Венчур расслабился. Оперся спиной о стену, вытянул под столом ноги и закрыл глаза, дав мне возможность лучше рассмотреть его.

Он был невероятно привлекателен. Вроде бы и выглядел, как человек, но чувствовалось, что он неземной расы. Такое же чудо чудное, как котенок, которого я кинулась спасать. У милорда не было ни рожек, ни стрекозиных крылышек, но я ясно понимала, что передо мной образец героя, каким его описывают в романах фэнтези. Оборотень, например, умеющий взвиться в небо вороном. Или боевой маг. Но не некромант. Запах земли и тлена я почувствовала бы сразу.

А вдруг я попала в руки к самому настоящему принцу? Все говорило о том, что он был не из простых парней. Взять хотя бы его вьющиеся волосы, длиной почти до пояса. Несмотря на то, что Венчур был в дороге не первый день и даже где–то нарвался на клинок – мой нос все еще чувствовал запах крови, его локоны оставались блестящими и шелковистыми. Таким позавидовала бы любая девушка.

Я вздохнула. Мне нечему завидовать. Теперь вместо длинных и красивых волос у меня пушистая шерстка, и я, подчиняясь инстинктам, вылизываюсь. Кстати, благодаря «умыванию» собственной слюной, я разглядела, что мой окрас не серый, а синевато–голубой. Совсем, как мои волосы перед тем, как я стала кошкой.

В горле неожиданно засвербело, и я закашлялась.

Венчур открыл один глаз и покосился на меня. И тут меня стошнило, и я выплюнула клок свалявшейся шерсти. Лицо моего спасителя скривилось в брезгливой гримасе. Если бы могла, я бы покраснела. Я лапкой столкнула свой позор со скамьи и подняла на мужчину виноватый взгляд. Он устало вздохнул и опять закрыл глаза.

Но зато я успела рассмотреть их цвет: темные, точно сливы. В их глубине светилось нечто, что делало их волшебными. Как–будто оттуда смотрело древнее существо. Если бы я могла, передернула бы сейчас плечами. Но я только чихнула, за что получила еще один осуждающий взгляд темно–сливового глаза.

Как я и говорила, Венчур был так хорош, что не к чему было придраться. Длинные ресницы, подвижные брови, активно участвующие в выражении эмоций, красивой формы нос, четко очерченные губы и волевой подбородок. Скулы тщательно выбриты, что говорило о похвальной самодисциплине. Обожаю таких мужчин. Сто очков в его пользу.

Я опустила глаза ниже, чтобы без стеснения насладиться и остальным: широкими плечами, туго обтянутыми рубашкой с франтоватым шейным платком, прячущимися под рукавами шерстяного сюртука мускулистыми руками, крепкими ладонями, облаченными в укороченные перчатки.

Кажется, вариант таких перчаток с открытыми пальцами называется митенками. Благодаря им, я могла убедиться, что ногти моего спасителя хоть и были коротко пострижены, но выглядели ухоженными. Без темной каемки по ободку. Еще сто очков. Как же мне нравились мужчины, которые не позволяли себе быть грязнулями, ссылаясь на долгий путь и отсутствие удобств в средневековое время.

Глава 3

Я с обожанием посмотрела на прекрасное мужественное лицо. И осеклась. Боже, что я творю! Почему я выискиваю в незнакомце черты, за которые в него стоит любиться? Откуда такое желание мурчать и тереться о его ноги? Хорошо, что я сижу на скамье, а между нами его вещи. Сейчас без стеснения выгибала бы спинку, лишь бы он меня погладил.

И тут я со всей очевидностью поняла, что мой восторг по отношению к спасителю был проявлением чисто животных инстинктов. Не зря же говорят: «Влюбчива, как кошка». Будь я сейчас собой и встреться мне на пути человек неземной расы, я бы бежала от него без оглядки. А тут смотрю преданно в глаза и мечтаю забраться к нему на колени. Фу! Нехорошая девочка!

От терзаний меня отвлекла молоденькая подавальщица, поставившая на пол блюдце с молоком. Я мягко спрыгнула со скамьи и подошла к блюдцу, не забыв при этом погладить хвостом ногу господина Венчура. Понюхала и, только поняв, что молоко не горячее, принялась лакать. Надо же, у меня получалось!

Подавальщица умилялась. Стояла, сложив руки в замок на округлом животе, и смотрела на меня с улыбкой.

– Нравится? – спросил Венчур, отодвинув ноги, чтобы мой хвост оставил их в покое.

– Красивая, – кивнула подавальщица.

– Забирайте!

Я перестала лакать, поняв, что пришел час расставания со спасителем. Желудок сжался болезненным спазмом, и я нырнула под скамью, чтобы там изрыгнуть из себя все выпитое молоко. Естественный отклик организма на неприятное известие. Я к господину Венчуру со всей душой, а он так легко передает меня в чужие руки!

– Бог с вами! – девушка сменилась в лице. Я из–под скамьи видела, как она побледнела. – Сирену в дом? Я еще в здравом уме!

– Сирену? – не понял Венчур.

– А вы разве не знаете, кого подобрали в Туманном лесу? Это же с некоторых пор пристанище фей, – голос подавальщицы от волнения звенел. Я высунулась, чтобы ничего не пропустить. Я – фея? – Люди его стороной обходят. Лучше сделать крюк через город, чем подвергнуться искушению.

Я осторожно вышла, чтобы увидеть реакцию Венчура. Так вот, оказывается, чем я только что занималась – искушением. Я делала все, чтобы спаситель стал моим хозяином: смотрела влюбленными глазами, мурчала и урчала, терлась о ноги. Да, кошки – великие искусительницы.

Вот только я думала, что искушают совсем по–другому. И в моем представлении фея – это нечто доброе, раздающее по заслугам с помощью волшебной палочки. А подавальщица говорить о нас, как о злобных существах, которых следует объезжать десятой дорогой.

Венчур внимательно смотрел на меня. Я быстро сделала невинные глаза.

– Но почему они называются сиренами?

– А разве вы взяли ее с собой не потому, что вас пленил ее голос?