Анна Сил: Баба-Яга, Сентябрь и прочие неприятности под Новый год

Глава 1 Карточка, снег и куриные ноги

Снег залепил глаза, забился в рот и за шиворот. Я отплевывалась, пыталась вдохнуть и понять, где верх, где низ. Мороз хлестал по лицу, шапка съехала на ухо, варежка куда-то делась. Я приподнялась на локтях – и застыла.

Прямо передо мной торчала куриная нога. Не игрушечная – огромная, лоснящаяся от инея, толщиной с дерево. На конце – когти, в которых могла бы поместиться я целиком.

Я зажмурилась. Открыла глаза снова.

Теперь ног было две.

И обе топтались, покачиваясь, будто нетерпеливо ждали меня.

– Прекрасно, – пробормотала я. – Переутомление, сотрясение и галлюцинации. Полный комплект.

Ноги разогнулись, скрипнули, и из снежной пелены выступили бревенчатые стены с окошками и перекошенной дверью. Воздух дрогнул. В сугробе что-то сердито заскрипело – низко, хрипло, как ворчание старухи, которой наступили на подол.

– Ну что ты разлеглась, а? – произнес кто-то сверху.

Я дернулась.

Голос был нечеловеческим. Он гремел и дребезжал, будто заговорил сам лес.

– Холодно, между прочим. И на собрание опаздываем.

– Кто… кто это? – выдохнула я.

– Кто-кто! – передразнил голос. – Избушка, конечно. А теперь вставай. Валяться некогда.

Одна из куриных ног взметнулась и неожиданно мягко, но весьма решительно подтолкнула меня под пятую точку.

Мир перевернулся. Я шлепнулась на пол – теплый, пахнущий дымом, сухими травами и вековой пылью. Над головой застонали бревна, что-то звякнуло и покатилось.

– Ай! – вырвалось у меня. – Ты что, с ума сошла?!

– Не я, а ты, – сухо отрезала Избушка. – Завалилась в снег, как мешок картошки. Сиди ровно и держись – трогаемся.

Пол дрогнул. Стены заохали, как старые кости, и комната, если это можно было назвать комнатой, двинулась.

Доски подо мной ходили волнами, в ушах звенело, голова ныла. Я ухватилась за ближайший табурет, чтобы не скатиться в угол.

Что вообще происходит?

Я закрыла глаза, и мир качнулся снова, но уже внутри меня.

Запах дыма сменился запахом кофе и корицы. Перед глазами вспыхнули гирлянды, шумная площадь, снег, киоск с пирожками.

Я шла на работу.

Утро. Морозный воздух, под сапогами слякоть.

Ветеринар Яна Крылова, тридцать один год, хронически не замужем – зато с чувством долга и пакетом собачьего корма в сумке.

Хороший человек, если не считать, что в холодильнике опять грустили два яйца и полбанки кетчупа.

Я не спешила. Пешком спокойнее, чем на автобусе, где пахнет чужими духами и чьими-то ссорами.

Я любила свою работу – любила, когда хвост начинает вилять после укола, когда кот перестает дышать хрипло, когда хозяева плачут от облегчения.

Просто вечерами становилось одиноко. Открываешь дверь – и там ни лап, ни шагов, ни голоса. Только свет холодильника и новости.

На углу включили гирлянды. Пахло елкой, сладкой ватой и детством.

Я остановилась.

Так, наверное, смотрят те, кто все еще верит в чудеса.

У ближнего прилавка сидела пожилая женщина: руки в перчатках без пальцев, шаль на плечах, тонкое лицо с выцветшими глазами. Перед ней пирожки и несколько мешочков с засушенными травами. Никто не останавливался.

Я подошла. Женщина подняла голову и улыбнулась, мягко, так, будто давно ждала именно меня.

– Угощайся, дочка. Пирожки свежие, с капустой, – сказала она сиплым голосом, похожим на вздох старого самовара.

Я колебалась. Завтракать на улице, да еще с чужих рук – не лучшая идея. Но взгляд у нее был такой ласковый, что рука сама потянулась к кошельку.

– Сколько?

– Да копейки. Главное, чтобы поела. Мороз какой сегодня.

Пирожок был горячим и пах маслом. Я только взяла его, как женщина сунула мне под нос колоду маленьких картонок.

– А теперь вытягивай.

