Татьяна Михаль: После развода

ГЛАВА 1

* * *

– МАРГАРИТА —

Сегодня годовщина со дня нашей свадьбы.

Пятнадцать лет.

Они пролетели как одно мгновение.

Я стояла перед зеркалом в спальне, поправляя золотую сережку с бриллиантом, и ловила себя на мысли, что улыбаюсь как дура.

Глупая, счастливая дура.

На столе в гостиной уже горели свечи в серебряном подсвечнике, а по дому струился томный аромат фирменного блюда моего мужа – утки.

Арсений запретил мне заходить на кухню под страхом страшной кары.

– Рита, ты готова? – донёсся его голос, бархатный, с лёгкой хрипотцой, от которой по коже всегда бежали мурашки.

– Иду! – крикнула в ответ, последний раз взглянув на своё отражение.

Платье тёмно-бирюзовое, шёлковое, облегающее, он подарил его месяц назад, сказав, что это под «цвет моих глаз после дождя».

Я тогда рассмеялась: «После дождя? А в ясную погоду цвет какой?»

Он серьёзно посмотрел на меня и ответил: «В ясную погоду в твоих глазах цветет весь мир».

Вот он, мой муж – успешный IT-магнат, умеющий ворочать миллионами, и романтик, способный растворить сердце в одной фразе.

Я вышла в гостиную, и дыхание перехватило.

Гостиная была превращена в уголок дорогого ресторана.

На полу лежали лепестки роз, ведущие к столу, на котором стояли хрустальные бокалы, а в вазе – огромные, небесно-голубые гортензии, мои любимые.

А посреди всего этого стоял он.

Арсений.

Мой Арс.

В его голубых глазах плясали отсветы свечей, а в руках он держал не вино, а… старую, потрёпанную фотографию.

– Помнишь? – тихо спросил он, протягивая её мне.

Я её взяла.

На снимке были мы – два двадцатипятилетних счастливых идиота.

Мокрые до нитки, обнимаемся на палубе прогулочного катера, попавшего под внезапный ливень.

Я в прозрачной от воды белой блузке, он прикрывает меня своим пиджаком.

У нас не было денег на такую прогулку, но мы все равно её совершили, потратив последние средства.

– Это был лучший день в моей жизни, – выдохнула я, проводя пальцем по нашему залитому дождем и смехом лицам.

– До сегодняшнего, – поправил он и взял мои руки в свои.

Его пальцы были тёплыми, знакомыми до каждой черточки.

– Пятнадцать лет, Рит. И я люблю тебя больше, чем в тот день. Сильнее. Глубже.

У меня к горлу подкатил комок.

Мы сели за стол, и он сам налил мне вина, рассказывая, как весь день готовил ужин, утку в медовом соусе, как я люблю.

Он говорил, вспоминал.

Наше первое свидание, когда он опоздал на час.

Нашу свадьбу в маленьком загородном доме.

Как мы покупали эту квартиру и ночевали на полу в наших походных спальных мешках, потому что мебель ещё не привезли.

– Я тогда смотрел на тебя, спящую, и думал, вот оно. Моё богатство. Вот он, мой дом, – его голос дрогнул, и он отвёл взгляд, сделав глоток вина.

– Арсик, что с тобой? – я наклонилась к нему, беспокоясь.

Он встретил мой взгляд, и в его глазах было что-то неуловимое.

Глубокая, почти болезненная нежность.

– Со мной всё так хорошо, что даже страшно, – признался он и поймал мою руку, прижал ладонь к своим губам.

Его поцелуй в самую середину руки вызвал толпу мурашек.

– Просто я иногда забываю тебе говорить. Говорить, какая ты у меня… невозможная… любимая…

Ужин прошёл в облаке какого-то сладкого, почти дурманящего опьянения.

Мы не пили много, но пьянели друг от друга.

От взглядов, от прикосновений, от разговоров и воспоминаний.

Потом он притянул меня к себе и поцеловал.

Это был не просто поцелуй.

Это было падение, медленное, сладкое, бездонное.

Мои пальцы вцепились в его волосы, и я почувствовала, как всё внутри меня замирает, а затем вспыхивает с новой силой.

