Соня поднялась из-за стола. Схватила несколько книг. Помедлив, взяла кнопочный «Панасоник». С сомнением посмотрела в открытый шкафчик на фотоаппарат. Предпочла обойтись без него. Дёрнув задвижку, выбралась в коридор и заставила себя зайти на кухню, чтобы проститься с Оксаной Витальевной, но обнаружила, что Пашиной мамы нет. Квартира пустовала. Странно, что Оксана Витальевна не предупредила об уходе и к тому же заперла дверь на все замки, а замков было много, и пришлось с ними повозиться, прежде чем выйти на лестничную площадку. Захлопнув за собой дверь, Соня заторопилась вниз по ступеням и вскоре выбежала из подъезда на улицу.

Глава вторая
«Серебряная река»

Паша любил аэропорты. Называл их выставкой человеческого благополучия. И дело не в плакатах с лицами осчастливленных собственной красотой людей, не в эталонном мещанстве ароматов. Ему просто нравилось смотреть на пассажиров. «В отведённые перед посадкой минуты они неуязвимы. Их жизнь прозрачна, запакована в понятное и объявленное по громкой связи расписание, а если расписание вдруг меняется, это редкое препятствие всегда преодолимо, достаточно перебраться к другому выходу или обратиться к представителю авиакомпании. Пассажиры вроде бы не делают ничего важного: толпятся у стойки регистрации, закручивают в плёнку багаж или проходят досмотр, но при этом не чувствуют, что теряют время, ведь оно детально распланировано и будто бы заранее прожито. Прожито, но ещё не потеряно. Нужно лишь расслабиться и сполна им насладиться. В аэропорту человеку удаётся обхитрить саму жизнь». Так говорил Паша. Соня повторяла его слова. Проникнуться ими не могла. Мешала головная боль. Осторожно касалась затылка. Осматривала пальцы и мимолётно угадывала на их кончиках кровь, однако крови не было. От общей усталости и нервозности голова гудела весь девятичасовой перелёт.

В аэропорту Южно-Сахалинска Соня задержалась у плаката с сахалинскими маяками, по большей части построенными в довоенное время. Различила маяк на Камне опасности, на мысе Ламанон и, конечно, построенную на голой скале между Японским и Охотским морями «Аниву» – один из немногих в России маяков, жилые помещения которого располагались не снаружи, а внутри. От плаката пошла к выходу. Прилетела с ручной кладью и багажную ленту проигнорировала.

На улице встретил дождь. Соня сразу наткнулась на автобусную остановку и заскочила в удачно подошедшую тройку. Приложила к валидатору банковскую карту – заплатила двадцать шесть рублей – и заняла место возле окна. Знала, что Южно-Сахалинск зажат хребтами, готовилась высматривать их низенькие вершины, но город неприветливо накрылся влажной серостью, и ничего, кроме растущих поблизости берёз, Соня рассмотреть не смогла, а берёзы чаще попадались серые и даже чёрные, будто горелые, что ничуть не оживляло открывающийся вид.

Соня с разочарованием отвернулась от окна и поняла, что низкопольный зелёный автобус напоминает обычные московские автобусы, затем обнаружила, что на экране под потолком вместо третьего высвечен четыреста двадцать шестой маршрут. «Текущая остановка: „М. Текстильщики“». Значит, автобус когда-то действительно был московским. Достался Южно-Сахалинску и с тех пор тщился уверить пассажиров, что они попали в его салон прямиком от станции метрополитена, которого в Южно-Сахалинске никогда и не было. Сосланный на край света, отчаянно берёг кусочек привычной жизни – вновь и вновь пускал по экрану ролик о предстоящем матче московского «Спартака» в одной восьмой финала Лиги Европы, о грядущей выставке «Сокровища музеев Генуи» в Историческом музее и не догадывался, что матч с выставкой давно отменили, а подготовку к ним забыли, потому что жизнь в Москве наполнилась совсем другими заботами.