– Простите?

– Карточку, судьбину свою. На счастье.

– Я не верю во все это, – пробормотала я.

– А ты и не верь. Судьба не обижается, когда в ней сомневаются, – сказала женщина с неожиданно хитрым прищуром.

Я поколебалась секунду. Потом все-таки вытянула карту, чтобы отвязаться.

Бумага была шершавая, теплая, пахла дымом и засахаренными орехами.

На карточке тонкими буквами было написано:

«Твой суженый – Дева. Жди сентября.»

– Сентября? Прекрасно, – фыркнула я. – Самое подходящее время для жениха.

– Так оно и бывает, – сказала женщина. – Счастье приходит, когда его совсем не ждут.

Я сунула карточку в карман, поблагодарила и пошла дальше.

Никакого чуда. Никакого знака. Просто старушка, которой хотелось поговорить.

Но запах орехов почему-то не рассеялся. Будто кто-то невидимый дышал мне в воротник.

Я только подумала, что пора бы и поторопиться, – и в тот же миг меня толкнули в спину.

Снег взвился.

Ноги поехали.

Холод ударил в лицо, рот, глаза – белое, глухое, без звука.

…и вот я оказалась на полу странного, бесконтрольно передвигающегося сооружения с куриными ногами и отвратительно невежливым характером.

Глава 2 Совет хозяйственных дел

Пол подо мной еще дрожал, будто у избы были собственные нервы, и она только что пережила стресс посильнее моего. Я осторожно поднялась на колени, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Ну да, великолепно: уже не просто вижу невозможное, а реагирую на него как будто это… нормально?

Я огляделась. Комната оказалась небольшой и удивительно уютной. Бревенчатые стены чуть перекошены, но так по-домашнему, что даже странно. В углу белела широкая русская печка – настоящая, с лежанкой, с ровным теплом, как в деревне у бабушки. На стенах висели пучки трав: мята, зверобой, чабрец – пахли летом, хотя вокруг явно была зима.

– Ну, насмотрелась? – раздраженно спросил голос.

Я вздрогнула так, что едва не опрокинула табурет. Голос, кажется, исходил сразу отовсюду: от пола, от стен, снизу из-под лежанки.

– Хозяйка называется… – проворчал он. – Вместо того чтобы порядок навести, сидит и хлопает ресницами.

Раздражение вспыхнуло во мне раньше страха – яркое, нервное, как от слишком громкого будильника.

– Так… – выдавила я, цепляясь за ножку стула. – Это… не галлюцинация?

– Галлюцинация – это твоя жизнь до этого момента, – отрезала Избушка. – А здесь у нас все по-честному. Собирайся, Бессмертный велел быть к двенадцати.

Я моргнула.

– Кто?

– Кощей, – возмущенно скрипнула Избушка, будто я задала вопрос уровня «а что такое гравитация». – Имя – Кощей. Фамилия – Бессмертный. Все ясно?

Нет. Не ясно. Абсолютно ничего не ясно.

Но это было слишком много даже для паники, мозг просто попытался взять ситуацию под контроль.

Я автоматически проверила пульс – ровный, стабильный. Дыхание – есть. Пальцев десять. Это странно утешило, может, я действительно не сплю.

– Так… спокойно… – пробормотала я, массируя виски. – Симптомы оценить… логически подумать…

– Приехали! – бодро объявила Избушка, тормозя так резко, что я чуть не поцеловала пол.

Дверь распахнулась, впуская порыв морозного воздуха. Я открыла рот – объяснить, что мне нужно хотя бы пять минут прийти в себя, проверить зрение, координацию…

– Спросишь там про дороги! – перебила Избушка. – Пусть уже начнут чистить, а то только налоги собирать горазды!

Я даже не успела возмутиться: какие дороги?!

Куриная нога мягко, но настойчиво подтолкнула меня к выходу, и я шагнула наружу, потому что выбора у меня все равно не было.

Передо мной стояло каменное здание с высокими арочными окнами и табличкой над входом: «Совет хозяйственных дел». Снег вокруг был расчищен до блеска – аккуратно, ровно, словно кто-то с утра прошелся огромным деревянным скребком.

Изба позади фыркнула так выразительно, что я едва не оглянулась.

– Не забудь про дороги! Скажи, что я возмущена! Я, между прочим, на куриных ногах, а не на санях!