– Я так хочу тебя, – прошептал он мне в губы, и его руки скользнули под шёлк моего платья, обжигая кожу. – Все эти пятнадцать лет. Каждый день. Как в первый.

Он поднял меня на руки, как невесту, и понёс в спальню, не прерывая поцелуя.

В воздухе витало что-то отчаянное, истеричное.

Будто мы боялись, что этот миг ускользнёт.

В спальне он раздевал меня медленно, благоговейно, осыпая каждый освобождённый от одежды участок кожи поцелуями.

Его губы обжигали ключицы, скользили по линии груди, остановились на соске.

Я вскрикнула, когда его горячий рот закрылся вокруг него, а пальцы в это же время скользнули вниз, под атлас трусиков.

– Арсений… – простонала я, уже не в силах выносить эту сладкую, медленную пытку.

Он вошёл в меня не сразу.

Сначала заставил меня пройти через все круги блаженства.

Его язык выписывал узоры на моём животе, его пальцы находили самые чувствительные точки, доводя до дрожи, до предвестников оргазма, но не давая ему наступить.

Я металась под ним, умоляя, плача от переизбытка ощущений.

– Я люблю тебя, – не переставал шептать он, и каждое его слово было лаской. – Моя Рита. Моя родная жена.

Когда он, наконец, вошёл в меня, это было похоже на возвращение домой. Идеальное, полное слияние.

Он двигался с какой-то первобытной, животной силой, но в его глазах была такая нежность, что сердце сжималось от боли.

Я обняла его за плечи, впиваясь ногтями в напряжённые мышцы, отвечая ему с той же яростью, тем же отчаянием.

Мы будто пытались вобрать друг друга в себя, раствориться, исчезнуть.

Волна накатила внезапно, сокрушительно.

Она поднялась из самых глубин моего существа, вырывая крик, в котором смешались и его имя, и слёзы, и что-то невыразимо прекрасное.

Я чувствовала, как сжимаюсь вокруг него, и в этот же миг услышала его низкий стон, он достиг пика вслед за мной, залив меня волной горячего наслаждения.

Мы лежали, тяжело дыша, облитые потом, не в силах пошевелиться.

Он не отпускал меня, прижимая к себе так крепко, будто боялся, что я испарюсь.

– Спи, Рита. Отдыхай, – прошептал он, целуя меня. – Я здесь.

Я прижалась щекой к его груди, слушая знакомый, убаюкивающий стук его сердца.

В голове не было ни одной тревожной мысли.

Только абсолютная, оглушающая радость и уверенность.

Уверенность в нём. В нас. В нашем будущем, которое простиралось вперёд, такое же светлое и прочное, как эти пятнадцать лет.

Я заснула счастливая.

Самым счастливым человеком на земле.

Последнее, что я почувствовала, прежде чем погрузиться в сон, было его лёгкое, едва уловимое касание губами к моим губам и шёпот: «Прости».

Но сон уже уносил меня, и я решила, что мне просто показалось.

* * *

Я проснулась от того, что в спальню вплыл божественный аромат.

Чуть горьковатый, обволакивающий, аромат свежесваренного кофе.

Арсений. Он всегда готовил кофе по утрам в выходные.

Это был наш маленький ритуал.

Я потянулась, и по телу разлилась приятная, ленивая истома.

Мышцы ныли от вчерашней страсти, напоминая о каждом прикосновении, каждом поцелуе.

Я уткнулась лицом в его подушку, всё ещё хранившую запах его одеколона и что-то неуловимо родное, только его.

И засмеялась от счастья.

В памяти всплывали обрывки его вчерашних слов: «Мое богатство… Мой дом… Единственная…»

Я ощутила крылья за спиной.

Хотелось распахнуть окно и закричать всему спящему городу: «Я люблю! И меня любят!»

Пятнадцать лет, а ощущение было, будто мы только вчера встретились, и этот мир принадлежит только нам двоим.

С лёгким сердцем я поднялась с кровати, умылась, глядя на своё сияющее, немного смущённое отражение в зеркале.

Накинула любимый шёлковый халат цвета шампанского, он говорит, что в нём я похожа на богиню утра.

Провела рукой по шёлку, представляя, как сейчас обниму его, прижмусь к его сильной спине, пока он стоит у плиты, и мы вместе выпьем этот кофе, смеясь над какими-то глупостями.