Когда автобус выкатил на проспект Мира, рассекающий Южно-Сахалинск на две неравные части, Соня отметила унылые серо-бордовые здания, между ними – заросли громадных лопухов-белокопытников. Ближе к пересечению с проспектом Победы наметился центр города, и дома теперь чаще попадались пятиэтажные, заметно подновлённые, выкрашенные в жёлтый, зелёный, бордовый, однако всё равно унылые – их панельная серость проступала даже через слой фасадной краски. Торговые центры, облицованные красным керамогранитом, тоже казались серыми. Вывески магазинов светились блекло, будто закатанные в пыль, сбить которую не удавалось ни дождю, ни ветру.

За окном промелькнули современные здания с заляпанными до непрозрачности стеклянными фасадами, пошли ряды утеплённых хрущёвок с громоздкими двухскатными крышами, а после пересечения с Коммунистическим проспектом автобус ненадолго застрял в пробке и где-то справа Соне привиделся силуэт темнеющей сопки. Обнесённая туманом, сопка вздымалась над восточными окраинами Южно-Сахалинска и представлялась настоящей горой, но быстро пропала. Автобус продвинулся дальше. Стало очевидно, что городской центр, толком не начавшись, уже заканчивается.

Выскочив на остановке, Соня не сориентировалась, куда идти. Когда рядом проезжали машины, отбегала от накатов грязной воды, высматривала номера ближайших домов. Наконец достала Пашин «Панасоник» и попробовала дозвониться до гостиницы. В трубке различила лишь тревожное шипение. Испугалась, что раскладушка сломана, потом разглядела вывеску двухэтажной «Серебряной реки» и, промчавшись по двору, спряталась от дождя в гостиничном фойе.

Администратор сказала, что двадцать седьмой номер занят. Увидев по-звериному длинные ногти женщины и её натруженное косметикой лицо, Соня побоялась выспросить имя постояльца, но приободрилась от надежды, что там до сих пор живёт Паша. Пока администратор ксерокопировала паспорт и вбивала данные в компьютер, прочитала заламинированное объявление: «Администрация вправе отказать в обслуживании гостям, находящимся в сильном алкогольном опьянении, а также агрессивно настроенным, неадекватное поведение которых может доставить дискомфорт другим». Рядом с объявлением лежали выцветшие рекламки. Одни предлагали стоматологические туры в Китай. «Путёвка 0 руб. при условии лечения!» Другие обещали доставить туристов на маяк «Анива». «Незабываемое путешествие к архитектурному наследию Миуры Синобу!»

Соня засмотрелась на чёрно-белые фотографии маяка и не сразу заметила, что администратор протягивает ей ключ от двадцать пятого номера. Поднявшись на второй этаж, растрепала мокрые волосы и принялась рассеянно тыкать ключом в скважину замка на двери соседнего, Пашиного номера. Ждала, что постоялец услышит и откроет. Приготовилась радостно обнимать Пашу или испуганно извиняться перед чужим человеком, но дверь никто не открыл.

Заселившись, Соня ещё несколько раз сходила к двадцать седьмому номеру. Больше не изображала, что ошиблась. Просто стучала. Постоялец не объявился, и Соня сдалась. Вскоре легла в кровать. Включила местный новостной канал и представила, что увидит выпуск, посвящённый Паше. Услышит, как его, пропавшего в сахалинских лесах, ищут спасатели. Ищут и не находят. Но о Паше по телевизору не сказали. Все выпуски были посвящены появлению колючих акул у юго-западного побережья Сахалина и недавнему пожару в Корса́кове. Под плашкой «Важно» в правом верхнем углу экрана всплывали заголовки других новостей, и опять – ни намёка на то, куда подевался Паша. «В Озёрском местных жителей в тумане кошмарил медведь». «В СК заявили об увеличении числа особо тяжких преступлений со стороны мигрантов». «Площадь природных пожаров в России достигла 1 млн гектаров». «Российские телеканалы зафиксировали рост спроса на эзотерику». «Грибник повстречал медведя около бывшего ГПТУ в Углегорске».

Заскучав, Соня уснула, а утром первым делом опять пошла к соседней двери. Постоялец по-прежнему не отвечал. К десяти часам в двадцать седьмой номер зашла горничная. Соня, улучив момент, скользнула следом и, пока горничная возилась в ванной, быстренько осмотрелась. Ничего особенного не заметила. Односпальная кровать, телевизор на кронштейне, тоненькая штора с бледными ромашками. Никаких личных вещей. Ни сумки, ни чемодана. Сердце колотилось. Его удары отдавались металлической болью в затылке. К глазам прилила кровь, и Соня выскочила обратно в коридор. С грохотом ввалилась к себе в номер. Захлопнула дверь. Прижавшись к ней спиной, сползла на потёртый ковролин и осознала, что в двадцать седьмом номере как-то странно пахло.