Я уставилась на дверь Совета, потом на Избу, потом снова на дверь.

– Я вообще не должна тут быть… – прошептала. – Я ветеринар. Я и на собрания ТСЖ-то не хожу…

Но дверь сама приоткрылась, словно приглашая.

Внутри было тепло и очень буднично. Я зашла – медленно, будто боялась спугнуть нормальность.

Длинные столы, лавки, кипящий самовар в углу. Никаких костей, огненных шаров и шепчущих духов. Даже запах был обычный: чай, дерево, чуть сушеных грибов.

И только потом я заметила, что люди были не люди.

Тридцать три богатыря, одинаковые как близнецы, в тулупах, плотных валенках, и с совершенно серьезными лицами, наводили порядок: ставили стулья, поправляли ковер, выносили мусор.

Буднично. Без героизма. Как работники домоуправления.

Я сглотнула и на цыпочках прокралась к ближайшей лавке, села на самый край, будто боялась, что скамейка сдаст меня с потрохами.

Это сон.

Это точно сон.

Пожалуйста…

– Начинаем, – раздался в глубине зала строгий голос.

Я подняла глаза и увидела Кощея.

Не злодея из сказок, а мужчину лет пятидесяти с короткой стрижкой: высокий, седой, в темной рубахе и жилете, с папкой под мышкой.

Выглядел он не как скелет, а как мужчина, уставший от бюрократии.

– Вопросы по снабжению? – спросил он. – Жалобы? Предложения?

Я вжалась в лавку, пытаясь стать ничем – воздухом, пылью, тенью.

Но слова Избы навязчиво крутились в голове:

«Не забудь про дороги!»

И в тот момент, когда наступила тишина, мучительно долгая, я почувствовала, как рука сама предательски поднимается.

Кощей посмотрел прямо на меня.

– Да? Новенькая. Что хотели?

Я сглотнула.

– Д… дороги. То есть… дороги чистят плохо. Очень плохо. Изба… то есть… кое-кто жалуется. Мы ехали… а снег… ну…

Кощей кивнул серьезно, как будто я сказала что-то чрезвычайно важное.

– Записано. Разберемся.

Никто не засмеялся.

Никто даже не улыбнулся.

И от этого стало еще страшнее.

Тишина продержалась три секунды, не больше.

Первым вскочил водяной – тяжелый, мокрый, с каплями на бороде, которые тут же натекли лужицей под лавкой.

– Она нарочно подняла уровень воды! – ткнул он пальцем в сторону кикиморы, сидевшей напротив. – У меня плотину смыло, сети унесло, рыба в панике!

– А нечего было русло засорять! – огрызнулась кикимора, вскочив следом. – У меня болото перемерзло! Зайцы шастают, кору грызут, а ты знаешь, что бывает, когда коры нет?!

В зале поднялся шум. Тридцать три богатыря переглянулись и слегка напряглись, на случай, если кто-то полезет в драку.

Кощей тяжело вздохнул и постучал костяшками по столу.

– Семейные разборки и экологические войны после собрания, – произнес он устало. – Здесь обсуждаем хозяйственные вопросы, а не кто кому болото переморозил.

Водяной сердито булькнул, кикимора поджала губы, но оба сели на места, как школьники после замечания директора.

Следующими заговорили гномы, по очереди жалуясь на отсутствие инспектора, которого сами же в прошлом году завалили породой.

Сцена походила одновременно на серьезный отчет и на комедию.

Я чуть расслабилась, только на секунду, потому что чужой конфликт всегда действует лучше валерьянки.

Пока не поняла: я – часть всего этого.

Когда шум улегся, Кощей вновь посмотрел на зал:

– Еще вопросы по существу? Если нет, продолжаем работать: завалы разбираем, тропы чистим, домовых кормим, деревенских не пугаем. Все ясно?

Толпа одобрительно зашевелилась: посохи, копыта, хвосты – каждый по-своему.

Я все еще сидела, боясь даже вдохнуть громче.

И, конечно же:

– Яна Крылова, останьтесь на минутку.

У меня внутри что-то хрустнуло.

Паника? Нерв? Остатки здравого смысла?

Когда зал опустел, я подошла к столу осторожно, будто боялась, что земля под ним провалится.

Кощей открыл толстую книгу – деловито, спокойно.