С улыбкой, идущей из самой глубины души, я вышла на кухню.

– Арс, любимый, этот запах сводит меня с ума… – начала я, но голос замер на полуслове.

Он стоял у большого панорамного окна, спиной ко мне, глядя на просыпающийся город.

В руке он сжимал чашку с кофе, но, похоже, не пил из неё.

Поза была напряженной, плечи были каменными.

– Доброе утро, Рита, – произнёс он, и его голос прозвучал чуждо, плоско, без единой эмоции.

Он медленно обернулся.

Лицо…

Боже, его лицо было серым, осунувшимся, будто он не спал всю ночь.

А в глазах поселилась пустота.

Та самая, что бывала у него только в моменты самых тяжёлых кризисов в бизнесе.

Но сейчас в них было что-то ещё. Что-то непоправимое.

Лёгкие крылья за спиной мгновенно обломились, и в душу прокрался ледяной червь смутной тревоги.

– Рита, нам нужно поговорить, – прозвучал его голос. Звучало как приговор. Тихо, чётко, без права на обжалование.

Мир сузился до размера кухни.

Громко застучало сердце.

– Бог мой, родной, что случилось? – выдохнула я, подбегая к нему.

В голове пронеслись самые страшные мысли. Рак. Банкротство. Смертельная болезнь. Я схватила его руку, она была холодной.

– Скажи мне! Мы всё преодолеем, как всегда! Вместе!

Он резко, почти брезгливо, высвободил свою руку из моей и отошёл на шаг, глядя куда-то мимо меня, в стену.

– Я ухожу, Рита. И подаю на развод.

Воздух перестал поступать в лёгкие.

Словно кто-то выдернул вилку из розетки, и всё внутри резко отключилось.

– В… в смысле? – прошептала я, не в силах понять простые слова.

Они отскакивали от сознания, как горох от стенки.

Он тяжело вздохнул, провёл рукой по лицу.

В его движениях была усталость века.

– Прости, что вот так… резко. Но я не могу больше. Я не вижу нашего будущего.

– Какого ты не видишь будущего? – голос мой дрогнул. – У нас есть будущее! У нас есть всё! Вчера… вчера ты…

– Вчера было прощание! – отрезал он, и в его голосе впервые прозвучала металлическая нотка. – Я не мог просто так тебя оставить…

Он замолчал, собираясь с мыслями, а я стояла, как истукан, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

– Я хочу ребенка, Рита. Мы пытались пятнадцать лет. У нас ничего не вышло. Врачи разводят руками. Я не вижу смысла в браке, который не может дать мне моего продолжения.

От его слов, холодных и отточенных, будто заученных, у меня застыла кровь в жилах.

– Но… но мы же… мы же любим друг друга! – вырвалось у меня, и это прозвучало так наивно, так глупо, что мне стало стыдно за свою непроходимую дурость.

– Любви недостаточно, – безжалостно парировал Арсений. – Я встретил другую. Она молода. Здорова. И… плодовита. Мы уже были у врача. Он подтвердил, что с ней никаких проблем не будет. Она может родить мне столько детей, сколько я захочу.

Он говорил, а я слушала и не верила своим ушам.

Это был сон. Кошмар. Не могло этого быть.

Не мог мой Арс, который вчера целовал мои плечи и шептал о вечности, сейчас так хладнокровно, по пунктам, рассказывать мне о своей… плодовитой суке.

– Рита, пойми, – его голос на мгновение смягчился, став почти жалостливым, и от этого стало ещё больнее. – Она может дать мне то, о чём я мечтаю. То, чего ты мне дать не сможешь. Никогда.

Последнее слово повисло в воздухе тяжёлым, отравленным колоколом.

«Никогда».

Ступор, длившийся вечность, начал медленно, с чудовищным скрипом, сменяться чем-то другим.

Чем-то тёмным, едким и обжигающе холодным.

Это была ярость. Та самая, первобытная ярость женщины, которой только что плюнули в душу, растоптали её любовь, её веру, её пятнадцать лет жизни, и все это – за одну ночь.

Я медленно подняла на него взгляд.

И, должно быть, в моих глазах было что-то такое, что заставило его отступить ещё на шаг и наконец-то встретиться со мной взглядом.