Тот запах вроде бы не пробудил конкретных воспоминаний, но увёл в неразличимые дебри памяти. Чужой и знакомый одновременно, будто составленный из множества других совершенно несовместимых ароматов, он преследовал Соню, пока она спускалась из гостиницы. Накатывал со всех сторон в супермаркете, где Соня рассматривала сахалинские ценники. Килограмм вялой черешни – шестьсот сорок девять рублей. Килограмм пожелтевшего творога – тысяча двести шестьдесят три рубля. Соня постояла у полки с незнакомыми ей корейскими прокладками, наконец пришла в себя и в соседнем отделе купила бутылку питьевого йогурта. Запах из двадцать седьмого номера её не покинул, но сделался привычным.

Возвращаясь к гостинице, она отметила, что дождь почти перестал. Из тумана проступили сиротливые дома хаотично и как-то невпопад застроенного района. Над их то плоскими, то взгорбленными крышами обозначились трубы возведённых ещё японцами, а теперь закрытых и бездействующих заводов. Отдельными громадинами из общей бетонной массы выделялись серые строения бумажного завода, тоже закрытого и бездействующего.

На крыльце гостиницы Соня заметила пустую кошачью миску и вспомнила, что у неё когда-то была кошка. Даже две кошки. Обычные, дворовые и не очень смышлёные. Соня их любила. И сама за ними ухаживала. Сейчас, подумав о них, улыбнулась и наполнила миску йогуртом. Задержалась в фойе у туристических буклетов. Листала их с притворным интересом, а сама ждала удобного момента заговорить с администратором о Паше.

За стойкой, как и вчера, суетилась неприветливая женщина, сегодня вдобавок ко всему чем-то раздражённая, удобный момент никак не наступал, и Соня уже несколько раз прочитала о музее, целиком посвящённом книге Чехова «Остров Сахалин», – сотрудники соглашались за небольшую плату заковать любого желающего в кандалы и сфотографировать с манекенами-каторжанами. В музейно-мемориальном комплексе «Победа» на проспекте Победы туристам предлагалось, пройдя через обгоревший бункер, попасть в трёхмерную панораму «Десант на Шумшу», чтобы почувствовать себя участником кровопролитного боя в августе сорок пятого. А гостям Корса́кова местный экскурсовод обещал показать памятник «Разделённых семей», посвящённый сорока тысячам рабочим из Кореи. Японцы в своё время силой завезли их на Сахалин, а увезти обратно после войны не удосужились.

Корейцы долгими зимними ночами под вой метели ждали, когда за ними приплывёт корабль. Они здесь же умирали в конце концов, кто от голода, кто от холода, кто от тоски по Родине.

Администратор начала ругаться по телефону и теперь бросала на Соню недовольные взгляды, чьё присутствие явно мешало ей выразить всю глубину своего негодования в наиболее точных словах, и Соня предпочла уйти. Поднявшись на второй этаж, встретила постояльца из двадцать седьмого номера. Он как раз вышел в коридор и закрывал за собой дверь. Дважды провернув ключ и для надёжности подёргав ручку, незнакомый мужчина зашагал к лифту. Соня с грустью проводила его взглядом. Нет, в двадцать седьмом номере жил не Паша.

Соня не представляла, как поступить дальше. Минут десять, угнетённая собственной беспомощностью, сидела на крышке унитаза, затем набросила джинсы с кофтой на полотенцесушитель, включила душ и легла в кровать. Прислушалась к тому, как в ванной льётся вода. Представила, что там моется Паша. Отдалённо различила, как он по неизменной привычке напевает, бодро перескакивая от одной мелодии к другой. Мгновениями его голос делался явственным, и Соня верила, что Паша рядом – хорошенько распарится, закрутится в полотенце, выйдет из душа и, довольный, расскажет что– нибудь занимательное.